На Диконе какие-то нелепые солнечные очки с оранжевыми поляризованными линзами, за которыми не видно глаз, но, клянусь, он следит за каждым моим движением.

– Так вы знакомы? – спрашивает Дженсен, и его голос звучит еще радостнее.

– Да, – говорит Дикон. – Привет, Ларри! Давно не виделись.

Он елейно улыбается, и я, не сдержавшись, фыркаю. Вот ведь сволочь! Терпеть не могу это прозвище!

– Значит, все готовы? – спрашивает Джун.

– Да, – отвечаем мы с Диконом в унисон, прежде чем разойтись по своим сторонам площадки.

Мы… на удивление равны.

Дикон – превосходный нападающий, но предсказуемый. Он постоянно стремится нанести атакующий удар, почти всегда бьет как можно сильнее и дальше и не нарушает правила. Однако ему не достает ловкости или стратегического мышления. Мне трижды удалось блокировать его удары, а ему мои – только два, но на последнем блоке я повредила палец, и теперь он болезненно пульсирует.

– Черт! – тихо ругается Дикон, когда Джун перекидывает через его блок мяч. Дженсен ныряет за ним, но не успевает.

– Да! – восклицаю я, окидывая Дикона таким же самодовольным взглядом, каким он много раз одаривал меня.

Высунув кончик языка, я улыбаюсь до ушей. На скулах Дикона ходят желваки, он сердито пинает песок, когда я забираю мяч и поворачиваюсь к Джун, чтобы порадоваться вместе с ней. Мы опережаем соперников на один удар, и это решающий момент в игре. Я перебрасываю мяч к конечной линии и понимаю, что мы собрали небольшую толпу. Ну и ладно, главное – не обращать внимания. Вытираю пот со лба тыльной стороной запястья, наслаждаясь тем, как соль и песок царапают кожу.

Делаю планирующую подачу, Дженсен ныряет за мячом и успешно пасует. Дикон пытается забросить крученый мяч в дальний угол, и я едва успеваю его отбить. Джун делает идеальный пас, я напрягаю ноги, взлетаю в воздух и с размаху бью по мячу. Дикон блокирует удар. Джун приходится нырнуть, чтобы отбить мяч. Мы движемся словно в ритмичном танце, обмениваясь ударами и вскрикивая от напряжения при каждом прикосновении к мячу. Такое ощущение, что это длится целую вечность. Ох! Я неправильно рассчитываю движение и переправляю мяч через сетку слишком слабо.

Немедленно отступаю назад, понимая, что расплата неизбежна. Дикон делает идеальный пас, Дженсен – столь же безупречную передачу, а затем Дикон взлетает. Время, кажется, замедляется. Каждый мускул под кожей Дикона напряжен, руки подняты как у лучника, готового выпустить стрелу. Странно завораживающее зрелище, думаю я, словно изображение Адама в Сикстинской капелле. Я пытаюсь понять язык тела Дикона, предугадать, куда он нанесет удар. Слежу за движением его вытянутой руки. Вижу, как он напрягается подобно сжатой пружине и бьет изо всех сил.

Я даже не замечаю мяча, который попадает мне прямо в лицо, не чувствую слабого хруста. Ничего не ощущаю, пока не вижу выражения лица Дикона, белки его глаз, внезапно оказавшихся без солнцезащитных очков. У него отвисает челюсть, губы белеют.

А потом мой нос взрывается болью.

ДИКОН

Голова Ларинн запрокидывается назад, и я мгновенно испытываю ужас, от которого подкашиваются ноги. Ни с чем не сравнимое чувство, настолько оно внезапное и жестокое. Хочется, чтобы поднялась огромная волна и поглотила меня с головой. Швыряю куда-то очки и замираю, как будто из моего тела испарилась вся кровь. Подбородок Ларинн вновь опускается, как в замедленной съемке, и мне становится еще страшнее. Ларинн смотрит на меня глазами цвета морской волны, заглядывает в самую душу, и я думаю, что лучше бы мне похоронить себя заживо в песке. Однако мои ноги, похоже, действуют независимо от мозга, потому что несут меня прямо к ней. Краем глаза замечаю невысокую блондинку, которая тоже бежит в ту сторону. Кажется, она клянет меня на чем свет стоит, но я не уверен.

