– Ну, если ты от денег отказываешься, так и скажи, – стал поигрывать в руках пистолетом с глушителем. Охранник умолк. Переводил взгляд с пистолета на ухмыляющееся надменное лицо Кормилина и обратно на пистолет. Понял, что иного выхода у него нет. Стал кивать, заикаясь, обессилено захныкал:

– Я от-т денег н-не отказываюсь… Кормилин кивнул:

– Ну, вот и хорошо. Тогда садись и подставляй ногу. Спокойствие водителя мгновенно улетучилось, душу снова опутал страх, он сел под дерево и громко зашептал:

– Зачем, зачем вам моя нога? Кормилин легонько постучал пистолетом по его лысине:

– Не мне… она тебе нужна, чтобы голову сберечь, – обернулся к Васильеву: – Димон, дай твой пистолет!

Тот недоумевал:

– У тебя же свой есть!

– Пусть думают, что здесь был один человек. Васильев многозначительно кивнул, улыбнулся смекалке своего шефа, согласился:

– А… – протянул пистолет Кормилину. Тот взял оружие, встал над охранником:

– Натяни штанину вверх, чтобы кость не зацепить!

– Как? – водитель снова испугался, руки задрожали, пытался защепить материю, но та выскальзывала из ослабевших пальцев. Кормилин наклонился, сам оттянул штанину водителя:

– Вот так держи! А другую руку засунь в пасть, чтобы не орать. Водитель перехватил брючину. Кормилин отошёл, прицелился с двух метров и выстрелил.

– Ааа!! – заорал охранник. Кормилин поморщился:

– Фу, не ори, а то Димон тебя пристрелит! Васильев крутил на пальце пистолет Кормилина, с улыбкой согласился:

– Я не возражаю, если мне его долю отдадут! И счёт будет в мою пользу! – шутливо прицелился в голову водителя. Лицо охранника занемело, эмоции сгладились. Он отрешённо смотрел на Васильева, точно на дикого зверя, готового к прыжку. Острая пульсирующая боль вернула эмоции, он промычал:

– М-м-м, ты мне кость задел! Пуля не вышла – осталась внутри! Кровь хлещет из вены! Кормилин подошёл ближе, наклонился, пытаясь через дыру в штанине рассмотреть рану, раздвинул материю пальцами, но ничего не увидел, махнул рукой:

– Зато поверят, что ты не при чём. Скажешь, упал и потерял сознание, а потом очнулся. Не забудь сказать, что грабитель был один… ну какой-нибудь громила, и приметы опиши из кинофильма.

– Хорошо, – кряхтя от боли, отозвался водитель, руками зажимая рану. Подошёл Яшин, посочувствовал:

– Перетяни одеждой и ступай к дороге, здесь недалеко. Охранник снял куртку и рубашку, стал перетягивать рану рукавами, завязал узлом, попытался встать, но не смог, вскрикнул:

– А-а! Как я пойду, я встать не могу! Кормилин поднял с земли толстую сухую ветку и кинул ему:

– Это хорошо! Больше веры будет. Обопрись, потихоньку доползёшься. Доедем до города – скорую тебе вызовем! Только подожди, когда мы уедем, и ползи. Водитель нервничал:

– Давайте уже уходите быстрее, у меня кровь хлещет! – стал затягивать узел туже, со всей силы. Осматривался по сторонам, намечая путь к дороге.

Яшин открыл капот «нивы», выдернул провода и забросил их далеко в кусты. Махнул рукой:

– Пошли! Кормилин и Васильев, скручивая глушители с пистолетов, направились к машине, стоящей на обочине дороги. Яшин следовал за ними с инкассаторским мешком в руке, похвалил вслух:

– Похоже, твой девиз «внезапность, сила и не оглядываться» работает!? Кормилин на ходу обернулся:

– А как же ты думал? Я ему ещё с комсомольских времён следую! – спросил: – Ты где этого водилу нашёл?

– Сашка Бокал наколку дал.

– Что за фрукт?

– Хороший парень, в Кингисеппе недалеко от меня живёт с мамой, умница – экономист-художник. Кормилин засомневался:

– Странная какая-то у него профессия. Игорь усмехнулся:

– Это я так называю. Он бы нам пригодился, но у него есть проблемы. Ребята Андрея Маленького его держат на цепи, периодически избивают, заставляют работать, деньги забирают. Кормилин кивнул:

– Подтяни его – пообщаемся! Они подошли к машине. Яшин кинул сумку на заднее сиденье и сел за руль, Васильев – рядом. Кормилин осмотрел свою одежду, увидел запачканные лакированные ботинки. Достал платок, обтёр руки, затем обувь, после чего скомкал его и выбросил в кусты. Платок в полёте раскрылся, точно парашют, и повис на ветках.

