Он замолчал, его взгляд стал пустым, словно он смотрел сквозь меня, в какую-то далекую точку прошлого. Я не стал нарушать ход его мыслей вопросами, давая ему побыть наедине с собой. И вдруг по его щекам медленно потекли слезы – не рыдания, не нытье, а тихие мужские слезы, которые он даже не пытался смахнуть. Они лились из-за осознания, что когда-то в детстве с простым бумажным корабликом в руках он мог сделать брата счастливым, а сегодня, имея сотни миллионов, он годами ругался с ним на глазах у отца. Эта мысль как нож резала его душу: он был не тем, кем мог бы быть, не тем, кем был тогда, в те дни, когда счастье измерялось не цифрами, а моментом.

– Столько лет прошло, я и забыл об этом, – продолжил Наиль. – И вот, когда случилась вся эта эпопея с деньгами, я вспомнил.

Наиль рассказал, как он пригласил брата к отцу на разговор. Он знал, что решение, которое он должен был принять, не будет простым. Он буквально чувствовал, как что-то внутри него натянулось, словно струна, готовая вот-вот лопнуть. Он посмотрел на Рустама, а затем на отца, который лежал в постели, и сказал:

– Я решил. Все эти деньги – твои, Рустам. Я ничего не требую обратно. Пусть останется все, как ты считаешь нужным, и больше никаких споров! Я извиняюсь, что не сделал этого раньше. С этой минуты разрешаю тебе поделить все спорное имущество так, как ты посчитаешь нужным. Можешь забрать все, и я обещаю, что ни одной претензии с моей стороны не возникнет. Я заранее принимаю любое твое решение, брат. Отец, прошу прощения за свое поведение, обещаю, больше у твоей головы вопросов о финансовых спорах не возникнет.

На лице отца появилась радость, которая была одновременно выражением глубокого облегчения и гордости. Он приподнялся с трудом и положил руку на плечу Наилю:

– Слава Всевышнему, сын мой. Ты поступил правильно. Я горжусь тобой! – Точно такие же слова он сказал ему как-то давно в детстве, на том самом пруду.

Задержав дыхание, Наиль ощутил, как тяжесть, которая так долго висела на нем, вдруг растворилась.

Рустам тоже ликовал:

– Ну вот, видишь, я же говорил, брат. Все решилось как надо.

Теперь все довольны.

Я видел, что Наиль рассказывает об этом спокойно и с чувством какой-то внутренней гармонии. Наверное, в чем-то Зигмунд Фрейд был прав в своей теории бессознательного: многие события из детства оказывают большое влияние на то, каким вырастет человек, как будет вести себя в сложных и неоднозначных ситуациях.

– Да, ты абсолютно правильно поступил, Наиль.

Здесь можно было поставить жирную точку – красивый финал, где все счастливы, – но нет, это снова оказалась запятая. Через несколько месяцев Рустам, который так настаивал на разделении, снова позвал его на разговор. На этот раз он был растерянным и подавленным: с того дня, как Наиль ушел, он не появлялся на работе, а всю свою команду перевел в другую компанию, оставив брату полное право управлять холдингом. Рустам стоял перед фактом: он получил все, о чем просил, но теперь понимал, что остался один на один с грузом, который не мог нести в одиночку.

– У меня ничего не получается, брат, – голос Рустама дрожал, и в его глазах читалась беспомощность. – Я потерял почти треть всего, что было в компании. И это гораздо больше, чем те деньги, о которых мы спорили. Я был неправ, я ошибся. Помоги мне, прошу.

Наиль молча слушал, но в его голове уже складывалась картина. Он знал, что компания – это не просто цифры и активы. Это ДНК, которую он годами встраивал в каждый процесс, в каждого сотрудника. Он был ее мозгом, ее стержнем. И когда он ушел, все начало рушиться.

Нерадивые сотрудники, которые всегда есть в любой крупной компании, почувствовали слабину. На складах появились недостачи, поставщики перестали отгружать товар, кассовые разрывы росли как снежный ком. Крупные контракты, которые раньше были гордостью компании, теперь уходили к конкурентам. И самое горькое – закупщики, те самые, кому он доверял, сливали их за проценты, которые в десятки раз превышали их честную зарплату.

