Кроме того, Стефания овладела искусством стрельбы из антиматериальной пушки «короед» калибра двадцать три миллиметра, пробивающей на дальности в полтора километра броню БТР или БМП любого класса (иногда удавалось поразить и танки, и вертолёты), и успела уничтожить американский Zevs, шведский Pansarnbadvagon‑25 и южнокорейский «Джиу», считавшийся в начала года восемьдесят восьмого реала неуязвимым. По сведениям всё того же Тараса прототип «короеда» появился и в двадцать третьем реале – сербская пушковинтовка SARAC‑99, на основании которой в сорок первом реале был создан «массажист‑21», а из него перед восемьдесят восьмым – «короед».

Иннокентий в качестве снайпера себя не видел, но и он не утерпел испробовать «антиматериального убийцу», съездив на полигон под Смоленском. Впечатление от стрельбы у него остались двоякие, но применять его на фронте он не стал. Не потому что испугался мощи оружия или вследствие излишней его свирепости, а из-за громоздкости этого вида оружия.

Стефания же, наоборот, прониклась восторгом к возможностям «короеда», говоря перед отправкой в засаду:

– Прячьтесь, фашисты, пока живы! Кто не спрячется, я не виновата!

Обсуждая как-то размышления Итана о совершенствовании оружия с Даником Фетисовичем, Иннокентий поделился с директором Надзора и своими оценками конструкторов крутой пушковинтовки, заострённых на излишне жестокие виды умерщвления людей. Но Рунге не поддержал его в этом мнении.

– Мы вынуждены опережать врага, – сказал руководитель Надзора. – Запад воюет с нами на всех мыслимых уровнях, не только на военном, но и на политическом, экономическом, финансовом, научном, культурном и даже языковом, пытаясь убить русский язык на глубинном семантическом уровне путём внедрения в школу дурного детского сленга. Россию пытаются отменить везде! А что может быть страшнее потери ментальности? Поэтому мы, если хотим выжить, должны иметь и лучшее оружие, и культуру, и язык, сохраняя свой менталитет. Так что нам нужны и «орешники», и «короеды», и русский балет, и русские сказки, и мультики.

Впрочем, Иннокентий не пользовался антиматериальной винтовкой не из сомнений, а вдобавок ещё и потому, что ему это было не нужно. Даже в тех случаях, когда он шёл выполнять «кюар-операцию».

В Екатеринбурге он бывал всего однажды, да и то ещё до СВР. Разумеется, имел понятие и о существовании в городе структур системных либералов, и о планах миллиардеров, скупивших в девяностые годы прошлого века всю промышленность Урала, мечтавших сделать из Ёбурга центр оппозиции Кремлю, создав для начала Ельцин-центр, призванный стать площадкой для всех либеральных сил. Получив от Смолякова нужные сведения о городе, двадцать четвёртого октября он сделал петлевой прострел России от Стародуба Брянской области до «столицы либерализма» длиной почти в две тысячи километров (подумаешь, для бешеной собаки сто вёрст – не крюк, как шутил Шалва Топоридзе из команды Тараса): то есть сначала переместился в сто одиннадцатый реал, где связался с ротмистром Авериным, который привычно перебросил его из зоны боевых действий на Урал, и вышел из кюар-трека уже в самом Екатеринбурге, потратив на весь «крюк» всего сорок две минуты. Катер ротмистра, называемый в той версии мультиверса «пинассом», он не отпустил, так как не собирался задерживаться в уральской столице больше двух часов.

