– Да что ты… что ты, Григорий, он же мальчик молоденький, забоится тебя! Всё отменит! Мы ребят подведём, они дом бабушки продали, деньги приготовили, встречались не раз, вместе в Тосно ездили, всё обсудили… Прокоп недоверчиво усмехнулся:

– Да эти молодые сейчас как шакалы – работать не научились, только воровать да обманывать. Кто там покупает у вас квартиру? Я хоть подстрахую! Михаил Сергеевич, искренне волнуясь, вступился за жену:

– Да не надо, Григорий, мы уж сами! Прокоп сочувственно вздохнул:

– Сами с усами… Сколько вон людей уже покидали эти мошенники, а кого-то вывезли непонятно куда, милиция ими не занимается. Бездельники! Ну, ладно, если хоть что-то заподозрите, сразу Тамаре звоните, она знает, как со мной связаться! Ольга Ивановна успокоилась, начала улыбаться:

– Спасибо тебе, зятёк, за беспокойство, – сложила три пальца правой руки, подняла ко лбу, по привычке снова посмотрела в красный угол, разочарованно опустила щепоть. Михаил Сергеевич облегчённо вздохнул:

– Спасибо, Григорий, обязательно учтём!

7. Поездка к риэлтору

Скромно обставленная квартира Тиминых находилась в старенькой панельной пятиэтажке. Мебель покупали ещё молодыми сразу после новоселья. Со временем диван и кресла пришлось укрывать цветными накидками, чтобы закрыть потертости. На пол постелили дорожки, прикрывая щербатость паркета. А старые гобеленовые коврики с вышитыми персидскими сюжетами продолжали висеть в каждой комнате, как живые напоминания о советской эпохе, ложились на сердце благодатной прощальной грустью. От цветастой ветхости кружевных салфеток, покрывал и мягких пледов обстановка в гостиной походила на убранство цыганского шатра. В правом дальнем углу висела большая икона. Около неё на самодельной подставке мерцала пламенем лампадка. Ещё несколько икон стояли рядом на трельяже, там же в стопочке горящая свечка. В центре гостиной по-хозяйски расположился круглый стол, накрытый клеёнкой с нарисованными румяными аппетитными ананасами и мохнатыми кокосами, которые в реальности обитатели квартиры никогда не видели.

Ожидая гостей, вокруг стола хлопотала Ольга Ивановна, накрывала, приносила с кухни закуски, нарезала колбасу, чёрный хлеб. Периодически посматривала на икону в углу, шептала молитвы, крестилась. У окна на тумбочке стоял включённый старенький чёрно-белый телевизор с едва слышимым звуком. Михаил Сергеевич сидел на диване, поглядывал на часы над сервантом, на супругу и в экран телевизора, ласково обратился к жене:

– Оленька, ну что ты всё суетишься да молишься? Волнуешься, что ли? Ребята же сказали – приедут к десяти, ещё полчаса. Супруга в очередной раз опустила руку со щепотью, покачала головой:

– Ой, Мишенька, страшно как-то мне в деревню переезжать. Я ведь ребёнком оттуда уехала, хозяйство только со стороны видела! Михаил Сергеевич снисходительно улыбнулся, внутри защемила жалость, встал и подошёл к жене, обнял за плечи:

– Да что ты! Какая же это деревня? Тосно – это такой же город, как и Питер, только маленький. И квартира такая же, как у нас здесь, со всеми удобствами. Какое тебе хозяйство? Просто лес будет рядом да свежий воздух! А ещё деньги останутся, до конца жизни хватит. А что нам ещё, пенсионерам, надо? Научу тебя рыбу ловить! Будем на речку вместе ходить. Ты же знаешь, что твоё имя «Ольга» означает в переводе с этого… как его… скандинавского? Жена вопросительно посмотрела на супруга немигающими маленькими глазками, в лице отразилось смущение, недоумённо приподняла плечи. Муж укоризненно покачал головой, ласково улыбнулся:

– Эх ты! Опять забыла? Я же тебе говорил – «святая»! Значит, жить будешь долго, у нас всё ещё впереди! Эх, заживём! Неожиданно раздался пронзительный дребезжащий звонок из прихожей. Михаил Сергеевич повернулся в сторону входной двери, повёл указательным пальцем:

