– Не шумите, граждане! Мы вас освобождать приехали. Где охранники? Мужской голос с вызовом ответил:

– Спят в каморке под лестницей, чтобы мы не мешали. Гусев недоумевал:

– Как спят под лестницей? – сделал знак бойцам, и те снова побежали в дом, выволокли двух крепких парней в спортивных костюмах и кроссовках. В свете фар был виден их испуганный непонимающий сонный вид. Гусев усмехнулся:

– Это вы так своих пленников охраняете? Охранник протёр глаза, увидел экипированных бойцов с оружием, осмелел:

– А чего их охранять? Мы продукты им привезли – вон у них праздник. У нас приказ от Григория Игоревича, чтобы их никто не обидел! С лёгким конфузом Гусев обернулся к лежащим гражданам:

– Извините, товарищи потерпевшие, можете встать. Женщины начали подниматься отряхиваться, затем мужчины. Не переставали ругаться, но уже тише, протрезвели, стали озвучивать претензии Гусеву:

– От кого нас освобождать? Чёрт бы вас всех побрал! – отряхивался седой старик. Девушка в цветастом платье показывала на грязный подол:

– Только одежду из-за вас замарала! Её подружка махала тряпкой перед лицом Гусева:

– Вчера платок постирала. На что теперь он похож? Вон идите с бандитами боритесь! Когда меня сосед выгнал из дома, никто из милиции не помог. Теперь явились – не запылились!

– Меня жена турнула, замки поменяла – живи где хочешь! Кто из вас пришёл на помощь? – пожилой мужчина отряхивал колени брюк. Сотрудники СОБР опустили автоматы, убрали их за спины, пистолеты вернули в кобуры. Гусев не терял самообладания, агитировал:

– Мы знаем, что вас сюда привезли члены банды Прокопа, лишили свободы. Вымогают деньги. Сейчас будете писать заявления. Народ единодушно взорвался яростным возмущением, уже окрепшие голоса и хохот были ясным ответом:

– Да иди ты!

– Пошёл вон, козёл!

– Канай в жопу со своими заявлениями.

Круглолицая женщина продолжая отряхиваться, пискляво заявила:

– Ничего мы не будем писать! Григорий Игоревич золотой человек. Жильё нам дал, продуктами снабжает. Вон – охрану приставил, чтобы никто нас не зашиб, пока юристы работают. Какое ещё заявление? А жильё наше – да пусть забирает, если сумеет! Я ему сама доверенность написала… Мужчины поддакивали:

– Правильно!..

– Верно!..

– Не будем писать, пошли домой! Там ещё водка есть! Потревоженные граждане начали возвращаться в дом, изнутри снова послышалась музыка.

Бежевые «жигули» продолжали стоять, где и раньше, через открытые окна оперативники убойного отдела слышали всё и теперь иронично улыбались. Разгуляев с усмешкой констатировал:

– Кто торопится подсекать – тому рыбы не видать! – тихо засмеялся, хлопнул водителя по плечу: – Давай, Николай, заводи машину. Думаю, здесь и без нас справятся, чего прохлаждаться, надо убийц искать. Вот мы как сделаем: Гордеев идёт к родителям Надежды Решетовой, зондирует, мог ли кто-то из её окружения пронюхать о деньгах. А Заботкин в паспортную службу – выяснить всё о Соколове. Давно он свою квартиру продаёт? И вообще, откуда у него квартира?

10. Разбой на инкассаторов

Старенькая «нива» с раскраской охранной фирмы по борту не спеша ехала по центральному проспекту города Кингисеппа. На передних сиденьях расположились двое пожилых мужчин в чёрных куртках с надписями на спине «Охрана». Сзади бухгалтер – щекастая женщина сорока пяти лет с обильно накрашенными синими веками и высоким плетёным пучком волос на голове, держала на коленях толстую сумку инкассатора. Она привычно ласково смотрела по сторонам, город был знаком ей с детства, любила его и знала, как свои пять пальцев. Здесь она родилась и никуда не собиралась уезжать. Всё в жизни было хорошо. Правда, родители старенькие жили отдельно, приходилось ухаживать. Ну, так это несложно, главное – живы-здоровы. Надо заехать к ним по дороге домой, завезти продукты, самим уже тяжеловато нести сумку из магазина. Ну а потом в семью!

Мысленно она уже вернулась к себе. Там её ждали сын с невесткой и внук – замечательный рыжеволосый мальчик трёх лет. Последнее время он стал часто болеть, решили его окрестить. Уже и с попом в церкви договорились на завтра, взяла у себя на работе выходной. Она вспомнила, как много лет назад в старой церквушке поп опускал в купель сына, тому ещё года не было. Ребёнок испуганно цеплялся своими длинными пальчиками за одежду служителя, ухватил его крест на шее так крепко, что было не оторвать. Вместе с крестом и окунали в святую воду. Женщина улыбнулась своим воспоминаниям.

Охранник с пассажирского сиденья повернулся к водителю, попросил:

– Останови, как обычно, у конторы, пойду оружие сдам и домой в обратную сторону потопаю. Водитель недовольно пробурчал, не отрывая взгляда от дороги:

– Снова инструкцию нарушаешь? Деньги же везём немалые, ещё не сдали! А вдруг что-нибудь? Охранник дружески похлопал его по плечу:

– Да что может случиться – вам до светофора и направо двести метров до банка. Не боись! – засмеялся. – Вон, бухгалтер с тобой уже десять лет деньги возит, если что, она своей тяжеленной сумкой любого по голове огреет и в канаву! Бухгалтер тоже была не рада: нахмурилась, поджала губы, качнула головой – высокая причёска слегка заколыхалась. Ей не нравилось оставаться без защиты, но жаловаться начальству не привыкла. Понимала – охранник в семью торопится к детям, может – внукам, только сильнее прижала к себе баул с деньгами.

«Нива» остановилась. Охранник вышел и направился к подъезду дома, где на фасаде висела крупная яркая вывеска – «Охранное агентство».

Захлопнув дверь машины, нарушитель инструкции точно обрёл крылья, душа взлетела к облакам. Что ему замечания, когда в соседнем доме ожидает молоденькая пассия, совсем ребёнок с молочной нежной кожей и упругими стройными ногами. Юркая как бесёнок, а в глазах омуты, и невозможно оторваться, глядя в их глубину. Точно заколдовала его на всю оставшуюся жизнь, привязала невидимой нитью. И надо было успеть, пока её родители не пришли с работы. Ну а потом уже в семью…

Инкассаторская машина тронулась дальше и медленно поехала, объезжая колдобины разбитого асфальта. Светофор впереди начал мигать зелёным. «Нива» подъехала к перекрёстку и остановилась. Водитель стал тревожно смотреть по сторонам, косился на светофор, чтобы не прозевать.

Неожиданно передняя пассажирская дверь машины распахнулась, на сиденье плюхнулся Кормилин, в руке пистолет с глушителем, направил его на женщину. Та в испуге забилась в угол, прижала инкассаторскую сумку к груди. Водитель изумлённо выпучил глаза, ощущая панический страх, в горле пересохло, хрипло спросил:

– Эй, ты кто? – увидев направленный на него пистолет, умолк. Кормилин захлопнул за собой дверь, угрожающе процедил сквозь зубы:

– Рули прямо, если жить хочешь, не то бошку снесу! Зажегся зелёный свет, и водитель нажал на газ, поехал не сворачивая. На лице бухгалтера отразился ужас, в голове воцарилась сумятица. Она смотрела на пистолет, направленный в висок водителя, знакомую лысину коллеги, надпись на спине «Охрана» и бесстрастное бледное лицо бандита. Неосознанно начала дрожать.

Вскоре на встречной полосе дороги показались припаркованные жёлтые «жигули». За рулём сидел Яшин, рядом – Васильев. Они смотрели вперёд, с нетерпением ожидая встречи. Кормилин скомандовал охраннику:

– Видишь, машина, перед ней свернёшь налево! Тот выполнил указание. «Нива» повернула и съехала с дороги круто вниз, оказалась на лесной поляне. Здесь грабитель расслабился, слегка улыбнулся, весело громко скомандовал:

– Стоп, извозчик! Всем выходить! – вылез сам и через открытую дверь стал угрожать оружием. Наставил пистолет на водителя, затем перевёл на женщину. Те медленно вышли из «Нивы». Со стороны дороги, улыбаясь, подошёл Яшин, за ним сосредоточенный Васильев с опущенным пистолетом в руке. Кормилин протянул руку к женщине, прохрипел:

– Давай мешок! Лицо бухгалтера мгновенно заиндевело. Она покрутила головой, прижимая баул сильнее к груди, продолжая дрожать, точно в лихоманке. В распахнутых глазах застыл смертельный ужас. Кормилин схватил мешок и дёрнул на себя, вырвал с такой силой, что женщина повалилась на четвереньки, руками прямо в грязь, высокая причёска развалилась, пряди упали на лоб и глаза, подложенный шиньон вывалился, повис на заколке. Она села на землю, начала плакать от унижения и бессилия, испачканными ладонями размазывая слёзы по синим от поплывших теней щекам, умоляла:

– Мальчики, мальчики, милые, прошу вас! Зачем это… меня накажут… делайте что хотите, только деньги оставьте… Водитель стоял у машины с серым лицом, в глазах леденящий ужас. Он переводил безумный взгляд с женщины на Кормилина, затем на Васильева и Яшина, точно не понимая, что происходит, как он здесь оказался. Кормилин кивнул Дмитрию, коротко кинул:

– Зачисти! Тот улыбнулся, протянул пистолет Яшину:

– Слышал, что шеф сказал? Покажи, как ты умеешь! Яшин покрутил головой, усмехнулся:

– Нее… у меня другая специализация. Это ваши считалочки. На лице Кормилина сверкнуло брезгливое недовольство. Он повысил голос на Васильева:

– Давай не рассусоливай, ты мне ещё за прошлый раз должен, я счёт веду! Дмитрий достал из кармана глушитель и стал накручивать на ствол, не торопясь пошёл к женщине.

Ноги водителя судорожно дрожали, в ушах появился звон. Чтобы не упасть, он уцепился руками за капот машины. Согнутые пальцы немели от напряжения, побелели, точно на них плеснули гипс, и тот застыл.

Женщина увидела идущего на неё мертвенно бледного парня с пистолетом. Её лицо перекосил суеверный ужас, волосы встали дыбом, окончательно растрепав причёску, слёзы потекли без остановки, размывая на щеках грязные и синие полосы. Она начала сидя отползать спиной к деревьям. Опираясь на руки, помогала себе ногами, толкая землю каблуками, с надрывным отчаянием умоляла:

– Подожди, миленький, подожди, что же ты… такой молодой. Совсем как мой сыночек прям… разве можно так?.. Грех это великий… Васильев медленно неуклонно наступал на сытую толстуху. Он видел таких женщин в бухгалтерии своего управления милиции. Знал, как они умеют глумиться. Помнил, как однажды перед его носом захлопнулось на перерыв окошечко, выдававшее зарплату, хотя он оставался последним – все уже получили. Пришлось целый час сидеть на стуле слушать, как за стенкой раздаются весёлые смешки, позвякивают чашки, свистит чайник. Ожидать, пока вновь в окошечке покажется взгляд водянистых рыбьих глаз, делано сочувствующий голос с профессиональным безразличием поинтересуется:

– Ты ещё здесь? Как твоя фамилия?.. Вся эта картина ожила в сознании Дмитрия так ярко и живо, точно он только что отошёл от кассы.

– Как твоя фамилия? – неосознанно вслух повторил он, поднимая пистолет, прицеливаясь.

– Что миленький? – не расслышала женщина замерла в испуге: – Родненький, я же всё отдала… Не бойтесь, я никому не скажу, мальчики… В прицел попало грязное заплаканное круглое лицо, оно дёргалось точно в конвульсиях. Женщина крутила головой, ища поддержки со стороны, не зная, ну что ещё сказать в своё оправдание, как задобрить, разбудить окаменевшее сердце этого парня, залепетала о самом святом:

– …Внук у меня некрещёный болеет, завтра решили… На лице Васильева расплылась надменная ухмылка. Пистолет дёрнулся, прозвучал глухой выстрел. Во лбу женщины появилось тёмное отверстие от пули, голова откинулась назад, увлекая за собой тело, оно упало спиной на землю, каблуки выскочили из упора, подбросив комочки грязи, ноги подскочили вверх, вытянулись вперёд, раскинув в стороны носки туфель, подол плотной служебной юбки задрался, оголив рыхлые белые ляжки. Охранник не сдержался, истерично завопил:

– Вы что, с ума сошли? Я же просил… я же просил Бокала только попугать, чтобы охранник меня не подставлял, оружие не сдавал раньше времени! Кормилин подошёл к нему, с показным удивлением спросил: