– Позавчера, – прислушался, затем улыбнулся, – кому материал поручили? А… давай-ка его сюда. Здесь у нас ваш грабитель пишет явку с повинной, хороший парень, не обижайте. Пускай его заберёт, чтобы не мешал. Степан положил трубку, глядя на Николая, молча, развёл руками:

– Вот так – когда нет камбалы, то и ёрш – рыба! – изобразил на лице разочарование. Кивнув, надул губы, дунув через них, издавая жалобный писк. Повернулся к парню: – Ну что вы такие все примитивные? Неужели по-другому деньги не забрать, как только ножом угрожать? Ну, ты же молодой, красивый, пригласил девочку в кино, а по дороге сочинил, что деньги потерял или тебя обокрали! Да она бы сама тебя в кино сводила и ещё десятку дала, чтобы родители не ругали! Думать совсем не хотите! Ну что, тебя этот перстенёк обогатил? Вот тебе и наука – сказала карасю щука! Парень закончил писать, задумался, понуро сидел на стуле, мял свои пальцы, согласно кивал. Гордеев откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул, надо было продолжать работать…

Бодрым шагом с открытой улыбкой к отделу милиции подошёл Антон Заботкин. Это была его первая командировка, и он готовился горы свернуть, оправдать доверие Матвеева – пахать, пока убийца не будет найден и изобличён! Дежурный на крыльце увидел незнакомого подтянутого мужчину в костюме с галстуком, затушил папиросу о железную банку, прикрепленную к перилам, приосанился на всякий случай:

– Вы к кому, товарищ?

– Я из главка, убойщики здесь работают? Дежурный вытянулся по стойке «смирно»:

– Так точно! На второй этаж, направо. В этот момент из отделения милиции старший сержант вытолкнул пьяного мужика:

– Свободен! Иди домой! Тот спустился с крыльца, огрызнулся:

– Так я и пойду сейчас домой, всю душу мне растравили, испоганили, убийцу из меня хотели сделать! Посмотрите, народ честной как из вора «Ваньки-огурца» хотели мокрушника слепить! – споткнулся о камень, схватился за перила, запел:

– Из-за острова на стрежень,
На простор морской волны,
Выплывают расписные,
Стеньки Разина челны…

Заботкин усмехнулся и зашёл внутрь здания.

…В кабинете начальника уголовного розыска в большом удобном кожаном кресле руководителя продолжал устало сидеть Разгуляев. Вздыхал, в очередной раз вытирая лоб платком. Гордеев пристроился сбоку на ручке, нервно курил. Напротив, перед столом, точно на жёрдочке, на краю стула примостился парень лет двадцати пяти. Светлые длинные неухоженные жирные волосы распущены до плеч. Мятая рубашка и куртка на вырост. Болезненное угреватое лицо с редкими волосиками на подбородке и щеках без эмоций, взгляд тусклый безразличный. Опустив голову, мял сплетённые на коленях пальцы, бормотал:

– Боженька всё видит, всё знает, накажет, кто грех совершил… Гордеев затушил папиросу, встал, зашёл за спину парня, жестом показывая Разгуляеву, как бы он саданул этого богомольца своим кулаком по голове. Раздался стук в дверь.

С подносом, уставленным принадлежностями для чая, зашёл предоставивший свой кабинет майор милиции начальник уголовного розыска – мужчина южной национальности, угодливо улыбнулся:

– Стэпан Илыч, заработалыс вэрно, да! Вот хочу за вам поухаживат да – здэс чайку заварыл с чабрэцом, обэдат пора да, а вы нэ завтракал. Майор расставил чашки, блюдца, тарелку с печеньем и чайник на журнальном столике у окна. Разгуляев кивнул на парня, спросил:

– Спасибо за чай. А что это за чудо к нам приволокли? Он вроде как не в себе, только о Боге бормочет, лукавый пескарь! Как хоть его зовут? Майор повернул голову, увидел задержанного, улыбнулся:

– А… так это наш Васутка – божы чэловэк да. Случайно замэли. Навэрно, участковый прыволок для чыслэнносты. Забрат ыво, да? Разгуляев махнул ладонью:

– Оставьте пока. Раз уж в сеть попался, посмотрим, что за рыбина! Сделав свою работу, майор пошёл на выход, открыл дверь. Навстречу ему появился Заботкин. Майор нахмурил южные мохнатые брови, строго поинтересовался:

– Вы к кому, гражданын?