– Ну, вот видишь, даже раньше, чем договаривались! – пошёл открывать. С лестничной площадки зашла чета Решетовых. Надежда с широкой улыбкой внезапно кинулась на шею Тимину, точно родственница, блеснула глазками, прижалась щекой, затараторила:

– Ой, как я беспокоилась, думала, что-нибудь случится, и мы не сможем сегодня встретиться, или вы позвоните, что передумали, а метро или, может, трамвай остановятся, электричество оборвется, мы опоздаем! Михаил Сергеевич, мы так рады, вы уже готовы? Тимин, смущаясь, слегка отстранился:

– Готовы, только вот водитель ещё не подъехал, ждём! Роман протянул руку:

– Добрый день! Михаил Сергеевич пожал его ладонь:

– Здравствуй, Роман. Ну что, всё в порядке? Тот кивнул:

– Конечно! Девушка прошла в комнату, обняв, поцеловала хозяйку в щёку:

– Дорогая Ольга Ивановна, как ваше здоровье?.. Михаил Сергеевич приблизился к Роману, зашептал:

– Деньги взяли?

– Да, всё в порядке. В лице хозяина скользнула тревога:

– Не забыли, что часть за квартиру отдать, а остальное нам? Роман улыбнулся:

– Нет, нет, не беспокойтесь, всё как договаривались, вам остаётся семь с половиной тысяч. Лицо Михаила Сергеевича расплылось в довольной улыбке:

– Давайте проходите, жена маленький завтрак приготовила! Роман смущённо пожал плечами:

– Да мы вроде перекусили перед выездом, – но упрямиться не стал и вместе с хозяином направился к столу. Ольга Ивановна разлила чай:

– Давайте, давайте все за стол! – поставила чайник на деревянную дощечку. Роман сел, пододвинул к себе чашку.

Надежда тайком осматривала помещение, незаметно проскользнула в маленькую комнату. Включила дешевую люстру на потолке и, раскинув руки, покружилась в свете неярких лампочек. Заглянула в большую кладовку, затем подошла к окну, раздвинула занавески. На детской площадке играли малыши, слышались возбуждённые звонкие голоса. Под окнами ехала вереница машин, объезжая пробку. Надя встала на носочки, с наслаждением вдохнула наполненный выхлопами моторов воздух, текущий из открытой форточки, он показался ей ободряюще знакомым и уже родным. Вернулась вся трепещущая внутри, села за стол рядом с Романом, зашептала:

– Кушетку поставим в той комнате внутри подсобки, будет точно в кибитке! А потом для ребёнка кроватку там разместим с игрушками, получится детская. Здорово, да? – она обняла ладонями предплечье мужа, со всей силы сжала пальчиками – вонзила коготки, сама напряглась, задрожала в предвкушении свершившейся мечты, потянулась носиком к шее мужа, с блаженной улыбкой вдохнула знакомый запах, поцеловала в щёку. Роман стерпел острый маникюр жены, обернулся к ней, слегка наклонившись, таинственно зашептал:

– Надежда… ты моя надежда… – пододвинул ей чашку. Михаил Сергеич убежал на кухню и тут же вернулся с бутылкой водки и четырьмя стопками, торжественно произнёс:

– По такому случаю неплохо бы это дело отметить! Ольга Ивановна всплеснула руками, укоризненно покачала головой:

– Миша, ну что ты? Молодые ребята, а ты с утра их спаиваешь! Надежда засветилась радостью, вскинула руки, затеребила пальчиками:

– Давайте, давайте Михаил Сергеевич, большое дело делаем! Мужчина поставил стопки, начал наливать. Его жена накрыла свою стопку рукой, отказываясь:

– Нет-нет! Надежда привстала, требовательно воскликнула:

– Всем-всем! Чтобы дело получилось! – взяла наполненную стопочку и пододвинула мужу. Роман поморщился. Ольга Ивановна виновато посмотрела в угол на икону, перекрестилась. Михаил Сергеевич успел плеснуть и ей, поднял свою стопку:

– Чтобы задуманное сбылось! Ура!

– Ура!! – громко закричала Надежда, стала дёргать мужа за плечо. Роман тоже встал, взял налитое, протянул к остальным. Все чокнулись. Ольга Ивановна снова перекрестилась и выпила, взяла кусочек колбасы, положила на булку, начала есть. Роман отпил чуть-чуть, попытался поставить. Надежда заметила, накинулась с негодованием:

– Нет-нет! До дна, или дело не заладится! – показывая пример, махнула свою в рот, чуть закашлялась, прикрываясь рукой, села. Роман опустошил стопку и поставил на стол, пододвинул себе чай и немного отхлебнул, стал делать бутерброд. Михаил Сергеевич оглядел всех, затем выпил тоже, крякнул, соглашаясь:

– А теперь можно чай! – забрал бутылку и стопки, понёс на кухню. Ольга Ивановна продолжала хлопотать:

– Ну, давайте, давайте, кому ещё чайку, – взяла чайник, стала подливать. Увидев нехватку колбасы, принялась нарезать новые кружки, раскладывать по тарелке. Поглядела на нетронутую чашку мужа. На лице отразилось волнение, оглянулась на кухонную дверь. Стала нервно мазать хлеб маслом, делать бутерброды, повернулась к столу:

– Не стесняйтесь, Роман, Надюша, дорога дальняя, кушайте! Сама села тоже откусила бутерброд, запила чаем, принялась жевать, с умилением смотрела на молодых ребят. Наполненная чашка мужа и пустая тарелка не давали ей покоя – улыбка сошла с лица. Она отложила бутерброд, встала и пошла за супругом.

На маленькой кухне Михаил Сергеевич стоял лицом к столу. Перед ним точно солдаты в строю расположились четыре пустые стопки. В опущенной руке он держал бутылку водки, в другой – пустой стакан. По пищеводу растекался бурный приятный огонь.

Он с наслаждением и влажным блеском в глазах выдохнул, утирая рукавом рот, крякнул, щербатый нос стал наливаться краснотой. В дверях появилась Ольга Ивановна, увидев традиционный сюжет, покачала головой, прикрыла за собой дверь:

– Не стыдно тебе, алкоголик? Посмотри на себя! Сопьешься!

Тимин попытался спрятать бутылку за спину, но понял, что уже поздно, поставил её и стакан на стол. Завинтил металлической пробкой горлышко, с притворным возмущением оправдывался:

– Если до сих пор не спился, то и не сопьюсь!

С улицы послышался призывный сигнал машины.

Михаил Сергеевич подошёл к окну, выглянул наружу, обрадовался:

– Во, похоже, Георгиев приехал!

Рядом с домом на проезжей части стояли «жигули» красного цвета. Около них пожилой высокий мужчина в белой рубашке приветственно махал рукой.

…Продолжался яркий солнечный день, какой нечасто случается в Ленинградской области. Конец июня выдался на удивление тёплым, точно хотел подарить людям надежду на светлое будущее, согреть в период циничного холода продолжающихся демократических перемен, политического раздора и развала великой державы.

Красные «жигули», точно маленький революционный флажок, изо всех сил одиноко неслись по извилистому шоссе. Мимо некогда стройных посадок сосен, которые уже не вызывали былого восхищения, были завалены непроходимым буреломом. Вдоль дороги целыми плантациями чернели обожжённые пни, похожие на осьминогов, цеплялись корневищами за мелкий жёлтый песок. На обочине и стихийных парковках валялись смятые ржавые банки из-под импортного пива и водки, полиэтиленовые пакеты, комки газет и пустые бутылки.

В салоне машины звучала музыка. Итальянский двигатель работал с натугой, но продолжал выполнять свой долг, несмотря на поглощение бодяжного бензина с деревенской заправочной станции. Лишь изредка, когда карбюратор начинал захлёбываться от накопившейся чужеродной субстанции, мотор собирался с силами, возмущённо тряс кузов, с надрывом исторгал чёрный смоляной дым, издавая при этом громкие, не очень приятные звуки. Пассажиры, сидящие внутри машины, воспринимали пугающие хлопки весело, с улыбкой переглядывались.

Старенькой машине от этого было не легче, но хотя бы не так стыдно, краснеть не приходилось – цвет соответствовал.

Михаил Сергеевич сидел за водителем, похохатывая. Его лицо разрумянилось. В один из таких моментов он укоризненно обратился к приятелю:

– Георгиев, твоя машина ведёт себя не по-джентельменски – такое выдаёт в присутствии дам?! Ха-ха! От этого кожаные сиденья могут прохудиться!.. Надежда и Роман улыбнулись. Ольга Ивановна, сидевшая рядом с мужем, покачала головой, стала креститься, поджав тонкие губы. Водитель отшучивался: