– П-проходите. Антон зашёл в квартиру. Пахло кислятиной и затхлостью, ещё не выветрился старческий запах. В прихожей мрачно – свет не горел. На вешалке в беспорядке висела одежда женская и мужская. Спросил:

– Кто ещё с тобой живёт? Чья это одежда?

– Да ничья… бабкина старая! Жена свою забрала! – глухо буркнул Соколов. Заботкин, не спрашивая разрешения, прошёл на кухню. Всё захламлено. На столе початая бутылка водки, жареная картошка в сковородке, открытая банка огурцов, половинка круглого хлеба с неровно отломанной горбушкой. В раковине и на кухонной столешнице – грязная посуда, бутылки, мусор. Заботкин поморщился от неприятного запаха протухшей еды и вернулся обратно в коридор, направился в гостиную – там тоже не убрано. На диване и кресле непонятные тряпки, журналы, обрывки газет. Антон подумал, что на такую квартиру вряд ли кто из покупателей позарится, с ехидцей заметил:

– Что ж ты, Володя, так плохо бабушкину квартиру продаёшь?

– Почему плохо?

– Так потому что покупатели приходят, смотрят, а потом пропадают. Соколов побелел, глазки забегали, залепетал:

– Что вы имеете в виду, каких покупателей? Меня уже спрашивали в уголовном розыске. Я людей на трассе не убивал. Заботкин подошёл к Соколову вплотную, приблизил своё лицо, глядя в упор:

– А зачем тебе столько справок из жилконторы?

Соколов вздрогнул, задрожал, отвёл взгляд, машинально сжал ладонь другой рукой, стал мять пальцы:

– Это не мне. Пётр Иванович – агент по недвижимости обещал мою квартиру продать, уже год продаёт! Это у него покупатели приходят, а потом пропадают. Куда деваются, я не знаю.

– А покупатели-то откуда?

– Из Питера, известно. Кто же из местных будет переселяться ко мне?

– А ты случайно не помнишь их телефоны или адреса? Соколов начал успокаиваться, лицо порозовело, веснушки – порыжели, отвечал бодро:

– Нет, всё у агента, он мне не даёт, боится, что я с ними сговорюсь без него.

– А ты хоть видел своих покупателей? Владимир совсем успокоился, улыбнулся, разговорился:

– Видел, и не раз! Даже звонили мне. Выпивали у меня за покупку, а потом уходили и всё. Может, передумывали, или агент, сволочь, им другую квартиру подсовывал? Антон почувствовал скрытую за данной ситуацией непонятную тайну и продолжал раскручивать Владимира на дальнейший разговор:

– Что-то он тебе не нравится? Соколов осмелел, понял, что они с сотрудником теперь на одной стороне, голос стал твёрдым, обличающим:

– А чем нравиться – обещает уже год! Заботкин достал блокнот и ручку:

– Дай-ка я запишу телефон твоего агента. Где ты его нашёл?

– Это он меня нашёл по рекламе в местной газете. Он где-то здесь живёт, сейчас принесу номер. Владимир пошёл в спальню, стал рыться в столе, нашёл бумагу и передал Заботкину. Антон переписал в записную книжку, добавил:

– И твой заодно. Соколов показал пальцем на той же бумажке:

– Это мой. Заботкин чиркнул и его, с интересом переспросил:

– Пётр Иванович значит, а как он выглядит-то? Соколов поморщился от воспоминаний:

– Худой, такой сутулый, волосы на голове длинные, растут клочьями и очки толстенные. Неприятный тип, брр… Заботкин кивнул:

– Ну ладно, пойду, – направился к выходу, – если понадобишься – вызовем. А зачем ты квартиру-то продаёшь?

– Хочу машину купить, работать на ней буду – бомбить! – улыбнулся Соколов.

– Ясно.

2. Знакомство с Бокалом в Кингисеппе

Панельные дома в Кингисеппе не сильно отличались от большинства хрущёвок в спальных районах Питера: загаженные лестничные площадки, сломанные перила, запах кошачьей мочи и мокрой собачьей шерсти, гнилья. К потолку приклеены сгоревшие спички, вокруг них чёрные пятна копоти. Стены исписаны грубыми надписями нецензурной бранью. Форточки на лестнице разбиты брошенными камнями. На подоконниках лежали использованные шприцы, пустые металлические баночки из-под консервов, почерневшие алюминиевые ложки.

