– У одного видел выкидной нож, у другого кастет. Тот если что сразу бьет, гад, своей железкой до крови! Называют его Илья Муромец, может – погонялово? Вот! – Бокалов показал несколько шрамов на лбу и подбородке. На кухне пронзительно засвистел чайник, и хозяин пошёл снять его с плиты, стал разливать по чашкам кипяток. Кормилин задумчиво размешивал сахар, затем сообщил:

– Добрые детишки, вечером скатаемся! Бокалов снова пошёл на кухню, принёс и выставил на стол печенье, сухарики, хлеб, нарезанный сыр, колбасу и масло. Кормилин посмотрел на закуски, потянул носом, улыбнулся:

– Что-то я проголодался. Такие запахи приятные. А может, накатим под чаёк? Бокалов замер, обвёл гостей пытливым взглядом, улыбнулся:

– Понял, сейчас сделаем, – достал из серванта бутылку водки, показал, – это? Кормилин кивнул.

Застолье в гостиной шло полным ходом. Бокалов периодически подрезал колбасы и сыра, мазал булку маслом, протягивал своим новым друзьям. Бутылка на столе была почти пуста, на тарелках лежали остатки закусок. Яшин поднял стопку с водкой:

– Будем здоровы, – чокнулся с Кормилиным и Бокаловым, выпили. Из прихожей внезапно появился Васильев, в руке полная тяжёлая сумка.

Кормилин вздрогнул от неожиданности, удивлённо посмотрел на приятеля, спросил:

– Ты как без звонка? Напугал…

Дмитрий улыбнулся:

– Бабушка ключ дала, чтобы не трезвонил, – вынул из сумки две бутылки водки, поставил на стол. Широко раскрыл сумку, показал, что осталось: – Пойду старушке лекарство отдам, что доктор прописал!

Кормилин и Яшин заглянули внутрь.

Там лежал пяток бутылок шампанского, плитки шоколада и блок болгарских сигарет.

3. Совещание Седельникова в Тосно

Яркий уличный свет заливал просторный кабинет начальника уголовного розыска Тосно. Солнечные предзакатные лучи заглядывали сюда только по вечерам, поэтому в нарушение ведомственной инструкции шторы целый день были распахнуты. Да и некому в окна подсматривать – через дорогу уже начинался лес. В воздухе, точно мелкие снежинки, парили редкие частички пыли, увлекаемые любым движением, следовали за сотрудниками, оседая на одежду.

Служебный стол начальника был завален рабочей документацией. На его краю в камуфляже устроился Седельников, прижав часть бумаг своим внушительным задом. На плече висела оперативная кобура, из которой торчала рукоятка пистолета. Руки держал скрещенными на богатырской груди, в пальцах – шариковая ручка и блокнот. За ним в кожаном чёрном кресле неуютно себя чувствовал заместитель начальника местного отдела уголовного розыска майор Павел Мефодич, которого прикрепили к следственной группе. Седой маленький старикан за пятьдесят лет, с усами, переходящими в бакенбарды, которые он в минуты волнения периодически поглаживал. Выглядел точно старый кавалергард, проливавший кровь в николаевскую эпоху. Волнуясь, пытался убрать документы в стол, вытаскивая их из-под зада следователя прокуратуры. Низко хмурил брови, сопел, недовольно прожигал горящими очами спину Седельникова, оплетенную ремнями. Подозрительно глядел на крепившийся к ремню сзади чехол, из которого торчал складной многофункциональный нож: вилка, ложка и несколько лезвий.

Майор невольно слушал сотрудников, участвующих в рабочем совещании, но старался не вникать. Вроде как территория-то его, уже больше тридцати лет отвечал он здесь за спокойную жизнь граждан, но как искать нынешних убийц-головорезов, понятия не имел – никто этому не учил. Старался не мешать, чтобы потом не было претензий, хотел быстрее всё убрать и уйти. Думал он, что пора выходить на пенсию, пока что-нибудь не случилось. Раскрываемость с каждым месяцем падала, и на ковёр в город вызывали всё чаще. Конечно, ездить должен был Адам Мехманович, но как только из Питера приходила депеша с вызовом, тот уходил на «больничный» и посылали Мефодича. А как теперь работать? Столько появилось дополнений к нормативным документам, законодательным актам и требованиям, да ещё новый уголовный кодекс выходил в следующем году – снова учи его наизусть да разъясняй своим подчинённым. А память уже не та! Выше звания не получить, а вернуться в капитаны – легко. Такие времена… не знаешь, за что хвататься. Раньше в деревне раз в год старик по пьяни шарахнет бабку доской, или она ножиком пырнёт – вот и весь криминал. Приедешь на место преступления, тот, кто в живых остался, сидит, плачет – явку пишет, соседи в свидетелях. А ныне как в кино, сплошное Чикаго! Где искать этих бандитов, как доказывать?..

За длинным приставным столом сидел Гордеев. На стульях у стены приосанились два местных оперативника, один коренастый чернобровый, другой худенький белобрысый, бывшие на осмотре места преступления, оба в нетерпеливом ожидании. Без стука в кабинет зашёл Разгуляев, присел к Гордееву, спросил у Седельникова:

– Василий Иванович, тебе ещё не сообщали? В Кингисеппе разбой на инкассаторов. История непонятная. Охранник убил кассира, ранил водителя и скрылся с деньгами, но перед этим табельный пистолет сдал в контору. Водитель в коме без сознания. Я позвонил местному начальству, чтобы его под охрану взяли, а те говорят – народу нет. Попросил, чтобы с врачами договорились – если кто будет интересоваться, пусть тогда врут, что он при смерти! Шапкин требует срочно охранника задержать и расколоть на разбой. Седельников сделал запись в блокноте, согласно кивнул:

– Хорошо, придёт в себя, съездим, пообщаемся, держи на контроле, – чуть приподнялся, и Павел Мефодич вытащил из-под него последний документ, убрал в стол. Облегчённо вздохнул, наклонился из-за спины следователя, с подкупающей улыбкой спросил:

– Василий Иванович, как-то я неудобно себя чувствую здесь на месте своего начальника, может, чайку принести? Седельников обернулся, скрипнув кожей перекрещенных ремней:

– Да скоро уж обед, чего аппетит портить? Лучше договорись, где здесь у вас перекусить можно будет! Майор улыбнулся:

– Есть договориться! – встал и, наклоняясь, как опоздавший зритель в кинозале, скользнул через центр кабинета, вышел, неслышно притворив за собой дверь. Василий Иванович продолжал:

– Итак, орёлики, что мы на сегодня имеем по нашему пятерному? Спасибо РУОП – версию с Прокопом отработало на «отлично»! Граждане освобождены, ничего не хотят, пистолет оказался газовым! Степан с Николаем улыбнулись. Седельников продолжал без остановки:

– Разгуляеву отдельное спасибо за находку в багажнике, а то бы пятый труп уехал на милицейскую стоянку во двор, дожидаться, пока вдова и дети Георгиева начнут наследство забирать. Грустно бы получилось, когда через полгода открыли! Разгуляев деловито кивнул, назидательно выдал:

– Кто удить не ленѝтся, у того рыба ловѝтся! Седельников усмехнулся:

– Посмотрим, посмотрим, как она будет ловиться! Ты бабку нашёл, чьё молоко выпил? Гордеев усмехнулся, толкнул Степана плечом. Два местных оперативника внимательно слушали старших, молча, с интересом переводили взгляд с одного сотрудника на другого. Разгуляев поднялся, стал докладывать:

– Нашёл, Василий Иванович. Бабка обычная, Степанида, имеет корову, торгует молоком. Увидела трупы, испугалась, уехала, позвонила по телефону, всё! Седельников сделал отметку в блокноте:

– Чего вскочил-то? Где твой корешок Заботкин? Чем он озаботился? Разгуляев сел, пожал плечами:

– Антон должен подойти, он в паспортную службу ходил и к Соколову. Седельников повернулся к местным операм:

– Установили, сколько человек было в машине? – обвёл их взглядом. Встал коренастый, стал докладывать:

– На заправке сказали, что машина была одна, в ней водитель и четыре пассажира. Выходили из салона разминаться. Седельников снова сделал отметку в блокноте, продолжил:

– Ясно. Так что у нас получается? Бандиты явно планировали грабёж, но деньги не нашли, так? Точнее – не все. Тогда почему не обыскали? Значит, не знали точную сумму! А убили за что – чтобы не опознали? Получается, кто-то их мог узнать, но точной суммы назвать не мог. Кто? Надо пройти по связям.

– Разрешите, – привстал Гордеев, – Василий Иванович, мать убитой девушки сообщила, что у ребят двенадцать тысяч долларов было. Седельников кивнул:

– Ну, вот теперь картина прояснилась, значит, часть бандиты нашли. Видимо четыре с половиной тысячи хранились в другом месте. Связи Тиминых мы знаем – история с Прокопом всех повеселила, – Седельников улыбнулся, – а к родственникам Решетовых, значит, ты ездил? Гордеев кивнул:

– Я беседовал. Никаких зацепок, объяснение у вас на столе. Седельников посмотрел вокруг себя на чистый стол:

– Наверно, Мефодич прибрал, ладно, потом найду! – снова глянул на молодых оперативников: – Кто из вас Соколовым занимался? Чья форма девять оказалась у застреленного парня? Встал худенький белобрысый:

– Разрешите доложить? Седельников улыбнулся:

– Докладывайте. Оперативник достал из папки исписанный листок, подошёл к следователю и отдал, устно сообщил:

– Соколов Владимир Борисович, двадцать лет, женат, есть грудной ребёнок, общее впечатление хорошее, порядочный гражданин. Не судим, административных проступков не совершал, приводов-жалоб нет, спиртным не злоупотребляет… Седельников с недоверием перебил:

– Какой образцовый у тебя клиент, а чего он квартиру-то решил продать? Оперативник пожал плечами:

– Говорит – расширяется. Жена собирается рожать второго.

– Дома у него был? Жену проверил? Оперативник в недоумении пожал плечами, смутился:

– Как я?..

– Посмотрел бы – действительно беременная? Заодно обстановку – собирался переезжать или вид делал?

Седельников повернулся к Разгуляеву:

– Степан Ильич, возьми на контроль! Это у нас пока единственная зацепка. Пули и гильзы на исследовании, отпечатки там же, когда придут результаты – неизвестно. А от этих стрелков всего можно ожидать. Тот кивнул:

– Хорошо. Седельников захлопнул блокнот, обратился ко всем:

– У кого какие соображения? Раздался стук в дверь, зашёл Заботкин, лицо радостное. Седельников обернулся к нему:

– Антон Борисович, по вашему цветущему виду вижу, преступника вы нашли, как минимум одного. Заботкин обвёл взглядом кабинет. Увидел местных оперативников. Обернулся к Седельникову:

– Есть мысли очень интересные, но, может, не при всех? Василий Иванович отрицательно повертел головой, нахмурил брови:

– Здесь скрывать нечего, мы не в ГАИ, взятки не делим, давай выкладывай – пусть молодые учатся. Заботкин прошёл к приставному столу, сел напротив Разгуляева начал доклад:

– В жилконторе Соколова знают, несколько раз брал формы на квартиру. По месту жительства характеризуется отрицательно. Жену с ребёнком выгнал, бабкино жильё продаёт, сам к родителям переезжает. Седельников жестом прервал Антона, сурово воззрился на худенького белобрысого опера. Парень испугался жёсткого взгляда, встал по стойке «смирно», напрягся. Седельников указал на него пальцем, стал поучать:

– Слышал, молодой, как работать надо? Не в кабинет вызывать, стул протирать пятой точкой, а ножками, ножками по территории! Оперативник опустил голову, понуро промычал:

– Виноват… – сел, продолжая внимательно слушать. Речь Заботкина стала интригующей:

– Самое интересное – Соколов в церковь теперь ходит, свечки ставит по количеству наших убиенных. А сам молиться не умеет, крестится наоборот. Сказал мне, что формы из паспортной службы брал для какого-то агента Петра Ивановича, который покупателей приводил. Отмечали это дело выпивкой, но больше никто из них не появился. Я переговорил с междугородним телефонным узлом, мне сообщили номера Питера, кто звонил этому агенту. Антон умолк, стал загадочно улыбаться. Пауза затянулась.

– И что? – не выдержал Седельников, слегка наклонился вперёд, сверля Заботкина взглядом. – Чего лыбишься? Тот стал серьёзным:

– Нашёл несколько бывших покупателей, точнее, их родственников. Покупатели – двое на кладбище, третий в коме. Информация на телефонной станции этого года. За предыдущий надо писать запрос, искать в архиве. Седельников сильнее наклонился вперёд, выпучил глаза:

– Что… застрелили??

– Нет, как-то странно заболели. У того, кто ещё жив, нашли в крови таллий.