Молодые оперативники тоже привыкли к своей работе, старались не принимать увиденное близко к сердцу, так старшие учили. Если каждое горе на себя примерять, долго не прослужишь. Ходили по участку, улыбались, радовались, если что-то существенное удавалось найти. Точно вокруг соревнование – кто быстрее корзину соберёт. Согнувшись, шарили по кустам и траве в поисках гильз, следов обуви и других, важных по делу предметов. Находку клали на белый обрывок бумаги, рядом втыкали ветку, след просто прикрывали, всё показывали криминалисту.

На краю шоссе около съезда в лес замерла зелёная «буханка» с красной надписью «Прокуратура», водитель читал книгу.

Впереди стоял милицейский «уазик» с областными номерами, старший сержант за рулём спал.

Специалист с фотоаппаратом со вспышкой снимал обстановку, затем по отдельности каждого убитого, ранения и найденные предметы, прикладывал линейку.

Два судмедэксперта в штатском поочерёдно осматривали трупы, измеряли температуру, показывали места для фиксации на фото, мерили рулеткой расстояния, маленькой линейкой – раны и отверстия на одежде. Доставали всё из карманов погибших, раскладывали рядом. Всё как положено…

Пожилой усатый участковый с двумя молоденькими солдатиками сидел на брёвнышке, коленями крепко зажал термос. На траве лежала развёрнутая газета в жирных пятнах. Участковый наклонился, взял с неё два бутерброда, протянул служивым, точно наседка, заботливо квохтал:

– Давайте, детишки, подкрепитесь, уже больше четырёх часов прошли, а я вашему начальству обещал заботиться. Быть понятым – дело непростое. Здесь терпение нужно и выдержка. Нате вот ешьте, сейчас чайку налью. Солдат интеллигентного вида с тонкими чертами лица отворачивался, морщась:

– Да как можно есть? Столько крови, а запах… меня стошнит сейчас. Второй – круглолицый деревенский паренёк в фуражке на затылке, с носом картошкой и рыжим чубом волос, улыбался:

– А мне сё равно, хлавное, шоб в утробе не урчало, давайте я и за нехо слопаю. Кохда дед порося резал, воротиться не велел, а потом ещё и кровь тёплую пить заставлял. Ховорил, в войну на фронте это спасение было. Отохо и врахов одолели! А чем у нас не фронт? Вон какое побоище!.. Его напарник, слыша приятеля, натужно икал, закрывал рот ладонью, отворачивался.

Местные оперативники изредка останавливались передохнуть, выпрямлялись, потирая поясницы, посматривали на Седельникова, его двигающиеся над машинкой кулаки размером с пивные кружки. Через минуту снова углублялись в работу, старались угодить. Изредка показушно посматривали на часы и по сторонам, думали – пора бы уж ехать в отдел, перекусить да начать местных гопников таскать допрашивать, кто что видел или слышал.

Неожиданно раздался нарастающий шум мотора. Все повернули головы к шоссе.

Прямо с асфальта вниз на место происшествия съехала перламутровая малиновая иномарка, резко затормозила перед красными «жигулями».

На лицах сотрудников мелькнула тревога, стали переглядываться, смотрели на Седельникова – как он отреагирует? Василий Иванович завёл правую руку подмышку, взялся за рукоятку пистолета. Большим пальцем отщёлкнул кнопку шлейки кобуры, спустил флажок предохранителя. Из машины вольготно вышел коренастый молодой мужчина лет двадцати пяти с холёным самодовольным круглым лицом. В кожаной куртке, надетой поверх спортивного костюма, в иностранных кроссовках и бейсболке на глаза. На поясе висела чёрная сумочка, на шее – толстая блестящая цепь. Осмотревшись, громко с апломбом спросил:

– Ну… и кто здесь главный? – поочерёдно обвёл присутствующих надменным взглядом. Он хорошо помнил наставления начальника о том, что их недавно созданное управление является единственным борцом с организованной преступностью – высшая каста, поэтому старался держать фасон.