Рустам стоял перед ним, словно ребенок, который только что осознал, что играл с огнем. Он получил то, о чем просил, но теперь понимал: без Наиля компания – это просто пустая оболочка.

– Ты же знаешь, как это исправить, – тихо сказал Рустам. – Ты всегда знал.

Наиль вздохнул. Он знал. Но вопрос был не в том, как исправить. Вопрос был в том, готов ли он снова взять на себя этот груз.

Он признал свои ошибки и попросил Наиля вернуться, чтобы спасти ситуацию. В итоге Рустам отдал брату 80 % своей компании, а сам отказался от управления. Молча, с тяжким сердцем он признал, что уступить на тот момент оказалось более выгодным, чем продолжать бороться за все. Он понял, что все эти 100 % без управления были ничем по сравнению с тем, что он мог получить, если бы Наиль оставался во главе.

Сейчас у братьев все хорошо. Наиль иногда присылает мне фотографии, делится событиями и часто пишет благодарности.

Я думал после этого разговора, как Всевышний все расставил по своим местам. Спор из-за этой суммы – 200 миллионов – был, скажу так, некритичным. Конечно, это большие деньги. Но у братьев активов на сотни миллионов рублей, больше миллиарда. Материальные блага часто ослепляют людей. Они становятся рабами, как говорят богословы, злата презренного. Они забывают, для чего посланы в этот мир, каковы их обязательства перед родителями, перед близкими.

Если человек делает шаг навстречу Исламу, навстречу Всевышнему, если он ради Него отказываешься от чего-то сиюминутного, наносного, то Всевышний непременно заменит это лучшим.

Вывод:

Бывает так, что самый простой совет, который, казалось бы, не несет в себе никакой глубины, не звучит как нечто мудрое, в нужный момент становится поворотным в жизни человека.

Когда решение на весах, эмоции заслоняют разум, человек начинает мыслить через призму своих принципов, которые, казалось бы, всегда верны. Но порой стоит просто отложить их в сторону и взглянуть шире. Увидеть не отдельные деревья, а целый лес.

Горе от ума

– Знаешь, Ильяс, ты необычный человек. Вот уже сколько времени я наблюдаю за тобой в клубе и каждый раз думаю: «Ну сколько же в тебе знаний!» Иногда ты меня даже пугаешь. Что бы я ни начал обсуждать, ты тут же: «Да, знаю эту методику, читал про подход». Но вот что меня удивляет… Если ты так хорошо все знаешь, почему не делаешь?

Я смотрел на него – вдумчивого, сдержанного, с легкой усмешкой в уголках губ. Ильяс приехал из Пятигорска и был частью той самой «большой волны» предпринимателей, которые нахлынули к нам в клуб после его открытия. Как круги по воде расходятся от брошенного камня, так же и новость о старте нашего клуба разлетелась по всему региону.

Он владел тремя магазинами сантехники, но, судя по его словам, дела в них были плохи. Триста тысяч с каждого магазина – цифра вроде бы солидная, но в глазах Ильяса этот доход напоминал тонкий ручеек, который с трудом подпитывал его амбиции, не давая им разрастись в полноценную реку.

Ильяс производил впечатление вдумчивого человека. Не того, кто кинулся в бизнес, как в холодное море, с мыслью: «Ну, плавать же вроде умею, там разберусь». Нет, он действовал осторожно, даже чересчур.

– Понимаешь, Мурад, прежде чем что-то делать, я анализирую, – начал он медленно, явно подбирая слова. – Вот вспомнишь Майерс-Бриггс или, скажем, Стиглица, Стеминга… Или троица Аджемоглу, Джонсон и Робинсон, нобелевские лауреаты… Их подходы мне близки. Я изучаю, размышляю.

Говорил он неторопливо, с паузами, словно выстраивал логическую цепочку в реальном времени.

