«Здравствуйте. Надежда Ивановна», – представилась мама Виктора, приветливая, полноватая женщина лет 45. Она пригласила маму в просторную столовую и, усадив в широкое кресло, обшитое черной кожей, ушла на кухню. Мама оглянулась вокруг. Посреди комнаты стоял большой круглый стол красного дерева на массивной ножке, заканчивающейся к полу головой льва. Стол был покрыт кружевной белой скатертью. Над столом висел абажур из плетеной соломки. В углу перед окном на письменном столе стояла настольная лампа с зеленым абажуром, обтянутая белым кружевным чехлом. На черном кожаном диване лежали в ряд вышитые красивые подушечки. На стенах висели репродукции Айвазовского «Девятый вал» и Куинджи «Радуга». Над диваном висел портрет мужчины средних лет с темными волнистыми волосами, очень похожего на сына Надежды Ивановны – Виктора. Но главное, на что мама обратила особенное внимание, – это книги, много стеллажей с книгами стояли и в столовой, и в прихожей.

Надежда Ивановна работала директором исторического музея, а библиотека ей досталась от мужа, а точнее – от отца мужа, всю жизнь собиравшего книги.

Мама любила книги, читала много классической русской литературы и поэтому с жадностью смотрела на томики Л. Толстого, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. Некрасова, зарубежных классиков: Голсуорси, Дж. Лондона, Стендаля и других.

В столовую вошла Надежда Ивановна с блюдом свежеиспеченных булочек. Подошел Виктор Кузьмич, гладко выбритый, в белоснежной рубашке и в коричневом суконном жилете. Сели пить чай. Для знакомства расспросили маму о ее семье, об учебе. А потом Надежда Ивановна рассказала и о своей семье.

Муж Надежды Ивановны (она показала на портрет, висящий над диваном) – это отец Виктора, Кузьма Константинович. Он был начальником Южной железной дороги. Папа Виктора был из обедневших дворян, и все, что у него осталось ценного, – это большая библиотека из 5 тысяч книг русских и зарубежных классиков, философов: Спинозы, Гегеля, Канта. Часть книг они продали по необходимости, но большая часть осталась.

Кузьма Константинович гордился своей уникальной библиотекой, и, когда после 1917 года пришлось переехать из большой квартиры в Харькове в маленькую квартиру в Артемовске, он постарался перевезти и разместить все свои драгоценные книги. Полки, стеллажи с книгами были расставлены повсюду: в трех комнатах и в прихожей.

Вскоре, после Гражданской войны, когда уже стала устанавливаться мирная жизнь, к нему часто стали приезжать чиновники из Киева, предлагали перейти на другую работу, по их понятиям, более выгодную в материальном отношении, а свою должность уступить какому-то другому чиновнику. Кузьма Константинович не согласился. Много лет он отдал своей работе, был принципиальным и неподкупным. Его все уважали. Однажды он был приглашен высоким начальством своего ведомства отметить юбилей одного из чиновников. Во время застолья Кузьма Константинович почувствовал себя плохо, внезапно появилась жгучая боль в подложечной области, боль постепенно стала разливаться по всему животу, отражаясь выше вдоль грудины. Кузьма Константинович вынужден был уехать домой раньше. Дома едва дошел до дивана, его тошнило, появилась кровавая рвота. Скорая помощь не успела приехать. Больной впал в кому, появились судороги, а к утру, не приходя в сознание, скончался. Сослуживцы помогли Надежде Ивановне его похоронить, а вскоре стали распространяться слухи, что его отравили, что кому-то нужно было его место. Надежда Ивановна даже настаивала на эксгумации, но этого не допустили, и постепенно все связанное с этим трагическим событием затихло.

Так она и живет с сыновьями Виктором и Леонидом. Еще были дети Валерий и Галина. Валерий погиб в Гражданскую войну, а Галину угнали белогвардейцы в неизвестном направлении, и больше о ней никто ничего не слышал.

«Ну, я вас, может быть, утомила своим грустным рассказом. Вам еще нужно заниматься с Виктором, я вам не буду мешать, пойду по своим делам», – сказала Надежда Ивановна. Она встала и величавой походкой, без намека на сутулость ушла в свою комнату.

