– Хочу, чтобы у меня было право голоса. Например, по поводу отделки, да и всего остального тоже.

Мне хочется воздать должное этому месту и бабулям.

– Нам, конечно, придется учитывать бюджет, но твое предложение достаточно разумно.

Я фыркаю:

– Разумность – это не то, что мы обычно возбуждаем друг в друге.

Мы стоим рядом, грудь к груди.

– Может, отнесемся к данной ситуации как к долгой асексуальной ролевой игре?

– То есть к чему в определенный момент приходит большинство браков?

– Поиграй со мной в дом, – просит Дикон.

Я приподнимаю бровь.

– Да ладно тебе! Ты в детстве никогда не играла в дом? – Уголок рта Дикона приподнимается. Я допиваю остатки кофе. – Нужно притвориться мужем и женой и вести дом, как посчитаем нужным. Всякий раз, когда один из нас хочет придушить другого, мы притворяемся, что у нас настоящая семейная ссора, и ведем себя соответственно.

Если не считать варианта, что мы меняем дома, и каждый новый дом больше и лучше прежнего, чтобы разойтись по разным углам как можно дальше друг от друга… я бы не сказала, что у меня много примеров, на которых стоит научиться здоровому разрешению конфликтов в браке.

В памяти всплывают непрошеные воспоминания, накладываются одно на другое: разные дома и разный возраст, а я одна в своей комнате с включенной на полную громкость музыкой и в окружении мягких игрушек или шикарных вещей, которые служили заменителями семьи. Моя версия игры в дом состояла из этого, а еще из того, что я смотрела на дверь своей комнаты и ждала, пока кто-нибудь из родителей не выберет меня, чтобы поделиться эмоциональной энергией. Помню, как с возрастом я начала понимать, что такое деньги. Осознавая, что, хотя их предостаточно, нигде не ощущается такой пустоты, как у нас дома.

Уверена, что это чувство накапливалось постепенно, а не возникло за несколько мгновений, но хорошо помню тот день, когда мое собственное одиночество изменилось и стало ощущаться как злость. Репетитор, к которому я ездила на автобусе три раза в неделю, уехал в отпуск, поэтому я предупредила родителей, что меня нужно будет забрать из школы. Когда никто не появился, я несколько раз позвонила маме из кабинета администрации, но так и не получила ответа, так что из школы стали звонить моему отцу. Он, разъяренный донельзя, забрал меня, а через несколько минут на подъездную дорожку за нами въехала мама, пребывающая в полном неведении.

Как оказалось, во время занятия с тренером ее мобильный находился в режиме «Не беспокоить», а потом она задержалась, чтобы перекусить и пообщаться с подругами, забыв включить уведомления. Она дошла до конца объяснения, не осознавая и не признавая, что тоже про меня забыла. Папа набросился на нее за то, что его выдернули с деловой встречи, а меня отправили в мою комнату.

Мне всегда казалось, что, если я буду делать все, чего от меня ожидают, буду хорошей, буду причинять как можно меньше неудобств и как можно меньше требовать, тогда, возможно, для меня найдется местечко между ними. Вместо этого злость стала моей безмолвной спутницей, я облачилась в нее словно в саван. Я принимала родительскую любовь везде, где только могла, и обычно она проявлялась в виде гордости, когда мне удавалось сделать что-то впечатляющее.

Теперь для разнообразия хочется произвести впечатление на саму себя.

– Я думаю, что в память о бабулях мы справимся. А ты как считаешь? – говорит Дикон.

От меня не ускользает ирония, когда я произношу:

– Согласна.

7

Пять дней спустя

ЛАРИНН

Есть одна крошечная деталь, на которую мы оба не обратили должного внимания, прежде чем прийти к соглашению. Как мы будем уживаться друг с другом?

– Неужели так сложно убрать из раковины свою омерзительную щетину? – взвываю я, когда захожу в ванную и вижу оставленный Диконом беспорядок.

– Примерно так же сложно, как не оставлять омерзительно длинные пряди ведьминских волос, облепившие все стены душевой кабины! – парирует Дикон, на его виске пульсирует жилка, волосы еще влажные после душа.

Можно смело сказать, что мы изо всех сил стараемся быть добрыми соседями.

– Привет, голубки! Через сорок пять минут мы уже должны быть в пути! – кричит из гостиной Элис. – Дикон, раз ты, похоже, уже готов, не сходишь за кофе для всех?

– Мне покрепче, mon crétin^[15], – мурлычу я тихо, чтобы Элис не расслышала.

– Не премину плюнуть в него, сахарочек, – произносит Дикон, передразнивая меня, в его тоне слышится отголосок прежнего акцента, а звук «р» исчезает с ленивым презрением.

– Кстати, ты, кажется, плохо побрил спину.

– Спину я не брею, – в замешательстве отвечает Дикон, но все равно слегка поворачивается и бросает взгляд мимо меня, чтобы посмотреть в зеркало.

Я злобно усмехаюсь, затем с невинным видом пожимаю плечами и захлопываю дверь ванной перед его свежевыбритой физиономией. Прислоняюсь к двери, пытаясь отдышаться. Увы, даже туповатое выражение лица Дикона не доставляет мне должной радости. Запах его геля для душа окутывает ароматным облаком, и приходится напомнить себе – я не собачка Павлова, чтобы рефлекторно раздеваться.

Честно говоря, первые полтора дня прошли замечательно. Мы подали заявление о получении брачной лицензии и стали вежливо обхаживать друг друга. Я купила кое-какие основные продукты, чтобы не посягать на запасы продовольствия Дикона, состоящие, впрочем, большей частью из снеков и мяса во всех видах, а он заказал запасные ключи. На следующий день после того, как мы заключили соглашение, ему пришлось уехать по делам в кемпинг. В глубине души мне очень хотелось спросить, не собирается ли Дикон рассказать о нашем соглашении своей маме, но я не могла решить, как отнестись к любому из возможных ответов, и потому промолчала. К тому же в тот день у меня была первая рабочая смена в «Кофе и разговорах», и, несмотря на некоторые трудности с запоминанием деталей процесса – кассы, эспрессо-машины, оптимального способа вспенить молоко для идеального латте, это оказалось здорово. Возможно, мне просто понравилось работать бок о бок с Элис, но к концу дня я была вне себя от радости, что все получилось.

А вот на третий день все пошло наперекосяк. Я вновь проснулась на диване, на этот раз с болью в шее, и меня тут же смутил доносящийся из коридора звук: как будто Дикона сначала рвало, а потом он начал энергично сморкаться.

– Ты там в порядке? – крикнула я, все еще сонно моргая.

Он высунулся из ванной, голый по пояс и с зубной щеткой во рту. Я вдруг заметила, какая рельефная у него грудь.

– Ну да. А что?

– Такие звуки доносятся, словно из тебя изгоняют злых духов.

Дикон обиженно надулся, не выпуская изо рта щетки.

– Не все умеют подавлять рвотные рефлексы, Ларри.

Вот козел!

– Очень мило.

– Да, дорогая, – произнес Дикон, многозначительно играя бровями. – Так и есть.

– Ты омерзителен, – тихо пробормотала я, направляясь на кухню, нуждаясь в кофеине и хоть какой-то защите перед общением с Диконом. Впрочем, из-за того, что в доме нет звукоизоляции, он все равно меня услышал.

– Господи, жду не дождусь нашей совместной старости! – пропел он.

Я залпом проглотила кофе в гостиной и целую вечность сдерживалась, чтобы не описаться, пока Дикон наконец не вышел из своей комнаты, свежий и полностью одетый. А я сидела, растрепанная и неопрятная, с переполненным мочевым пузырем и волосами, стянутыми в хвост, который за ночь съехал куда-то за ухо.

– Я скоро вернусь, сладкие губки, – сообщил Дикон. – Душ слегка пошаливает, поэтому вот инструкции.

Он бросил записку на стол и послал мне воздушный поцелуй.

– Буду скучать по тебе каждую минуту, пока ты не вернешься, mon amour^[16], – в тон ему ответила я и тоже послала поцелуй, переходящий в непристойный жест.