– Наверно ты, – громко заметил Седельников, – судя по машине и внешнему виду. Цепь-то золотая или серебряная? – сам вернул предохранитель пистолета на место, защёлкнул кнопку на кобуре, отпустил рукоятку. Подумал – сколько идиотов он успел повидать за свою службу, а особенно в погонах. Похоже – этот был из их числа. Оперативники улыбнулись, участковый на скамейке хихикнул в кулак. Гость смутился:

– Не понял, а при чём здесь цепь? Седельников сплёл руки на своей широкой груди:

– Не знаю, как к тебе обращаться – ты бригадир или бык? Форма одежды в комплексе вызывает противоречие. Гость сделал невозмутимое строгое лицо, решил прекратить дурацкие шуточки и показать, кто он такой. Достал из барсетки на поясе красную книжечку:

– Я из областного РУОП! Слыхали? Старший оперуполномоченный по особо важным делам Гусев. Но к его разочарованию удостоверение не произвело желаемого эффекта. Седельников подумал – так и знал, кивнул:

– Слыхать слыхивал, но видеть не видели! Спасибо, что посетили. Откуда ж ты такой крутой? Гусев продолжил с важным видом:

– Мы в Кингисеппе базируемся, администрация выделила помещение бывшего клуба. Василий улыбнулся:

– А… значит, самодеятельностью занимаетесь, лицедействуете? И что ж тебе надобно, Уткин? Сотрудник РУОП поморщился, уточнил с серьёзным видом:

– Я Гусев Алексей! Меня вам на подмогу прислали. Район дал информацию на четыре стреляных трупа. Начальник сказал, что, судя по всему, тамбовские с конкурентами разбираются. Седельников демонстративно поднял руку и посмотрел на свои командирские часы:

– Да, начальник твой, видать, глубоко мыслит, тамбовские у нас не в почёте, основания веские, и, судя по всему, ты так старался, что уже помог… Лицо Алексея наполнилось крайним непониманием, он вопросительно посмотрел на великана-следователя. Тот невозмутимо продолжал:

– … своей колымагой уже испортил предполагаемые следы обуви, оставленные преступниками, а может, и какие вещдоки покрошил. Гусев посмотрел на припаркованную им машину, сразу сконфузился. Об этом он как-то не подумал, хотел произвести впечатление. Иномарки управлению выдали конфискованные у бандитов:

– Извините, не сообразил, могу отъехать!

– Это будет ещё хуже. Ладно, помогай, в смысле – не мешай. Можешь следы тамбовских поискать, только не затопчи и ничего не прихвати с собой случайно! Я вашего брата знаю. Седельников легонько толкнул местного следователя в плечо:

– Продолжаем, записываю! Тот махнул криминалисту, чтобы начать обсуждение.

Гусев направился к машине потерпевших, думал – слава Богу, этот великан его не выгнал, по дороге оглядывал трупы, неспешно обходил всё место происшествия, рассматривал сотрудников, периодически опасливо косился на Седельникова.

На дороге с визгом затормозили старые бежевые «жигули». Резко на скорости развернулись, упёрлись в лоб милицейскому «уазику». Откуда выскочил полусонный милиционер – вид испуганный, схватил с сиденья автомат, направил оружие в лобовое стекло легковушки. Потягиваясь, из «жигулей» вышел улыбающийся Разгуляев. Милиционер-водитель потряс автоматом:

– Ты что творишь? Документы!

Степан только шире улыбнулся, примирительно поднял раскрытую ладонь:

– Спокойно, братишка! Убойный отдел ГУВД. Аккумулятор сел, это чтобы потом легче было прикурить! Милиционер успокоился, кивнул:

– А… а то здесь столько расстреляли уроды, вдруг решат вернуться? – он залез обратно в салон. Прислонил голову к стойке, намереваясь снова уснуть.

Разгуляев спустился вниз, направился к месту происшествия. Проследовал мимо иномарки, подозрительно заглянул в салон, подошёл к Седельникову. Василий Иванович отвёл взгляд от листа в пишущей машинке, улыбнулся старому знакомому. Степан протянул руку, ехидно заметил:

– Какие люди к нам в деревню пожаловали! Как там дворец Амина поживает в Афгане? Василий ухватил Разгуляева за ладонь, резко притянул к себе, крепко обнял двумя руками и легко приподнял, так что Степан неприятно уткнулся лицом в богатырскую грудь следователя. Седельников съязвил в ответ:

– Давно не виделись, как твоя гигантская щука? Ты ещё её не выловил? Разгуляев затрепыхался, пытаясь освободиться, деланно возмутился:

– Осторожней клешнями-то, а то на больничный меня отправишь, кто тебе помогать будет мережи ставить на бандитов? Василий отпустил опера:

– Вон у меня уже прибыл помощник из клуба самодеятельности на коньке-горбунке, – кивнул на Гусева. Тот сидел на корточках рядом с участковым, расспрашивал, что-то записывал. Степан с удивлением посмотрел на незнакомого сотрудника:

– Это кто?

– Из Кингисеппского РУОП прислали. Видишь, форму выдали соответствующую, и цепь накинули для опознания. Разгуляев усмехнулся:

– Да, эти помогут. Им заняться нечем… все наши разработки на преступные группы себе затребовали. Как мы банду сажаем, так их по приказу должны в раскрытии упоминать, мол, помогли! А глухари все на нас вешают – Москва только уголовный розыск дрючит! Хорошо они устроились – скользкие как угри… Седельников с усмешкой прервал:

– Ладно ворчать-то, топай к этому Уткину, запиши его данные и как связаться, вдруг понадобится! – сам, предвкушая хохму, стал с ожиданием смотреть. Разгуляев пошёл к сотруднику, сел рядом, разговорился, достал блокнот. Записав, вернулся обратно, с лёгкой обидой уточнил:

– Он не Уткин, он Гусев, – подозрительно умолк, стал смотреть на Седельникова, склонив голову на бок недоверчиво с хитрым прищуром, поинтересовался:

– Специально так назвал его? Решил меня подставить? Осетра на хлебушек развести? Седельников показушно сморщил лицо, извиняясь:

– Нее… просто спутал, был у меня в Афгане приятель Уткин…

– Про Афган я уже слышал, – прервал Степан, ладонью легко ударил Василия в плечо, сказал с укоризной: – Я ж тебя знаю как облупленного, ты без прикола не можешь! Седельников с улыбкой снова обнял Разгуляева, прижал к себе:

– Ох, люблю я вас, областных убойщиков, за смекалку! Степан снова затрепыхался в объятиях:

– Ладно, ещё поцелуй меня при всех! Оба засмеялись. Освободившись, оперативник стал серьёзным:

– А ты чего сам-то приехал? Пусть бы местная прокуратура отдувалась. Седельников хмыкнул:

– Отдувалась! Дело-то всё равно нам в областную передадут. Так уж лучше я приеду и сам всё осмотрю, чем их каракули разбирать! Так что давай принимайся за работу – всё вокруг твоё! Какая-то старуха утром позвонила, сообщила об убитых. Сама не назвалась. Разгуляев улыбнулся:

– Понятное дело, боится – по судам затаскают, мудрый пескарь в тине сидит, – огляделся вокруг, заметил опрокинутый бидон. Подошёл и сунул внутрь руку. Вынул палец в молоке, понюхал, потом лизнул, лицо расплылось в довольной улыбке, изрёк: – Домашнее… утреней дойки! А что там эксперт говорит о времени смерти? Василий усмехнулся:

– Даёт вчерашнее обеденное время.

– Ну, вот и отлично, – Степан поднял бидон, – можно его не изымать и в протокол не вносить. Бабкино хозяйство. В этих местах молоком теперь торгуют не более двух-трёх домов. Завтра хозяйку установлю, верну тару.

Разгуляев запрокинул бидон и вылил содержимое в рот, допив остатки молока, вытер губы рукавом:

– Ох, вкуснотища! Свеженькое. Седельников улыбался с лукавинкой в глазах:

– Опохмелился, Пинкертон? Может, тогда по вкусу скажешь сразу – кто людей замочил? Разгуляев покачал головой:

– Сразу не скажу. Да, пожалуй, и скорого ответа не жди. Чувствую, надо начальнику доложить и группу организовать, командировку выписать, недельку здесь посидеть. А может, и по городу помотаться. Седельников усмехнулся:

– Раз не можешь сказать сразу – иди местными оперативниками руководи, а я продолжу писать протокол. Кстати, если интересно, у девочки пояс нашли с долларами. Весь живот ей протёр, аж до крови. Куда-то везла. Разгуляев кивнул:

– Ладно, будем разбираться, убитые установлены?