Игорь Яшин звонил в знакомую квартиру, рядом стояли Кормилин и Васильев. Дверь долго не открывалась. Сергей заволновался, недоумевая:

– Может, его дома нет? Яшин хитро улыбался, продолжал звонить:

– Дома… просто я его не предупредил, и он уборкой занимается, матушку в порядок приводит, сейчас увидите. Васильев слушал молча. Кормилин недоумевал:

– Как приводит? Игорь ухмылялся, в глазах бегали хитрые зайчики. Он зацепил пальцем номер «9» на двери, и тот закрутился на гвоздике:

– Вот примерно так! То ли девять, то ли шесть. Я же говорю – он парень умный!.. Наконец дверь открылась. На пороге в тусклом свете стоял Александр Бокалов – маленький, полный, плешивый мужчина тридцати пяти лет с обаятельным улыбчивым круглым лицом. Мышиные глазки суетливо скакали с одного гостя на другого, в лице сквозила настороженность. Наконец, увидев Яшина, он успокоился и пригладил ладонью жиденькие волосики над ухом, пригласил гостей войти, зажёг в прихожей свет. Игорь протянул руку:

– Привет, Бокал, что это у тебя номер на гвоздике крутится? Александр поздоровался, смущённо улыбнулся:

– Да периодически с соседкой меняюсь шесть на девять, игра такая! Яшин усмехнулся:

– Знаю я твои игры. Всё хитришь? Знакомься – это мои друзья. Бокалов пожал всем руки. Гости представились:

– Кормилин.

– Дима. Квартира Бокалова казалась внутри деревенской убогой избой. Прихожая захламлена – на вешалке странные рваные платки, шуба с проплешинами, шарф с дырками, сломанный зонтик. В воздухе стояла пыль, точно только что здесь выбивали старый ковёр. Васильев громко чихнул, прикрыв лицо рукой. Кормилин задышал носом, потёр переносицу, смиряя раздражение слизистой. В облаке взвешенных частиц у дверей гостиной в инвалидной коляске сидела старуха в чёрном платке и заношенном халате. Глаза закрывали крупные очки с большими диоптриями. На коленях лежало блюдце с лекарствами. Бабка стонала, пальцами дрожащей руки перебирала на тарелочке таблетки. Бокалов обернулся к ней:

– Мама, иди, переоденься, ко мне друзья пришли, приготовь что-нибудь на стол. Старуха неожиданно молча встала, сняла очки и с блюдцем в руке, держа осанку, важно прошествовала в свою комнату. Кормилин и Васильев проводили её удивлённым взглядом. Бокалов взял коляску, сложил её и убрал в кладовку. Снял с вешалки в охапку старую одежду, порванную шубу и остальной хлам свалил туда же, захлопнул дверь. Прихожая преобразилась – стала чистенькой и опрятной, точно после ремонта. Кормилин с усмешкой повернулся к Яшину:

– Да у них здесь целый театр с декорациями? Игорь с улыбкой кивнул. Бокалов тоже услышал, начал оправдываться:

– Жизнь такая, тяжёлая – не знаешь, кто в гости забредёт! Посетители не переобувались, Александр провёл их в гостиную, где они расселись вокруг стола. На скатерти в рамке с чёрной траурной полосой стояла большая фотография солдата-десантника. Улыбчивое лицо, синяя тельняшка, на голове голубой берет. Васильев кивнул на портрет:

– Что, родственник в Афгане погиб? Сочувствую…

Бокалов взял портрет и, молча, убрал – положил на сервант. Сходил на кухню, принёс на подносе чайные принадлежности, расставил на столе.

Из маленькой комнаты вышла его мать – приятная женщина с лёгким макияжем на лице, в ярком платье с бусами на шее и красных туфлях на косом каблуке. В руках держала бутылку шампанского, стала кокетливо укорять сына:

– Сашенька, ну что же ты гостей пригласил, а мне ничего не сказал, я бы хоть приготовила что-нибудь. Кормилин посмотрел на женщину, с удивлением и восторгом заметил случившиеся перемены, вежливо отказался:

– Да… нет, спасибо. Ничего не надо – мы чайку попьём да и пойдем. Нам бы поговорить… Женщина отдала бутылку шампанского сыну:

– Может, пригодится для разговора? – ушла обратно, легко постукивая каблучками, вздрагивая бёдрами, прикрыла дверь. Бокалов стал откручивать металлическую проволоку с горлышка бутылки, кивнул Яшину:

– Не хотите? Мать любит, – постепенно выпуская воздух, профессионально вынул пробку почти без хлопка. Яшин покрутил головой, лицо исказила гримаса:

– Не, мы такое не пьём, чего покрепче… Кормилин перебил его, желая быстрее перейти к делу, обратился к Бокалову:

– Вдвоём живёте, больше никого?

– Теперь вдвоём, – Бокалов отнёс бутылку в комнату матери, вернулся, взял с серванта портрет, показал, сделал трагическое лицо, – младшего брата вот на прошлой неделе похоронили, служил в Чечне солдатиком. Геройски погиб. Полковники из военкомата звонили, обещали на вручение ордена пригласить. Мать от горя слегла с инсультом. Только сейчас стало немного лучше. Александр повернул портрет к себе, подышал на стекло, протёр кулаком изображение, глядя на десантника, перекрестился. Васильев сочувственно кивнул:

– Да, сейчас везде война… Яшин улыбнулся, прерывая траурную обстановку:

– Бокал, брось дурить, не было у тебя никогда брата! Я же сказал – здесь все свои! Кормилин улыбнулся:

– Ну, конспиратор, рассказывай, что там у тебя приключилось с братвой? Бокалов снова положил портрет на сервант, пошёл на кухню, на ходу оправдываясь, пожал плечами:

– Извините, привычка, – принёс заварник, стал разливать по чашкам, параллельно рассказывал: – Да ерунда была, занял денег у Митяя, знакомого торговца, отдать не успел – от него приехала бригада.

– На много кинул?

– Да мелочь, уже давно всё отдал, – лицо Бокалова неожиданно стало жалостливым, на глазах выступили слёзы, – теперь они меня избивают, заставляют кидать бизнесменов, деньги отбирают. Мне мать больную содержать надо, и две жены в разводе живут у своих стариков – у них дети. Как мне всех прокормить?.. Неожиданно за дверью соседней комнаты раздался грохот, что-то упало. Сергей вскочил, выхватил пистолет, рванулся на шум, распахнул дверь. Изнутри выбежала кошка.

– Вот чертовка! – выругался Бокалов. – Как туда пробралась? Так и норовит что-нибудь разбить! Кормилин зашёл внутрь, за ним Васильев и Яшин. Гости прошли на середину с удивлением посмотрели вокруг. Комната была превращена в производственную мастерскую: полно инструментов, различных станков и приспособлений. Посередине комнаты стоял стол. На нём пишущая машинка. В ней заправлен листок бумаги с напечатанным текстом. Дмитрий подошёл к столу, наклонился, стал читать вслух:

– Уважаемый и любимый Борис Николаевич Ельцин, мой добрый старый боевой товарищ… На лице Кормилина отразилось удивление, обернулся к стоящему в дверях Бокалову:

– Ты, оказывается, и с президентом знаком?

– Почти, – скромно сообщил Александр и смущённо посмотрел на Яшина, – на баррикадах в Москве вместе были в девяносто первом. На лице Васильева отразились изумление и восторг. Яшина начал разбирать хохот:

– Да слушайте вы его больше! Бокалов тоже улыбнулся, за ним все остальные. Вернулись в гостиную, сели за стол. Кормилин легко похлопал Александра по спине, достал из кармана деньги и передал:

– Это твоя доля за инкассатора. Бокалов расцвёл, с удовольствием взял деньги, обрадовался:

– Вот это разговор! А то – друзья, друзья! Вы посидите здесь, а я в магазин сбегаю. У мамы лекарство закончилось, и нам кое-что покрепче куплю.

Кормилин тронул Васильева за плечо:

– Вот, Димон сбегает. Пусть мать даст ему рецепты, скажет, что купить, а ты разливай чай и рассказывай. Бокалов кивнул в сторону кухни:

– Чайник уже стоит, сейчас засвистит. Васильев пошёл в комнату матери Александра. Гости за столом пододвинули себе чашки, стали класть сахарный песок в заварку. Кормилин кивнул Бокалову:

– Что за бандиты, откуда они? Александр пожал плечами:

– Не знаю, говорят, от Андрея Маленького. У них в Колпино свой бар есть. По вечерам там тусят.

– Сколько их, какой возраст?

– Совсем молодые – безбашенные, но накачанные как шварценеггеры, обычно четыре, но рассказывают – их больше.

– Оружие есть?