– В одном магазине я решил сосредоточиться на увеличении конверсии через внедрение новых скриптов продаж, в другом – занялся продвижением через таргетированную рекламу. Все это, конечно, требует времени. Думаю, может, попробовать новые форматы акций или программы лояльности. Или вот недавно советовали азиатскую систему управления, которая работает на долгосрочную перспективу, лет на десять – двадцать. Все это вроде бы внедряю… А прибыль, Мурад, все такая же.

Слушая его, я видел перед собой не предпринимателя, а чересчур дотошного капитана корабля. В день отплытия он поднимается на борт и оглядывает личный состав.

– Кажется, у вас пуговица плохо держится, – говорит он одному. – Эта небрежность свидетельствует о возможной халатности. Перешейте, потом мне доложите.

Идет дальше, оглядывает рубку, настраивает приборы, проверяет, довольно ли запасено бумаги и чернил. Потом идет в трюм, сверяет груз. Потом его путь лежит в камбуз…

– Капитан, – подходит к нему боцман, – ветер хороший, нам бы выйти хоть из гавани на рейд.

– Подождите, – говорит капитан, – я еще не уверен, хватит ли нам припасов, и не проверил таланты нашего кока. Вдруг окажется, что он никуда не годится, и мы умрем с голоду?

Боцман мнется, но уходит, и долгая, нудная, дотошная проверка продолжается. Вот уже осмотрены и мачты, и руль, и даже кубрик, проверена каждая доска по обоим бортам, и наконец капитан готов дать команду «поднять паруса», да вот беда – ветер стих, все, кто хотел, уже покинули гавань, а со всех сторон идеальный корабль так никуда и не сдвинулся, и бог знает, когда дождется у моря погоды.

– Ильяс, ты говорил мне вчера, что запустил детский образовательный центр, похожий на частный детский сад. Объясни, почему решил открывать новый бизнес, связанный с образованием, вместо того чтобы довести до ума свои магазины с ваннами и душевыми кабинами?

Ильяс пожал плечами с видом философа:

– Ну, нельзя же держать все яйца в одной корзине, правильно?

На первый взгляд в его словах была логика. Магазины работают, убытков нет, почему бы не попробовать что-то новое? Но это только на первый взгляд. Уже на следующий день я отправился в его детский центр и быстро понял, что передо мной не бизнес, а корабль, который только спущен на воду, но уже трещит по швам.

Трехэтажное здание в спальном районе. Снаружи все выглядит прилично, но внутри – хаос. Первый этаж занимают магазинчики, ателье и пункт выдачи заказов. На третьем этаже, в скромном помещении, рассчитанном максимум на 30 человек, Ильяс решил обучать детей. По факту это было, скорее, собрание друзей и родственников. Дети знакомых, родственников, педагогов – они заполняли класс не из-за трафика, а из-за хороших отношений.

Ильяс, похоже, недооценил одну простую вещь: третий этаж – это не место, куда родители будут массово водить своих детей. Особенно если улица вокруг такая тихая, что птицы поют громче, чем шумят машины. Не было ни стратегии продвижения, ни планов по увеличению потока клиентов.

Я смотрел на этот проект и видел, как он поглощает силы и ресурсы Ильяса. Средства едва покрывали аренду и зарплаты, а магазины, которые и без того буксовали, становились донором для этого проекта.

Ильяс был воплощением парадокса знаний. Он понимал системность, читал про западные и азиатские подходы, знал теорию управления, но двигался как слепой, не замечая рытвин под ногами. Его три магазина – маленькая сеть, которая требовала внимания и прозрачности. Но вместо того, чтобы разгребать осевшую в ней грязь, он поднимал пыль, пытаясь внедрить все и сразу. Фраза «Многие знания умножают печали» в его случае звучала иначе: «Многие знания умножают потерянное время». Ильяс так увяз в теориях, что не видел, как его бизнес стоит на месте. Он не понимал важный принцип, что не стоит ждать того момента, когда ты поймешь и просчитаешь все на 100 %. Гораздо важнее и эффективнее для предприятия в кризисе будет понять основные проблемы и пути их решения и немедленно начать действовать.

Многие знания умножают потерянное время».