Переждав комок в горле, она вновь подняла веки, отметив, что детектив Ллойд успел заказать чайник со свежим чаем и целое блюдце сладостей. Грязную посуду со стола убрали – то ли проворные официанты, кого детектив всё-таки допустил к столу, то ли сам менталист, попросту отправив всё лишнее по воздуху на кухню.

– Я слышал про мексиканские синдикаты, – первым нарушил молчание Джон. – Я ещё не сталкивался лично, но список их подвигов впечатляет. Похищения людей, вымогательства, работорговля, рэкет, наркобизнес, убийства, пытки, кровавые расправы…

– Они не щадят даже младенцев, – обронила Диана, прикладывая пальцы к виску. Зажмурилась, прогоняя настойчивые образы из головы. Дар или проклятие – никогда ничего не забывать?.. – А я смотрела. Отец заставлял… когда бывал не в духе. Он знал, как я страдаю от этих зрелищ, как я по нескольку дней прихожу в себя, и именно поэтому не позволял ни отвернуться, ни уйти. Я смотрела, как в жестоких муках гибнут люди, и ничего не могла сделать… Потом отец просил прощения, ещё один неотъемный атрибут его лицемерия, но тут же добавлял, что я сама виновата. Что требую от него слишком многого. И что я должна привыкать, потому что он не всегда сможет меня защитить.

Детектив Ллойд покачал головой, накрывая её ладонь своей. Неожиданно тёплой и крепкой. Диана вздрогнула, и Джон медленно убрал руку.

– Я оказалась единственным человеком, кого хотя бы иногда слушал сеньор Флорес. Иногда получалось его удержать от запредельной жестокости. Но чаще – нет. Я умоляла его подумать о душе – отец как истовый католик иногда слушал… или делал вид, что слушал… а потом я узнавала, как он расправлялся с очередными жертвами. Сеньор Фидель Флорес был чудовищем, мистер Ллойд… и он любил меня так, как любят чудовища. Лаская, когда взбредёт в голову, и терзая, если я вела себя не так, как он ожидал.

Джон Ллойд молча подвинул ей дымящуюся чашку чая. Вовремя: в горле вновь встал ком. Глотка сделать не получилось бы, но горячая кружка в ладонях успокаивала.

– «Ниньо! Всё, что я делаю, я делаю и для тебя тоже. Если ты – мой билет в рай, то я – твоё царство на земле. Я оставлю тебе такие богатства, что ты купишь всё американское правительство…», – медленно повторила Диана на испанском. – Он так и не понял… Я пыталась к нему достучаться…

– Я встречал таких людей, – мягко обронил детектив Ллойд, позволяя ей сделать большой, судорожный глоток чаю. – Чудовищная ненависть пожирает их изнутри. Они бы и хотели, но уже неспособны получать удовольствие никаким другим способом. Вот и приходится… насыщаться чужой болью… Mal que no tiene cura, quererlo curar es locura…*

*(«Стараться вылечить зло, которое не имеет лечения – это безумие», – исп.поговорка).

Диана удивилась, отставляя чашку.

– Вы говорите на испанском?

– Учил в университете, – коротко улыбнулся лорд Ллойд. – Я хотел говорить на языке матери. Я так и не спросил, женился ли отец на ней по любви или из-за большого состояния. Испанская аристократия – всегда выгодное предприятие…

Диана улыбнулась.

– Угодили?

– Моя мама тоже погибла, когда мне едва исполнилось четыре, – невесело усмехнулся Джон Ллойд. – Это я позже подсчитал. А тогда я просто скучал, но никто не говорил мне, когда она вернётся.

Диана грустно покачала головой.

– Выходит, и у вас выдалось безрадостное детство.

– По крайней мере, я не бежал через мексиканскую пустыню к американской границе, – вежливо отдал пальму первенства детектив. – Как вам удалось?

– Мне повезло, – Диана потянулась за конфетой, пошуршала обёрткой. Есть не хотелось, но зато получилось занять руки. – Отец развязал войну с другим влиятельным человеком и отправил меня подальше от кровавых разборок. Вот только нашу машину взорвали недалеко от границы. Погибли водитель, оба телохранителя и горничная, которую я захватила с собой уже после того, как мы покинули особняк отца. Сеньор Флорес о ней не знал, поэтому решил, что обгоревшее тело принадлежит мне. Меня сочли мёртвой – об этом я узнала из мексиканских газет много лет спустя. Вы можете проверить в Центральной библиотеке, у них есть копия. Ищите «смерть сеньориты Дины Флорес», об этом трубили целый месяц. А о том, какую кровавую баню устроил отец взрывателям – писали ещё полгода.

– Как же вы спаслись? – поразился Джон Ллойд, отставляя собственную чашку. Сочувствие детектива не распространялось на конфеты – рядом с ним громоздилась целая гора обёрток. При этом слушал менталист внимательно, практически не разрывая цепи взглядов.

– Это произошло на заправке, – вздохнула Диана. – Я отлучилась в дамскую комнату, а когда услышала взрыв, всё поняла. Я сбежала через чёрный выход, захватив лишь сумку и бутылку воды. Работников станции, как я читала, застрелили сразу, как взорвали наш автомобиль, так что это, пожалуй, оказалось верным решением… Потому что, мистер Ллойд, к тому моменту я предпочла бы смерть, чем жизнь в безумии, которым окружил меня отец.

– Понимаю.

– Я просто шла, – бесцветно продолжила Диана, опуская руки с чашкой прямо на колени. – Кажется, на третий день я упала и больше не поднялась. Помню, как радовалась, умирая, – Диана слабо улыбнулась, на миг прикрывая глаза. – Ведь я всё-таки вырвалась из рук отца. А небеса меня не пугали – ведь я шла к Господу. Ещё немного – и я бы снова встретилась с мамой…

– Какой ужас, – пробормотал Джон Ллойд.

– Что вы, мне очень повезло, – мягко возразила Диана. – Меня нашли рейнджеры, притом очень скоро. Несмотря на грязь, пыль и порванную одежду я всё-таки показалась им местной: нелегальные иммигранты обыкновенно одеваются иначе, пробираясь через пустыню. Кроме того, я прекрасно владела английским: отец нехотя нанимал мне американских учителей. Я сказала, что не помню, как оказалась в пустыне. Мне совестно, но именно ложь меня и спасла. Меня определили в госпиталь и разослали мои очерки по полицейским участкам. И уже через несколько дней ко мне пришла миссис Фостер.

– Вы жили в Колорадо, – припомнил детектив.

– Да, она забрала меня с собой, – кивнула Диана. – Миссис Фостер признала во мне дочь, сбежавшую из дома два года назад. Разумеется, она понимала, что я – другой человек. Как позже признавалась миссис Фостер, надежд на то, что её Диана жива, у неё почти не осталось, а так, по крайней мере, у неё появлялась я. А я с радостью согласилась: иначе расследование затянулось бы, и меня бы депортировали, как только узнали правду.

– И никто из родни миссис Фостер не раскрыл обмана?

– У неё никого не осталось, а рабочие на её ферме если и поняли, в чём дело, то промолчали. В городке тоже молча приняли выбор миссис Фостер. Шериф, конечно, наведался, но миссис Фостер переговорила с ним сама, и после он ни разу нас не беспокоил. Магия американских городов, мистер Ллойд, в том, что если тебя принимают, то всем сердцем. Миссис Фостер любили и желали ей лучшего. Если ей становилось легче, когда она называла меня Дианой, люди только радовались. Я тоже.

– И вас так просто приняли? – не поверил Ллойд. – Обычно люди в маленьких городках… подозрительны к чужакам.

Диана грустно улыбнулась.

– Но я не была чужой, – пояснила она очевидное. – Для них я стала Дианой Фостер. Внезапно вернувшейся блудной дочерью Сесилии Фостер.

– Вы заняли брешь, – восхитился Джон Ллойд. – И людям оказалось всё равно, что пустое место занял другой человек. Удивительная психология!

– Это оказалось удачной идеей, – с лёгкой грустью проронила Диана. – Миссис Фостер получила любящую дочь, а я обрела вторую мать. Сесилия вкладывала в меня даже больше, чем в настоящую Диану. Это она настояла на местном колледже, она оплатила образование, она покупала мне лучшие платья, выплескивая любовь, которую не могла отдать дочери… Я бы погибла без неё, – просто завершила Диана.

– А затем вернулась настоящая Диана? – догадался детектив.

– Миссис Фостер отказалась её принять, – погрустнела Диана. – За семь лет, что мы провели вместе, мы очень сроднились, а миссис Фостер давно похоронила прежний образ в памяти. Клянусь, я ни разу не использовала для этого способности менталистки, – быстро оговорилась Диана. – Вероятно, я просто оказалась лучшей дочерью, чем законная наследница. Ведь я очень старалась не доставлять проблем. После жизни с сеньором Флоресом это оказалось несложно. И вдруг – воскрешение… ворох неприятных эмоций и дурных воспоминаний. Девушка, явившаяся на порог родной фермы, угрожала скандалом и полицией…

– И миссис Фостер отправила вас подальше?

– Чтобы не навлечь беды, – кивнула Диана. – Отдала мне документы дочери, чтобы я устроилась на новом месте, и велела найти настоящую семью. И я уехала так далеко, как могла. К тому времени я уже узнала, что меня… что сеньориту Дину Флорес считают мёртвой, а потому… расслабилась, полагаю. Перестала прятаться в глуши. В Нью-Йорке я собиралась заработать на билет в Лондон и отправиться в другую страну – как можно дальше от прежней жизни. А ещё потому, что мама была англичанкой…

– Неужели? – восхитился детектив.

– Так дуэнья говорила, – смутилась Диана. – Но она часто путала. Мама и впрямь говорила на английском, но едва ли была англичанкой. Говорят, я на неё похожа; а где вы встречали черноволосых и черноглазых англичан?

Детектив Ллойд возмущённо выпрямился и ткнул себя в грудь. Диана рассмеялась.

– И всё же это скорее исключение, чем правило, мистер Ллойд.

– Спорно, но допустим, – отмахнулся детектив. – Последний вопрос, мисс Фостер: вы так часто называете сеньора Флореса по имени…

– Вы правы, это нарочно, – вздохнула, не разжимая губ, Диана. – Я подозреваю, что сеньор Флорес – не мой отец.

– Потому что…

– Потому что я не встречала ни одного менталиста среди мексиканцев, и сеньор Флорес совершенно точно им не был. Мама тоже не владела ментальной магией. А я, так уж получилось, не сумела скрыть проснувшихся способностей от отца. И он вначале разгневался, а затем словно задумался. И стал беречь меня ещё пуще. А ещё… дуэнья говорила, что мама уже носила во чреве, когда сеньор Флорес привёз её в Хуарес. Конфузы случались до браков, разумеется…

– Но слишком много сомнительных моментов, – кивнул детектив. – Понимаю.

– Я тоже понимаю, – вздохнула Диана, разглаживая юбку на коленях, – что вы ничем не можете мне помочь. Не имеете таких полномочий. Я – нелегальный иммигрант…

– Это Дина Флорес была бы нелегальным иммигрантом, – усмехнувшись, поправил детектив Ллойд.

– Пусть так… но я живу по чужим документам. А ещё я незарегистрированный маг. И поверьте, я очень сознательный человек и ни разу не использовала собственных способностей во вред. Да и во благо, к сожалению, тоже… не так часто, как могла бы…

Джон Ллойд выпрямился, скрестил руки на груди, разглядывая её так, словно впервые увидел.

– Давайте конкретнее, мисс Фостер. Что вы можете, как менталистка?

Диана беспомощно развела руками.

– Я бы показала вам, но, боюсь, в вашу голову мне не залезть. Я мало знаю о теории ментальной магии и о способностях современных менталистов, поэтому, полагаю, я умею не так уж много. Я вижу чужие образы в сознании других людей. Вижу всё, что видели они. Люди же видят мозгом, а не глазами, – виновато улыбнулась менталистка. – Поэтому я легко считываю всё, что с ними происходило. И могу показать эти события… ретранслировать… другому человеку. А ещё я могу удалить некоторые воспоминания или изменить их так, чтобы они не казались тяжёлыми. Многим это нужно. Большинство ломает себя изнутри именно потому, что внутренняя боль не даёт покоя. Удалив опухоль чёрных мыслей, можно подарить таким людям жизнь с белого листа. Без груза потерь и тяжёлых решений. С их разрешения, разумеется, – тут же оговорилась Диана. – И очень осторожно.

Поражённая тишина стала ответом.

Джон Ллойд рассматривал её с восхищением, жадностью и… завистью? Лорд-менталист… завидовал ей? Глупости, это только кажется.