В его задание входило бесследное проникновение в Ельцин-центр по время проходившего там совещания олигархов и похищение президента Совета промышленников России Щеглова. Этот господин столько попортил нервов правительству и столько нагадил в социуме, помогая миллиардерам покровительствовать нелегальной миграции и запрещая чиновникам Главштаба уничтожать логистику врага, что на нём, как говорится, негде было пробу ставить. Поэтому Иннокентий чувствовал себя легко и не мучился «медицинскими» колебаниями лечить – не лечить пациента, то есть предательскую власть, спокойно существующую для себя в другой реальности мира. Он хорошо знал, что Ельцин-центры есть и в других городах России, в том числе в Москве, а также и в других реалах, благодаря запутанности версий переходящих по цепочке возникающих копий Вселенной из одной в другую. При этом центр этот в своём реале посещал и Итан. Однако сорок первый ничем не мог помочь своему восемьдесят восьмому «брату», и математику пришлось изучать интерьеры огромного здания, чтобы представлять будущий театр «диверсионных действий».

Заседание Совета олигархов началось в одиннадцать часов утра в одной из роскошных совещательных аудиторий на втором этаже. Всего в совещании принимало участие более сорока человек, считая самих бизнесменов, их помощников и телохранителей. Правда, последних в зал не пустили, что послужило причиной пары инцидентов среди важных господ. Кое-кто из них посчитал, что достоин большего уважения коллег при распределении мест за огромным овальным столом.

Иннокентий не знал, когда председательствующий, являвшийся собственно целью похода Лобова, назначит перерыв, поэтому вынужден был ждать отмашки, когда вершители российского истеблишмента пойдут обедать. Для этого математик посетил сто одиннадцатый реал, его доставили в Екатеринбург, до комплекса зданий центра Истории России, в который здесь превратили Е-центр, а дальше он должен был опираться на подсказки подчинённых директора ФСБ да на собственное везение.

В двенадцать часов двадцать минут первого Иннокентий вышел из «кюар-лифта» в роскошном туалете второго этажа, сверкающем полированным металлом, мраморными плитами пола и отделкой под малахит, располагавшемся в том же крыле здания, и неторопливо прогулялся по холлам и коридорам главного корпуса, посвящённого недоброй памяти первого президента России. Историю создания этого одиозного сооружения он знал плохо, поэтому презрительно похмыкал про себя, отметив роскошь интерьеров, потрясающих воображение обывателей. С Е-центром долго сражались российские общественные деятели, писатели и режиссёры, но в восемьдесят восьмом реале его так и не удалось закрыть, перепрофилировав в демократический лекторий, где и свил змеиное гнездо либеральный клан государства Российского, опиравшийся на миллиардеров. Лишь в сто одиннадцатом реале, насколько знал Иннокентий по разговорам с Рунге, Е-центр стал по сути музеем истории революций.

Тот же Рунге, бывший в восемьдесят восьмой версии реальности доктором исторических наук и профессором философии (в сорок первом реале Итана он тоже был учёным со степенью), говорил, что оккупация России олигархическими структурами это не случайное явление, а концепция, разработанная вне Земли. Она отражала не уровень литературы, не уровень искусства, не уровень спецслужб и даже не уровень лидеров цивилизации. Это был уровень высших управленческих решений Поводырей человеческой цивилизации. Глядя на попадавшихся в коридорах функционеров съезда Совета, светящихся сытыми самодовольными лицами, Иннокентий всё больше убеждался в правоте директора Надзора, по случайной прихоти судьбы не примкнувшего к либеральной тусовке, а ставшего на сторону народа, да ещё на такой важнейшей должности как социально-политический Надзор военной безопасности. По сути – ЧК.

В зал заседаний Иннокентий не пошёл, да его бы и не пропустили без документа. Сел в уголке кафетерия на том же втором этаже, выпил кофе и устроился за журнальным столиком с набором рекламных брошюр и журналов. Чтобы не бросаться в глаза (рост под два метра, фигура атлета, красиво развёрнутые плечи, костюм «грандверик» с дополненным ИИ и датчиками наноформов, причёска гриф, паучок дополнительной рации в уголке губ), он дважды в течение часа пересаживался, благо кафетериев в центре насчитывалось пять, и автоматически запускал систему поиска опасности. Пока что никто не обратил на него внимания, никто не останавливал взгляд на фигуре, и даже летающие «мушки» нанокамер не подлетали к нему ближе, чем на десяток метров. За ними его система оценки угроз вела особое наблюдение, потому что управлялись нынешние системы охраны объектов искусственным интеллектом, способным мгновенно распознавать лица людей, скрытые дипфейками. Конечно же, Иннокентию нацепили маску, однако его всё равно могли обнаружить, а иным способом довести операцию до конца было ещё труднее.