Машина Яшина неторопливо выбралась на асфальтовую дорогу, поехала по шоссе, свернула в сторону города. Васильев повернулся к Яшину, напомнил:

– Игорь Петрович, у автомата будешь проезжать – останови! Пойду, позвоню в скорую. Какой там километр шоссе был?

– Вроде пятнадцатый. Кормилин тронул Яшина за плечо, поинтересовался:

– Водитель много денег просил? Игорь покрутил головой:

– Совсем не просил, только попугать. Бокалов просил за него половину. Кормилин усмехнулся:

– Ничего себе! Как это попугать за половину? Какой инкассатор за испуг сумку отдаст? Что-то здесь нечистое! Бокалов твой – хитрец! Вон магазин, а рядом телефонная будка, останови. – Кормилин обернулся к Васильеву: – Я сам позвоню, а ты лучше иди курево купи. Машина остановилась на парковке. Васильев пошёл за сигаретами. Кормилин направился к телефонной будке, зашёл внутрь, снял трубку. Положил ладонь на диск и огляделся. Никто на него не смотрел. Яшин в машине наклонился вниз, возился с магнитолой, Дмитрий ещё не появился из магазина. Кормилин немного подождал и повесил трубку обратно на рычаг, вернулся на своё место. Яшин продолжал крутить ручки настройки, искать музыку, спросил:

– Ну что вызвал?

– Да… поедем к Бокалу – деньги отдадим, заодно познакомимся. Вскоре появился Васильев, передал внутрь салона блок сигарет и сел на место, машина тронулась.

11. Оперативные установки

На окраине Питера между стареньких пятиэтажек в отпаренных на работе брюках и сером свитере в темную полоску энергично шёл Гордеев с папкой под мышкой, зорко высматривая номера домов. Так уж повелось, что эти таблички ещё с постройки всегда представляли большую редкость. Куда-то исчезали или вообще не вешались – мол, граждане и так разберутся, была бы жилплощадь. Приходилось несколько раз обходить вокруг, пока найдёшь нужный адрес. На некоторых домах сами жители рисовали номер яркой краской большими корявыми цифрами для почтальонов и медицинской помощи. А там, где никого не ждали и милиции опасались, даже можно было не спрашивать, всё равно не скажут.

В очередной раз Николай достал записку из кармана брюк, сверил адрес, зашёл в подъезд, поднялся на этаж. Нашёл нужную квартиру, нажал на кнопку звонка. Из-за двери с глазком послышался усталый женский голос:

– Кто там? Гордеев откашлял хрипоту:

– Здравствуйте, это из милиции по поводу вашей дочки и зятя.

– Ко мне уже приходили.

– Я из отдела областных убийств, – он достал удостоверение и поднёс к глазку. Дверь отворилась. В образовавшуюся щель настороженно выглянула мать Надежды в чёрном платке, жалобно сообщила:

– Я уже была на опознании дочери в Тосно, там в морге и муж её был Роман.

– Ясно, – Николай сделал сочувственное лицо, нахмурил брови, кивнул: – Я сожалею, но пришёл не поэтому. Мы убийц ищем. Можно пройти? Женщина медленно открыла дверь полностью, впустила гостя. Гордеев зашёл, огляделся по сторонам. Обычная маленькая прихожая однокомнатной хрущёвки с низким, покрашенным белой краской потолком, зеркало завешено тёмным пледом. Узкий коридор вёл на кухню, справа туалет и ванная комната, а влево – единственная большая гостиная с диваном, столом и телевизором. Николай сделал вид, что хочет снять обувь. Женщина заметила, безразлично произнесла:

– Не снимайте, уборку давно не делала, у меня в эти дни столько посетителей. Ребята очень дружны были с соседями, и одноклассники дочки вот приходят, спрашивают. Идите в комнату. Николай незаметно оглядел вешалку, скосил взгляд на санузел и кухню. Сел за стол в гостиной, подождал, пока женщина присоединится, спросил:

– А вы мама Надежды Решетовой?