Мама была очарована ее приемом, непривычными манерами, в которых чувствовалось глубокое воспитание и культура поведения. Понравился ее наряд. Одета она была скромно, но изящно. Темное, удлиненное платье было отделано кружевным воротничком с манжетами, а концы воротника стягивала брошь с дымчатым топазом.

Закончив разбор и решение математических задач, Виктор пошел провожать маму. Стояла теплая погода. Солнце ярко светило, уходя на запад. Под влиянием южного волнующего ветра колыхались трава и тополя. Клонилось к вечеру. Вдоль болотных пролесков раздавалось кваканье лягушек. Расставаясь у невысокой калитки, Виктор пригласил маму на следующий день в кино. Мама охотно согласилась.

Ей понравился этот высокий, стройный красавец, да еще с такими благородными манерами. Беспокоило ее только то, что у нее на тыльных сторонах кистей рук появились красные пятна, немного припухшие, иногда появлялся зуд. Когда она пришла на прием к врачу, он ей сказал:

– Ну, это у вас «госпожа экзема»!

Как теперь показываться людям с такими руками? Придя на свидание, она старалась прятать руки за спину. Узнав о болезни мамы, Виктор отнесся к этому спокойно. Он сказал, что экзему надо лечить. Только он не знал, что нельзя нервничать, мочить руки (стирать, готовить еду, мыть полы). А кто все это будет делать? «Ну, хотя бы воздержаться от всего этого во время обострения, пока болезнь не успокоится», – утешал Виктор.

Мои родители

Врач предложил цинковую мазь, но она мало помогала. Знакомые, те, кто страдал экземой, предлагали лечение из своего опыта, из народной медицины – свинцом. Из газеты сшивался кулек без дырок, чтобы не было доступа воздуха. Основание кулька вырезалось до ровного дна и устанавливался кулек на блюдце или тарелку. Сверху кулек поджигали. Как только огонь доходил до дна – кулек сгорал, а на дне тарелки оставалась желтая тягучая мазь, которой и мазали пораженные участки кожи. Помогало часто, и обострение через день-два проходило. Но у мамы эти обострения были в течение всей жизни, потому что всю жизнь на нее приходилась тяжелая работа по дому. Тогда не было стиральных машин, пылесосов, газовых плит, даже хозяйственное мыло было ограничено в продаже.

Оперный театр имени Т. Г. Шевченко был в городе Сталино (теперь Донецк), и мама ездила туда по возможности, так как очень любила оперную музыку. Ей нравилась опера «Демон», и она слушала ее несколько раз. Она вспоминала, как завораживающе пел волшебным басом Максим Дормидонтович Михайлов, приезжавший на гастроли. Мама его слышала и по радио. В опере он находился высоко, где-то над сценой, с огромной копной черных волос, со сверкающим взглядом и так проникновенно пел арию «Не плачь, дитя». Мама замирала под влиянием этого волшебного голоса. Ей казалось, что Тамара в «Демоне» – это она сама и сам Демон поет ей колыбельную!

Встречи с Виктором становились все чаще – и не только из-за неразрешенных алгебраических задач. Виктору понравилась эта красивая девушка с вьющимися каштановыми волосами и большими глазами цвета морской волны. Наконец-то он сделал маме предложение. Мама была счастлива.

– Но как же учеба? – недоумевала она.

– И учебу не бросишь, и со мной будешь. А я буду помогать тебе. Жить будешь у нас. Тебе нужно хорошо питаться, а ты часто ходишь голодная. Мама моя, Надежда Ивановна, хорошо готовит. Будем жить вместе.

Так и порешили. Надежда Ивановна оказалась очень доброй и умной свекровью, всегда помогала советом, сама вела домашнее хозяйство. А еще у них была библиотека, столько книг, о которых невестка даже не знала. Были и любимые ее писатели и поэты: Шекспир, Дюма, Флобер, Гюго, Диккенс, Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Никитин, Толстой, Гоголь, Гончаров и многие, многие другие.

В свободное от учебы и домашней работы время она читала, и читала допоздна. Чтение всегда было ее любимым занятием. Пробовала и сама писать прозу и стихи, только для себя, никому не показывала. В институте мама училась хорошо и в 1936 году окончила физико-математический факультет, защитив диплом на тему: «Скоростные вычисления в средней школе». И получила квалификацию преподавателя математики в средней школе.

И вовремя успела, потому что к тому времени уже ждала ребенка. После трудных экзаменов, в начале лета, мама уехала к своей матери Анне Алексеевне в село Ново-Чайкино Макеевского района, на свою родину. Там у нее в августе и родилась девочка.

«Как Вы ее назовете?» – спросила акушерка.

«Эммочкой», – ответила мама. Потом подумала и сказала: «Запишу ее Эмилией, как звали героиню “Отелло”».

В то время было принято давать детям иностранные имена: Анжела, Эмма, Неля и другие. Но Эмилия – имя православное. Так звали святую женщину христианку – мать святого Василия Великого. У нее было десять детей, из них четверо были святые. Празднуется день этой святой и святого Василия Великого 14 января – в день Нового года по старому стилю. Очень красивый праздник после Пасхи и Рождества. Но мама об этом не подозревала. Все эти знания были закрыты, запрещены, и люди были лишены празднования радостных и счастливых дней в году. И я только после того, как была ослаблена деятельность атеистической власти, узнала о празднике 14 января – дне своих именин. Сколько же я пропустила в своей жизни красивых праздничных дней!

По декрету тогда полагалось только 3 месяца освобождения от работы, и мама продолжала это время жить у своей матери. С ними жил и младший брат мамы Леонид. Жили трудно. Брат учился в ФЗУ (фабрично-заводское училище). Помогали старшие Андрей и Клавдия, которые тогда уже работали.

Клавдия учительствовала в младших классах, Андрей работал на машиностроительном заводе. Виктор (отец) также работал инженером и одновременно занимался наукой – писал диссертацию по своей профессии. Часто он приезжал в село Ново-Чайкино и помогал маме нянчить дочку.

Однажды, будучи еще на первом году жизни, я тяжело заболела. Заболевание протекало с приступами длительного кашля, и врач посоветовал вывезти ребенка к морю. «Это коклюш, – сказал врач. – Ребенку нужен морской воздух». Родители решили поехать к Азовскому морю, которое было ближе всех к Донбассу, в Мариуполь. Сняли на берегу моря домик с двумя маленькими комнатками, и началась борьба за жизнь дочери.

Отец, как предписывали врачи, выносил меня гулять к морю очень рано, до восхода солнца, и гулял подолгу, носил меня на руках вдоль берега по часу-два, пока не усну. Из-за частых и длительных приступов кашля я никак не могла спать.

Как-то раз, когда отец с матерью гуляли у моря, я закашлялась долгим приступом, вся посинела, вздохнула и вдруг замолчала. Родители испугались, подумали, что я умерла. Прислушавшись к моему дыханию, они поняли, что ребенок спит. Я впервые тогда крепко уснула. Вскоре я выздоровела, и мама с отцом вернулись в Артемовск.

Отец продолжал работать, мама тоже вышла на работу в среднюю школу города Артемовска, преподавала математику.

Так как все работали, и свекровь Надежда Ивановна тоже работала, занимала должность директора исторического музея, куда она перевезла большую часть своей библиотеки, восьмимесячную дочку мама отдала в ясли, которые находились неподалеку от школы, и два раза уходила с работы, чтобы кормить ребенка.

Отпуск после родов полагался только до трех месяцев, и продлить его стоило больших трудов. Работать и растить ребенка было трудно, но семья жила дружно, и помогали нянчить меня все родственники – кто как мог.

* * *

Время надвигалось с тревожным ощущением грозной бури. В газетах все чаще появлялись статьи с разоблачением «врагов народа». Называли фамилии, и знакомые этих клейменых удивлялись, как они могли пропустить людей, оказавшихся врагами. Стали входить в моду доносы. Доносили друзья, соседи, сотрудники, доносили на своих знакомых, близких. И по доносам, не разбираясь, арестовывали.

Отец часто собирал друзей у себя дома. Они закрывались в его комнате и вели беседы. Как всегда у русской интеллигенции, беседы касались вопросов о будущем России, велись разговоры на политические темы, читали запрещенную литературу. Конечно, без алкоголя не обходилось. Друзья приходили в выходные и праздничные дни. Закрывшись в комнате у отца, они о чем-то спорили, что-то обсуждали. Женщин туда не пускали.