«…Следующий перечень крупных городов с забастовками за прошедшую неделю: Шеньян, Дрезден, Марсель, Лион, Саутгемптон, Йорк, Франкфурт, Новосибирск, Омск, Калькутта, Хайдарабад, Сан-Паулу, Монтевидео, Претория, Каир, Триполи, Дарвин, Анкара, Торонто, Тегеран, Бангкок, Джакарта, Сеул, Осака, Иокогама, Милан, Бухарест, Кордова, Неаполь, Ренн, Дублин, Копенгаген, Далянь, Ханой, Остин, Мехико, Даллас, Атланта. Общее число участников беспорядков за неделю оценивается в семнадцать миллионов. Ущерб мировой экономики составляет примерно три миллиарда сто миллионов долларов. Тринадцать человек погибло, семьсот два пострадавших. Индекс беспорядков плюс ноль девять процента к прошлой неделе, минус семь процентов от максимума…» – Джулиани вздохнул, снял очки и отодвинул ноутбук.

Телевизор с выключенным звуком показывал красивую студию новостей в Вашингтоне, где очередной член администрации Уайта с улыбкой о чём-то вещал миловидной девушке-ведущей. Наверное, о том, как они видят перспективу раздачи паспортов. Чёрт, эти паспорта. Чистой воды популизм. С одной стороны, Артур и его команда достаточно долго работали, – предусмотрели, как им казалось, всё: потоки внутренней миграции, обеспечение жильём, развитие медицины и тому подобное. Определили меры по сдерживанию, связанные с внутренним обеспечением, для чего сотни межправительственных организаций, включающих Всемирный банк, активно работали. Вся экономика менялась на глазах. Но на Земле восемь миллиардов человек, две сотни стран, тысяча языков и культур, чудовищное расслоение благ, и вот в его сводках те самые непредсказуемые последствия, в которых он был уверен.

Люди всегда остаются людьми. Мелкими, эгоистичными, с подозрением глядящими на любую инициативу существами. Бесплатные вакцины? Протесты. Карантинные ограничения? Протесты. Снижение нагрузки на экологию? Протесты. Строительство завода? Протесты. Всегда найдутся те, кто будет в своих личных интересах раскачивать толпу. Сейчас произошло то, что должно было произойти. Наверное, финансисты или экономисты могли бы объяснить лучше, Джулиани лишь брал на веру их тезисы, отобранные аналитиками. Всемирный банк взял обязательства по поддержке кредитных рейтингов каждой страны. Само собой, это ударило по развитым промышленным центрам. Причём дважды: сначала как дополнительная налоговая нагрузка, потом как отток инвестиций в ранее неблагополучные регионы. Так и выглядит коммунизм? Неудивительно, что к нему обычно прилагается жёсткая диктатура.

– Я готова, едем? – Джоанна вошла на кухню, уже одетая. Сэмюэл торопливо допил кофе, сунул ноутбук в портфель, выключил телевизор и обулся.

– Едем. – Они вышли из квартиры. – Мне предстоит забавный денёк.

Конечно же, жена знала, что он едет к Зоаму Ват Луру, а потому сжала его руку и улыбнулась. «Ты справишься». Само собой, справлюсь, тут нет ничего сверхъестественного. Всё лучше, чем разбирать интриги миллиардеров и искать их следы в основе всяких беспорядков и коллективных жалоб. То, что происходило на планете, напоминало ему человеческий организм. Человек мог сражаться со зверем, бежать от катаклизма, заниматься любовью, но кишечные палочки имели собственное мнение о приоритете и могли вызвать неожиданную диарею ровно тогда, когда было вовсе не до неё. Так и здесь. Человечество вступило в Согласие, открыло для себя Галактику, нашло братьев по разуму, излечило треть всех заболеваний, включая рак – бич двадцать первого века, и при этом готовилось участвовать в войне с мощнейшей армией, которую только видел Млечный Путь. А люди громили витрины магазинов, потому что завод Renault сократил десять процентов рабочих или потому что Hewlett-Packard урезал премиальную программу.

– Какие планы у тебя? – спросил он Джоанну, когда они сели в служебную машину, и водитель двинулся в сторону Управления.

– Самые обычные. Сначала – доклады от агентов североамериканского отдела, потом – комитет, пообедаю с Луи и Кэйт, ну и визит в Администрацию на совещание по безопасности. Хочешь поменяться? – супруга рассмеялась. Но он понимал, что ей не смешно. Это всё дико изнуряло.

– Если тебе поможет, я готов, – серьёзно ответил он. Джоанна задумалась.

– Думаю, там ты будешь полезнее. Менять сейчас все планы было бы глупо, – произнесла она, но глядя не на него, а в окно. Сэм не ответил. За окном мелькали нью-йоркские улицы. Пару минут назад автомобиль проскочил мимо стадиона Янки, сейчас продирался в районе сто двадцать пятой улицы через Гарлем. Дальше начнутся пробки. Мелькнула полицейская машина, с мигалкой мчащаяся навстречу. Ограбления. Изнасилования. Убийства. Они никуда не исчезли, будто бы люди не заметили того, что произошло. Когда-то он читал о том, какое ликование было в США после окончания Второй мировой. Какой духовный подъём. Но и тогда преступность никуда не девалась. Невероятно. Сколько всего нужно преодолеть прежде, чем они станут действительно достойными Согласия.

* * *

Через два часа, оснащённый и проинструктированный, он встретился с Григорьевым по адресу, где содержался Зоам Ват Лур. О существовании инопланетного пленника знали лишь немногие. Формально в здании располагался Институт колонизации – новая организация, объединившая тысячи учёных, инженеров и администраторов из сотни стран. А на пятидесятом этаже базировался отдел безопасности, скрывающий над собой пентхаус с инопланетным заключённым. Русский философ ждал его на диванчике в лобби института. По звонку Сэма спустился лейтенант Дейв Мэйсон, проводил их двоих в лифт, вставил и провернул ключ, после чего вызвал самый высокий здесь пятидесятый этаж. Там за комнатой охраны был другой лифт, ходящий на этаж с пентхаусом и ещё один этаж отдела. А на крыше находилась вертолётная площадка, туда можно было попасть только по лестнице. В общем, вроде всё надёжно, выйти отсюда Зоам сумел бы только в окно. Впрочем, оно из какого-то бронебойного пакета, выдерживало автоматную очередь, трескалось, но не билось. Так что разбить его мебелью пленник бы не смог.

В приёмной Зоама их очень внимательно обыскали и задержались на браслете Сэма. В ответ он показал бумажку. Да, ему выдали коммуникатор Кен-Шо специально. И да, он осведомлён, что устройство ни в какой ситуации не должно попасть в руки врага. Однако капитан без бейджа, осматривающий его, не выглядел удовлетворённым. Хоть и пропустил.

Войдя внутрь, он увидел, что Зак Лукас сидит в кресле. В его зелёных глазах бегал огонёк предвкушения, но пленник старался выглядеть уставшим или даже скучающим. С тем же выражением, двигая только губами, Зак что-то на русском сказал Григорьеву, но коммуникатор мысленно перевёл всё Сэму. «Вы стали старее, Пётр Григорьев». Потом Лукас повернулся к нему и переключился на английский:

– Мистер Джулиани, вас не было здесь довольно-таки долго. Рад видеть, что вы тоже не молодеете, жду не дождусь, когда получу приятную новость о вашей кончине, – сообщил Зоам. Боже, что за детский сад. Ну кто так угрожает?

– И тебе доброго здоровья. – Сэм вытащил из шкафа первую попавшуюся книгу и сел на диван, стоящий рядом, подальше от Лукаса. Ему и не требовалось сидеть ближе, чтобы всё слышать, но инструкция не допускала нахождения с Зоамом на близком расстоянии. На всякий случай. Посмотрев на обложку книги, Джулиани понял, что та на русском. Вот же блин. Услужливый браслет подсказал ему, что это некий «Самуил Маршак», стихи. Ладно. Какая в целом разница?

– Вы можете общаться по-русски, я здесь не как собеседник, просто сопровождаю господина Григорьева, – сказал он и демонстративно раскрыл книгу. Само собой, слушать он собирался всё.

«Ну, Пётр, и как прогресс с вашей и Кумари новой книгой?» – отразилась в его мыслях очередная реплика Лукаса. «Очень жаль, но гуру Кумари ушёл от нас, только вчера его похоронили», – словно другим голосом, голосом Григорьева, прозвучал ответ русского. Зря ты так, Пётр, сейчас он тебя прогонит через все эмоции. Джулиани понял, что чуть не дёрнулся, чтобы намекнуть философу быть осторожнее, но сдержался. Что там в книге? И правда стих. Сэм смотрел на строчки, и устройство Кен-Шо не просто переводило, оно делало это в рифму! Да и читало, как показалось Джулиани, с неким подобием выражения.