– Если, конечно, будешь очень хорошей девочкой, – сказал Дикон и смылся, прежде чем я успела что-либо возразить.

Едва закончив свои утренние дела, я позвонила на работу Элис.

– Как ты вообще живешь вместе с парнем? – взвизгнула я, когда та ответила. – Кстати, привет, ты занята? Есть время?

– Сейчас восемь утра, и это кофейня. Конечно, я занята. Но я ждала твоего звонка, – сказала она со смехом.

– Элис, он отвратителен! У него дырявые полотенца! А еще комковатая подушка на диване и две сплющенные на кровати! В ванной всего два флакона: один с гелем для душа, а другой – с шампунем и кондиционером, два в одном.

Она рассмеялась, заглушая шум суеты на заднем фоне.

– Дженсен тоже был таким, пока не переехал ко мне. Теперь он засыпает в шелковой маске для глаз под генератор белого шума и на четырех подушках, а еще ежедневно ухаживает за кожей не меньше, чем я. У Дикона, по крайней мере, есть каркас кровати. О, помяни черта, и он тут как тут!

– Что такое? Кто там?

Я надеялась, что Элис имела в виду Дженсена, но затем услышала, как телефон переключился, и из трубки раздался голос Дикона:

– Уже соскучилась? Я же сказал, что скоро вернусь. Согревай постель и оставь дверь открытой.

– Обойдешься. И для начала установи дверь!

– М-да, нам нужно поработать над твоим умением говорить непристойности.

Повесив трубку, я заорала в подушку. Она не заглушила мой крик, потому что была толщиной в полдюйма.

Остаток дня я провела, яростно отмывая свою «Хонду» и пытаясь избавиться от всего, что вызывало у меня тревогу, раздражение и (что удивительно) чувство легкого эмоционального подъема, а потом поехала на ближайшую стоянку Cash4Cars^[17]. За машину я выручила всего лишь несколько тысяч, но пока было неясно, сколько времени понадобится, чтобы оформить свидетельство о браке и получить чек из трастового фонда. Так у меня хотя бы появилась возможность отдать Дикону часть денег в знак доброй воли, а себе оставить небольшую сумму на личные расходы. Кроме того, все необходимое находится здесь в шаговой доступности, и даже с деньгами из фонда расходы на ремонт дома придется периодически восполнять. Было неплохо сэкономить как на автомобильной страховке, так и на бензине, особенно если в результате я смогу позволить себе медстраховку (ясное дело, когда отец поймет, что все еще платит за мою, то непременно ее аннулирует!) и полноценное питание на какое-то время.

Со стоянки я уезжала на «Убере», ощущая странную необратимость. Приобретение «Хонды» было одной из первых задач, с которыми мне пришлось справляться самостоятельно. Продав часть мебели, я смогла купить машину и еще внести арендную плату за милую квартирку, за которую до этого платил отец (разорвать договор аренды не рискнула, это обошлось бы слишком дорого).

В тот вечер я вошла через дверь (отсутствующую) с гордо поднятой головой, обнаружила на диване Дикона, который лежа смотрел на телефоне спортивный канал, и положила ему на грудь четыре тысячи долларов, оставив тысячу себе. Он хмуро посмотрел на деньги, затем на меня.

– Чем это ты сегодня занималась? – спросил он.

– Знаю, этого мало, но все-таки. – Я кивнула на пачку денег. – Жест доброй воли.

– Ты ограбила церковь?

– Что? Нет, Дикон, – нетерпеливо сказала я, – это заявление. Своего рода знак, что я буду честно выполнять наш договор и что у меня серьезные намерения.

– Да я шучу, Ларри, смотри не лопни от злости, – протянул он, переводя взгляд на телефон. – И где ты столько достала? Занялась черной магией? Убила человека?

Пока нет.

– Я продала свою машину, как и обещала.

При этих cловах Дикон сел, свесил ноги с дивана и озадаченно посмотрел на меня снизу вверх.

– Почему ты так на меня смотришь? – поинтересовалась я.

– Э-э, потому что не считаю это необходимым шагом?

– О чем это ты? Я же сказала, что планирую ее продать, в тот же день, когда приехала!