– Я из главка, мне нужен Разгуляев. Степан, сидя в кресле, тихо откликнулся:

– Я Разгуляев. Майор смягчился, изобразил на лице улыбку, вышел, закрыв за собой дверь. Проводив взглядом хозяина кабинета, Заботкин обернулся к Разгуляеву, вытянулся по стойке «смирно», доложил:

– Капитан Заботкин прибыл в ваше распоряжение, направлен полковником Шапкиным… Разгуляев поморщился, прерывая доклад гостя, махнул рукой, указал на стул у окна рядом с журнальным столиком, где стоял чай:

– Не шуми, капитан, всю рыбу распугаешь, вон садись, после доложишь, у нас здесь разговор серьёзный, бабку в поле зарезали, подключайся! – сам встал, обошёл стол с вещдоками, взял пакет с ножом и поднёс к лицу парня:

– Васютка, тебе случайно этот предмет не знаком? Признавайся, ты бабку вчера зарезал на морковном поле? Сейчас отпечатки снимем твои и сравним с теми, что на ноже.

Парень посмотрел на нож и отвернулся в сторону, не отвечал. Заботкин внимательно изучал «божьего человека», стараясь заглянуть в лицо. Пересел на другой стул, так чтобы лучше видеть. Васютка продолжал мять пальцы, смотрел себе в колени, бубнил:

– Грех это, боженька накажет всех. Не убий, не укради, не пожелай…

– Ладно, ладно, уже слышали, – прервал Разгуляев, – хватит за поплавок дёргать впустую! Николай засопел, снова за спиной парня показал жестами, что готов того задушить, отошёл к окну, закурил очередную папиросу. Степан наклонился, заглянув в опущенное лицо парня:

– А ты-то грех случайно не совершал? Тот резко вскинулся, приглушённо затараторил:

– Мне боженька не позволит. Он руку мою ведёт. А если кто и оступится с праведной дороги, Боженька мне скажет. Он всё видит и вас видит, что вы здесь творите. Я с ним разговариваю, он мне добра желает. А кто грех совершил, будет наказан, обязательно… У Гордеева закончилось терпение. Он недовольно засопел, махнул рукой с папиросой – пепел упал на пол, стал укорять парня:

– Да что ты, отставной козы барабанщик, заладил: накажет, накажет. Сейчас в камеру пойдёшь, будешь там зэков просвещать! – обернулся к Заботкину, – что скажешь, капитан? Антон встал, незаметно сделал жест оперативникам подойти, сам направился к окну. Когда собрались вместе, зашептал:

– Нужна икона или какое изображение святого, может, крест… Разгуляев, недоумевая, тихо спросил:

– Это тебе зачем?

– Есть одна идея, похоже, у парня шизофрения. Гордеев затушил папиросу о газету на журнальном столике, кивнул:

– У меня образок маленький от бабки. Антон улыбнулся:

– Давай попробуем. Николай снял иконку с шеи и передал Заботкину. Антон подошёл к парню, сел на стул рядом, наклонился, держа образок в зажатом кулаке, поднёс к лицу парня, монотонно произнёс, внушая:

– Смотри, что у меня есть! Васютка заинтересованно уставился в медленно раскрывающийся кулак. В глубине его что-то блестело. Он склонился, чтобы рассмотреть.

Пальцы Антона медленно разжимались, на ладони сверкнула икона. Глаза Васютки расширились от удивления и трепетного восторга. Дыхание замерло, сердце застучало, точно молот. Заботкин поднёс образок ближе к его лицу:

– Видишь, как его лик сверкает? – говорил медленно и требовательно как гипнотизёр: – Бог смотрит на тебя, Васютка. Он ждёт, когда ты скажешь ему правду. Ты, божий человек, глядишь ему в глаза. Ты его любишь, ты не сможешь ему солгать. Бог смотрит внутрь твоей души, твоего сердца. Он проникает в твоё тело. Он требует сказать ему правду. Только правду он ждёт от тебя! Все твои мысли о нём. Только его лик перед тобой, только его ты видишь, только с ним говоришь. Он ждёт. Смотри ему в глаза, божий человек, и отвечай. Что сделал с бабкой в поле? Васютка пристально неотрывно смотрел на икону. Тело его начало вздрагивать, голова подёргиваться, взгляд обезумел. Лицо исказила жалкая страдальческая гримаса, челюсть постыдно задрожала, в глазах навернулись слёзы, он начал всхлипывать:

– Да он и так всё знает, видел меня. Бабка на поле морковку воровала! Грех, это грех! Совхозное поле. Боженька её наказал, Боженька! Разгуляев подошёл ближе к парню, наклонился:

– А резал-то зачем от горла до самого низа? Парень поник, тело его осунулось, руки повисли плетьми, горючие слёзы потекли ручьями:

– Посмотреть хотел, сколько грешила, как много морковки съела нечестивица.