Пускай бегут и после нас,
Сменяясь, век за веком, —
Мир умирает каждый раз
С умершим человеком^[16].

Как символично. В каком-то смысле, мир и правда умер со смертью Сунила Кумари. Хотелось почитать ещё стихи этого автора, Сэмюэл о нём раньше не слышал. Однако не стоит сейчас быстро листать страницы, так можно выдать, что понимаешь русский, поэтому он сделал вид, что с трудом вычленяет смысл, и стал вглядываться в шкаф в поисках книги на английском…

…После визита к Лукасу они с Григорьевым пошли пообедать в итальянское кафе через улицу. Само собой, Джулиани ничего не сказал Петру о том, что внимательно слушал весь разговор. Как не сказал и то, что, сев в кафе, включил «глушилку» на браслете. Их разговор не был бы услышан, иначе он бы не стал вести его в публичном месте. Философ, не зная о наличии такой техники, всячески старался общаться шёпотом. Молодец, но это довольно наивно. Любой проходящий мимо официант мог случайно выцепить странное слово. А русский акцент Петра весьма притягивал чужие уши.

Григорьев неспешно пересказал суть беседы, и Сэм мысленно отметил, что тот передал всё довольно точно. Хотя и сделал акцент на философской составляющей там, где Джулиани выделил бы моральное состояние пленника. А состояние было превосходным. Будто тот не томился в элитной, но всё же тюрьме, а просто навестил старого оппонента с дружеским визитом. Это настораживало. Складывалось впечатление, что Зак Лукас имеет некий план и что-то должно произойти. Надо ещё раз поменять охрану и пересмотреть пару протоколов. В идеале, конечно же, сменить место содержания. Будь воля Джулиани, Лукас оказался заперт в самой глубокой яме, которую нашли на планете, или вообще передан Кен-Шо, чтобы те занялись его «перевоспитанием». Но решал не он.

– Ну, что вы думаете? – Григорьев размешал сахар в чашке. Чай с сахаром?

– Я думаю, что он выполняет условия вашего с ним пари, пытается разбить всю вашу логику и уничтожить основу вашей этики.

– Да, но вы поняли, что он имел в виду, говоря про красоту?

Им принесли пасту. Пётр взял болоньезе с говядиной и томатной пастой. Сэм в последнее время пытался следить за фигурой, так что ограничился лёгкой лапшой с морепродуктами. Хотя, как говорила Джоанна, ему в целом стоило отказаться от мучного. Она, конечно, права, но…

– Ну это логично, – ответил он, не торопясь начинать есть. – Я бы сам до такого не додумался, хорошо, что вы из него всё вытащили, но, повторюсь, подход выглядит логичным и последовательным. Хотя наверняка в записях Согласия есть подобная информация.

Григорьев неуклюже пожал плечами, водя вилкой по тарелке и перемешивая сыр. Казалось, что он в своих мыслях. Сэм не стал его из них выдергивать и приступил к обеду. Честно говоря, проголодался он зверски.

– Что будет дальше, Сэмюэл? – отстранив пустую тарелку, спросил философ. О чём он?

– Я имею в виду, какой у нас выход из ситуации с З’уул? – уточнил Пётр, видимо по взгляду Джулиани осознав, что предыдущий вопрос поставил того в тупик.

– Думаю, будет война. Она уже идёт, вы же знаете, мы уже несём потери на фронте, – ответил Сэм. Григорьев кивнул, ведь, конечно же, знал про гибель Смирнова, но, видимо, его вопрос был шире.

– Да, да, война. Мы станем сбивать их корабли. Они наши. Потом снова мы – их. Они – нас.

Джулиани понял. Вопрос очень сложный. Пётр явно интересовался, что же из себя представляет победа.

– Думаю, нам придётся прилететь к ним домой и поступить с ними так, как они планировали поступить со всей нашей Галактикой, – сказал он и налил себе чай. Само собой, никакого сахара.

– Победить дракона можно только став драконом, мистер Джулиани, – вздохнув, произнёс Пётр.

– Знакомая фраза.

– Это Ницше^[17], – ответил Григорьев, и Сэм кивнул. Конечно, философ цитирует философа. И он, само собой, понял, что имеется в виду. Уничтожив З’уул, они сами станут З’уул.

– Ну а вы что думаете? – спросил Джулиани у русского. В конце концов пусть философы отвечают на философские вопросы.

– Я думаю, что мы должны найти другой путь. Не быть уничтоженными, но и не уничтожать.