– Да, я мама Нади. Решетовой она стала, когда замуж вышла за Романа. Да-да, – сделала паузу, в лице промелькнула откровенная неприязнь, обида стала сквозить в каждом слове: – Говорила ей, не выходи замуж за этого неудачника. Ничего не хотел делать. Всё на мою доченьку взвалил. Сам приехал откуда-то из Сибири – учились вместе в институте. Это он её подговорил бабушкин дом продать и серёжки с золотыми колечками. В Питере хотел прописаться. К нему вроде никто даже не приехал, как будут хоронить? Не безродный ведь. Может, я… Надежда его любила, – женщина начала плакать, сквозь слёзы продолжала: – Так радовались, что будут отдельно жить… зачем? Вот теперь… совсем отдельно… Мать Надежды склонилась, чёрным передником накрыла лицо, промокнула слёзы. Николай выдержал паузу:

– А скажите, кто ещё мог знать, кроме вас, что дочка с мужем квартиру покупают и поехали оформлять.

– Не знаю, товарищ милиционер. Они меня в свои дела не посвящали. Только перед отъездом Наденька мне по секрету шепнула, что двенадцать тысяч накопили этих американских рублей, повезли с собой. Следователь вернул мне только семь с половиной… хотя к чему мне они без дочки? – неожиданно встрепенулась: – Вы знаете, у Наденьки на шее образок висел старинный серебряный с позолотой, бабушка ей оставила в наследство. Дочка его никогда не снимала. Я уже давала описание следователю и художник ваш рисовал. Не нашёлся? Может, затерялся где? Люди сейчас разные все и… сотрудники тоже… Гордеев покрутил головой:

– Нет, пока не нашёлся. А дочка с мужем у вас жили?

– Да, вон там за занавеской – это их. А я здесь диван раскладывала. Оказалось, зять нечего взять, откуда-то из тайги… говорил – охотник… Господи, прости меня, сама же возила их к бабушке зимой. Гадали на Святки. Что же это такое! Говорила бабушка – не продавайте дом, счастье в нём для молодых, да ещё колечек, подвесочек всяких оставила по наследству. Показалось мне тогда, что пиковый валет карты открывал. Заспорила с матерью, думала, шутовство всё это. Ан нет, оказалось. Как бабка нагадала, так и случилось… Николай встал, подошёл к занавеске, прикрывающей закуток с кроватью:

– А можно я загляну?

– Конечно, проходите. Он отодвинул штору. За ней у стены приютилась маленькая тахта, в изголовье – тумбочка. На ней в рамке большое фото с траурной лентой наискосок. Молодожёны стояли в полный рост, обнявшись: строгий черный костюм, белое воздушное платье, кружевная фата – всё как положено.

Антон Заботкин в сером костюме и галстуке под цвет рубашки шёл выполнять указание Степана. Надо было выяснить, какое отношение к убийству имела справка о регистрации гражданина Соколова в двухкомнатной квартире Тосно.

Он подошёл к подъезду панельного дома. На стене красовалась табличка – «Паспортная служба». Открыл дверь и зашёл внутрь, поднялся на первый этаж – справа висела картонка с аналогичной надписью. Антон нажал на звонок.

Изнутри послышалось неприятное дребезжание, а через полминуты через дверь раздался недовольный слегка писклявый женский голосок:

– Вы что, расписание не видите? Сегодня приём был с утра, приходите завтра. Заботкин стал уговаривать ласковым голосом:

– Девушка, извините, я из ГУВД по Санкт-Петербургу, надо кое-что прояснить. Дверь приоткрылась, за ней стояла худенькая рыжая деревенская девчушка в ситцевом платье в васильках, лицо курносое в веснушках, глаза испуганные. Изучающе с опаской осмотрела Заботкина. Антон обольстительно улыбнулся, достал красные корочки:

– Вот моё удостоверение. Я и не знал, что здесь работают такие очаровательные сотрудницы! Лицо паспортистки резко покраснело, веснушки стали ярче, она мельком кинула взгляд на удостоверение, поправила причёску, улыбнувшись, защебетала:

– Проходите, пожалуйста. Что это вы в такую даль приехали? Сами посмотрите или помочь? Антон убрал удостоверение, покрутил головой:

– Вижу, что без вас я точно не справлюсь, только вы можете помочь моему разбитому тоскующему сердцу, – театрально приложил ладонь к груди. Девчушка хихикнула, смущённо прикрыв ладошкой рот.