– Ну и что, нашёл морковь?

– Не нашёл, поэтому я ей морковку в рот воткнул, чтобы Боженька не забыл, за что грешницу наказал, Боженька всё видит, он мою руку ведёт… Разгуляев сел на стул рядом с парнем, положил перед ним на стол листок бумаги, дал ручку, горько вздохнув, погладил его по голове:

– Пиши, Васютка божий человек, как Боженька бабку наказал твоими руками, – повернулся к Гордееву: – Вот так Николай, не каждая рыба клюёт на муху! Иди, зови прокурорского следака, пусть оформляет. Васютка утёр рукавом лицо, взял ручку, наклонился над листом бумаги, начал медленно выводить буквы.

5. Решетовы и Тимины смотрят квартиру в Тосно

Лестничная площадка старенькой хрущёвки в городе Тосно Ленинградской области давно не видела влажной уборки, мелкий мусор и скатавшаяся пыль притаились вдоль плинтусов. Стены в нецензурных надписях. В углу – большое ведро для пищевых отходов, из которого уже начало вонять сырой гнилью и плесенью. Деревянные перила оторваны – лежали внизу вдоль лестницы. Электрические счётчики выглядывали наружу проводами, любительски скрученными синей изолентой. В нос бил привычный запах кошачьей мочи и кислятины.

Роман и Надежда Решетовы замерли у поцарапанной двери с блестящим глазком. Посмотрели друг другу в лицо, счастливо улыбнулись в предвкушении новой открывающейся странички их совместной жизни. Они уже пару лет были женаты, гадание бабушки частично сбылось, но узнать об этом она не успела – умерла. Рядом с молодыми стояла пожилая чета Тиминых: маленькая полная богомолка Ольга Ивановна с кругленьким сморщенным лицом, робко выглядывающим из чёрного платка, и Михаил Сергеевич, крупный ширококостный мужчина с большим угреватым красным носом пьяницы. Обоим за шестьдесят. Роман кивнул молодой жене и решительно нажал кнопку звонка. За дверью послышались шаги, раздался недовольный мужской голос:

– Кто там? Надежда в нетерпении оттолкнула мужа, прижалась кулачками к двери, залопотала:

– Это мы, Надежда и Роман, нам нужен Владимир Борисович Соколов. Мы покупатели вашей квартиры. Я вам звонила по объявлению, договаривалась о встрече…

– Ах, да! Я забыл, – прервали за дверью. В открытом проёме появился рыжеволосый парень чуть за двадцать лет с неприятным амбре изо рта и деревенским плоским лицом, усыпанным крупными веснушками, – проходите! А вы с моим агентом не связывались? Надежда удивлённо пожала плечами, слегка испуганно возмутилась:

– Зачем нам агент? Мы же с вами договаривались на осмотр квартиры! Решетовы и Тимины зашли внутрь, через прихожую проследовали в гостиную. Двухкомнатная квартира была захламлена, на вешалке старушечья одежда, прокуренный затхлый воздух отдавал несвежей пищей.

Соколов остался в прихожей, его голова с похмелья раскалывалась, скептически наблюдал за клиентами, пожал плечами:

– Да, пожалуйста. Гости парами разошлись по квартире. Решетовы подошли к окну гостиной, сделали вид, что смотрят на улицу. Надежда чувствовала себя точно на иголках, дрожала от нетерпения, хотела, чтобы всё случилось быстрее, желала кого-то подтолкнуть или дать пинка. Обняла мужа за плечи, прижалась, зашептала:

– Ты старинные бабушкины драгоценности продал? Теперь на квартиру хватит?

– Хватит, ещё останется. За дом дали много – он же на берегу реки, и участок большой. Наде хотелось захлопать в ладоши от возбуждения и счастья, но неожиданно нахлынули воспоминания, заполонили душу, навеяли грусть:

– Дом жалко. Помнишь, на святки бабушка гадала, продавать не велела… Роман пожал плечами: