Сто мелодий из бутылки (страница 11)
На вид ему лет двенадцать, значит, старше её раза в два. «Удивительно, – подумала Ася, – чем старше парень, чем чище его лицо и белее зубы, тем больше к нему интерес. Только ни в коем случае не надо задумываться, почему это происходит».
– Эй! – позвала Гульчачак, положила в тарелку несколько кусков рыбы. – Ешьте, потом виноград срежете. – Передала тарелку Радику. – Сколько?
– Одной хватит…
– Возьми таз! – приказал Радик Асе, а сам пошёл с табуреткой по площадке, задрав голову. Высматривал самую созревшую кисть. Все хороши. Каждая гроздь с футбольный мяч, каждая виноградинка размером с палец. – Сюда иди!
Ася прижимала таз к животу и всё равно не удержала, когда с высоты прилетела кисть винограда. Она оказалась неожиданно тяжёлой, да ещё усиленная силой притяжения-падения. Хоть бы сказали, предупредили, а то просто «держи». Честное слово, сама гроздь тяжелее Аси. Даже и в мыслях не было, что виноград бывает таким. Гроздь ударилась о край таза, перевернула его и рухнула на бетон. Виноград разлетелся на брызги, словно лопнул воздушный шар, наполненный водой. Сока хватило на весь двор. Радик замер на табуретке в молчаливом ступоре. Потом очухался и в подробностях пояснил, какая она малолетняя идиотка. Гульчачак помалкивала, сдерживая гнев, прикусывала губы и во всём соглашалась с пасынком.
Ася подняла таз, огляделась кругом с мыслями собрать остатки. Ничего целого. Кругом полномасштабная трагедия. Захотелось заплакать. Заплакала. И да! Сработал закон подлости. Именно в этот момент во двор зашли все: родители, дядя Гена с женой тётей Лялей, вся бригада и ещё куча незнакомых людей. Ася с тазом в руках стояла посреди виноградной катастрофы и ревела уже в голос.
– По голове, да? – увидела мать растёкшееся зелёное пятно на платке Аси. Схватив дочь за грудки, принялась с пристрастием допрашивать: – Больно, да?
– Не… – качала Ася головой.
Мать сдёрнула платок, вслед за ним сползла сухая лепёшка.
– Энкой (мама)! – запричитала мать, оглядываясь по сторонам. – Энкеам, бу нарсэ (мама, что это)?
– Белена, – ответила Гульчачак и попросила убрать виноград со двора. – Мне совсем некогда, надо гостей кормить, ещё бригаде всю ночь работать.
Ася уже собралась накричать на мать, что бросили, уехали, оставили одну среди чужих-своих, и вдруг приметила, что мать странно разговаривает, шепелявит, словно натолкала в рот тряпки. Она-то подозревала, что родители радуются Узбекистану, тайно едят спелые арбузы. И вдруг – на тебе. «Были у стоматолога – по наводке дяди Гены, у лучшего, – объяснила мать. – К нему из Ташкента записываются, на полгода вперёд. Пломбы импортные, коронки – из червонцев царского монетного двора».
Ворота отворялись и отворялись, пропуская новых гостей. Копились родные из Акташа, Самарканда, Бузулука. Собирались и встречались братья, сёстры – семейными парами с детьми и без. Семейство было огромное, громкое и дружное. Все подчинялось некой монархической иерархии: Каттана – Зайнап Султан, дядя Гена – великий визирь, премьер-министр. Даже случайному гостю было понятно, что эта система основана не на пустом и случайном выборе, а на совершенно понятном, осознанном решении всего семейного клана. Так что каждому новому человеку, который планировал породниться с семьёй, в первую очередь приходилось постараться завоевать любовь Каттаны и дяди Гены – но зато, попав в этот понятный мир любви, благополучия и уюта, каждый обретал поддержку, человеческое счастье и устойчивую жизненную платформу, с которой можно было беспрепятственно стартовать на различные позиции общественного строя.