Из горла сидящей на песке Ларинн вырывается тихий прерывистый плач, ее черные волосы, стянутые в конский хвост, сбились набок. Этот звук словно бьет меня под дых. И тут у нее из носа начинает идти кровь. Твою мать! Должно быть, волна все-таки приближается. Меня накрывает громкий шум, и, теряя сознание, я слышу: «Гребаный…»

А потом все погружается во тьму.

«…сукин сын! Наконец-то пришел в себя! Это ведь у нее течет кровь, а не у тебя, придурок!»

Я быстро моргаю, и чья-то рука касается моего лица. Девушка, которую я, кажется, видел в кофейне напротив, бьет меня по щекам, ее короткие платиновые волосы нимбом обрамляют голову. Делаю глубокий вдох, когда окончательно прихожу в себя, и сажусь, чувствуя, как осыпающийся песок щекочет мне спину. Поворачиваюсь влево, где все еще сидит Ларинн, задрав подбородок кверху и зажимая рукой нос. Ей удается метнуть в меня испепеляющий взгляд.

Нужно поскорее выговориться, пока я снова не увидел, как у нее идет кровь.

– Ларинн, прости, ты же была на другой стороне площадки пять секунд назад, честно, я не видел, как ты там оказалась, я не нарочно, БОГОМ клянусь! – выпаливаю я.

– Заткнись! Ей ни к чему твои оправдания! У тебя есть машина? – кричит на меня блондинка. – Ларинн срочно нужно в больницу!

– Машина? – слышу я свой голос.

– Ну да, четыре колеса, делает «вррум-вррум», когда едет, – гнусаво произносит Ларинн. Она говорит тихо и монотонно, однако голос звучит достаточно грозно, чтобы волосы у меня на затылке встали дыбом.

– Машина есть. Я поведу, – сглатываю я.

– Нет, я поведу, – возражает Дженсен. – Вдруг ты снова потеряешь сознание.

Он трусцой бежит к машине, по пути роясь в моей сумке в поисках ключей.

– А где Джун? – спрашиваю я, поднимаясь на ноги.

Протягиваю руку, чтобы помочь встать Ларинн, но та отталкивает мою ладонь. Светловолосая фея бросает на меня рассерженный взгляд, и на мгновение кажется, что она сейчас покраснеет и рассыплет сверкающую золотую пыльцу.

– Тот парень, – кивает Динь-Динь^[10] в сторону удаляющейся фигуры Дженсена, – сказал, что она тоже не выносит вида крови. Кстати, я Элис.

– Прости, мне ужасно жаль! – только и могу пробормотать я. – А я Дикон.

– Я так и поняла, – говорит Элис.

Подумаю об этом позже, решаю я, ведь, похоже, Ларинн упоминала обо мне. Интересно, рассматривает ли она мои фотографии в Интернете с таким же мечтательным и глуповатым видом, с каким я гляжу на ее снимки? Прямо сейчас я плетусь за ними к бетонной лестнице, которая ведет на главную улицу. Поднимаю с земли полотенце и шагаю позади Ларинн, прикрывая ее обтянутую трусиками-танга задницу от посторонних взглядов. Заметив это, Ларинн резко останавливается.

– Какого хрена ты делаешь? – рявкает она, и все ее лицо распухает, приобретая насыщенный бордовый оттенок. Боже милостивый! На одной щеке виднеются линии от волейбольного мяча. На другой, кажется, можно разглядеть логотип «Уилсон»^[11]. Нет, это, должно быть, мое воображение. Нечистая совесть горазда на всякие штуки.

– Прости, – вновь бормочу я.

– Телефон в шортах, – говорит Ларинн. – А шорты остались на пляже!

– Понял, сейчас принесу, – отвечаю я, радуясь, что могу хоть как-то помочь.

К тому времени, когда я возвращаюсь с ее шортами и телефоном, Дженсен уже подъехал, и Элис помогает Ларинн забраться в мой дерьмовый старый «Форд Бронко». Наверное, мне бы опять стало стыдно, не заметь я, что грудь Ларинн залита свежей кровью. Стараясь удержаться на ногах, протягиваю Ларинн ее шорты и свою рубашку.

– Держи, – хриплю я.

– Спасибо, – бормочет она в ответ, забирая у меня шмотки.

Паршивец Дженсен всю дорогу сохраняет спокойствие и поддерживает светскую беседу, чтобы отвлечься. По крайней мере, я так думаю. Когда подъезжаем к Доминиканской больнице, я уже знаю о жизни Дженсена больше, чем за весь предыдущий год, что был его другом. А еще я многое узнал об Элис, которая вдохновенно общается с Дженсеном. Все это время я сижу на заднем сиденье, уткнувшись лицом в ладони, и лишь иногда поднимаю голову, чтобы еще раз извиниться перед Ларинн.

Нас отправляют в переполненное отделение «Скорой помощи», отчего мое чувство вины только усиливается. Здесь полно людей со всевозможными летними травмами, горстка страдающих от вызванной непонятно чем рвоты и обычная толпа с кашлем. Придется проторчать здесь целую вечность. Медсестра в приемном покое выдает нам с Ларинн по больничному халату, чтобы мы могли прикрыться, а потом с сочувственной улыбкой протягивает Ларинн пакет со льдом. Элис с Дженсеном решают сгонять за едой, хотя мы об этом не просили.

– Отлично, – печально произносит Ларинн, когда они уходят, а потом сердито ворчит: – Вот уж спасибо!

– За что?

– Разве не понятно, что эти двое запали друг на друга? Оба воодушевились! Твой приятель почти не смотрел на дорогу, а то и дело поглядывал в зеркало заднего вида на Элис.

Ларинн опускается на больничный стул и вытягивает ноги. Элис отдала ей свои сандалии, когда выяснилось, что мы забыли обувь Ларинн на пляже, и они, похоже, на два размера меньше, чем нужно. Такие красивые ноги, как у Ларинн, я никогда не видел. Длинные, но при этом мускулистые. Хочется их погладить, посмотреть, есть ли на них веснушки, вроде тех, что я заметил на ее лице… Проклятье, лицо! Воспоминание о разбитом лице Ларинн и о том, что к этому привело, отвлекает меня от блуждающих мыслей.

– А если он еще в нее не влюбился, то скоро влюбится, – добавляет Ларинн.

– И тебя это огорчает? – интересуюсь я.

Внезапно меня бросает в жар. Вдруг она сама надеялась закрутить роман с Дженсеном?

Ларинн пытается состроить гримасу и шипит от боли.

– Ничего меня не огорчает! – выплевывает она. – Все влюбляются в Элис. Но в то лето, когда она заводит парня, я неизбежно вижу ее реже. Только и всего.

Она тяжело вздыхает и, поправив пакет со льдом, крепче обхватывает себя свободной рукой за талию.

– Обещаю не влюбляться в Элис, – говорю я.

Она искоса смотрит на меня одним припухшим глазом.

– Мне все равно, что ты там обещаешь, – произносит она, но очень тихо. Неуверенно.

Я хочу, чтобы этот разговор не заканчивался. Хочу, чтобы Ларинн говорила со мной, пока не простит. Не нахожу ничего лучшего, как сказать:

– Знаешь, ты всегда можешь найти себе парня.

Она бросает на меня взгляд, который напоминает о змее, готовящейся к броску.

– Или девушку. Смотря кто тебе нравится.

– Зачем заводить парня, если каждый год в конце лета я уезжаю? Мне девятнадцать, и я собираюсь поступать в колледж. – Ларинн принимает самодовольный вид. – Хотя, возможно, теперь благодаря тебе мне это не грозит. – Она машет рукой перед своим лицом. – Еще раз спасибо.

Я откидываю голову назад и с глухим стуком ударяюсь о стену.

– Еще раз прости. Это вышло случайно, – обращаюсь я к потолку.

– Не важно, – буркает Ларинн. – За мной уже едет бабушка. Можешь не ждать.

Провожу руками по лицу. Сисси и Хэл меня прикончат.

– Нет, я подожду с тобой, – говорю я.

В этот самый миг через автоматические двери врываются наши бабушки, на их головах оживленно подпрыгивают одинаковые шляпы для работы в саду. Встаю, чтобы Сисси могла присесть и поворковать над Ларинн, обнимая ее и гладя по волосам. Удивительно, но поначалу Ларинн, кажется, застывает в их объятиях, словно это ощущение ей в новинку. Хм, исходя из моих наблюдений, я был уверен, что у нее всегда все самое лучшее: фотография с первой машиной на шестнадцатый день рождения («Мерседесом»), престижная частная школа (если судить по форме на снимках), четыре чемодана вещей на две недели рождественских каникул, избалованный и заносчивый вид, с которым она держится… Я считал, что с нее пылинки сдувают. Обращаются как с какой-то драгоценностью.

– Ты! – восклицает моя бабушка, тыча в меня пальцем. – Я уже позвонила твоей матери.

– Это вышло случайно, – быстро приходит на помощь Ларинн.