«Внимание! – заговорил в ухе жучок рации. – Объявлен часовой перерыв!»

Иннокентий положил раскрытый журнал на столик, неторопливо двинулся к залу заседаний.

Засуетились и многие гости кафетерия, которые, очевидно, тоже ждали обеденный перерыв.

Из фойе в коридор стали выходить осоловелые от споров и долгих дебатов господа, владеющие чуть ли не всеми ресурсами страны.

Щеглов в сопровождении какого-то худого и седого старика вышел чуть позже остальных. Направился он сначала к стенду с раскорячившимся на нём спортивным «Аурусом», непонятно зачем тут выставленным, а потом в конец коридора, где располагался комплекс туалетов. Иннокентий вздохнул с облегчением, потому что вытащить цель оттуда было легче всего.

Щеглов с дедом и двумя крутоплечими парнями специфического вида вошли в роскошное помещение Е-туалета вслед за одним из телохранителей.

Иннокентий последовал за ними, уловив два подозрительных взгляда, но сделал вид, что заскочил сюда по большой нужде. Щеглов действительно зашёл в кабинку, и тут кто-то хлопнул математика по плечу.

– Лопни мои глаза, Вишняк! – раздался восторженный голос.

Иннокентий почувствовал модулированный выброс эндорфинов, мышцы плеч и ног затвердели от хлынувшей к ним энергии, которую он вынужден был притормозить. Он оглянулся. На него смотрел совершенно незнакомый молодой человек, почти такой же высокий, постриженный по моде «лошадиный хвост», полнолицый, пузатый, одетый в яркий красно-белый лонж с пузырями на плечах. Время для математика остановилось. У него было не больше трёх секунд на весь экшен: шагнуть вслед за входящим в кабинку Щегловым незаметно для свидетелей происходящего (это было несложно, зная секрет сверхскоростного движения), обнять топ-менеджера и прыгнуть в сто одиннадцатый реал, – ибо любое вмешательство в процесс разрушало план. Парня он действительно никогда не встречал, судя по отсутствию информации в памяти, и надо было безошибочно определить дальнейшие шаги.

Одна из отведённых на операцию им самим секунд прошла. Телохранители Щеглова ещё только разворачивались в его сторону, отреагировав на возглас пузана. Дверца кабинки стала закрываться за спиной Щеглова. И тогда Иннокентий активировал темп и исчез! То есть переместился из восемьдесят восьмого варианта реальности в соседний, оказавшись в таком же туалете, только неосвещённом и пустом, сделал шаг в ту же кабинку и выпрыгнул из кюар-трека как чёртик из коробки уже в нужном реале, прямо за спиной Щеглова. Слух поймал тишину в туалете: телохранители и парень в модном прикиде соображали, что произошло. Щеглов уловил порыв воздуха за спиной, однако отреагировать не успел. Иннокентий прижал его к груди и снова активировал кюар-алгоритм.

Остальное было делом техники.

В сто одиннадцатом реале никаких совещаний в Е-центре не проводилось, комплекс был пуст и тих, как кладбище в грустный осенний день. Не давая пленнику опомниться, Иннокентий вколол в шею Щеглова заряд нанитов, использующихся в биотехнологиях быстрого обезболивания и восстановления, отчего топ-менеджер стал послушен как дрессированная лошадь, и вывел его на площадь Первого Президента России, где их и подобрал Аверин на катере Службы химической и радиоактивной защиты фронтовой зоны.

Разумеется, в сто одиннадцатом реале никто не знал, что произошло в восемьдесят восьмом, и никто не обратил внимание на стандартную посадку пассажиров в катер.