Он точно ожидает очередной ссоры, готовится к обороне, но мы молчим. Напряжение в воздухе понемногу начинает гаснуть.

– Да, ты жив, – говорю тихо и почти устало. – Но яблоко… О нем мы еще поговорим.

Бажена осторожно отдает мне плод. Взгляд Милы цепко впивается в яблоко.

– Мы не можем просто так отпустить тебя, – продолжаю я. – Ты должен объяснить, как это произошло. Еще ни одно яблоко само по себе не падало с Древа. Что ты сделал?

Рион снова касается висков и пытается соединить разрозненные картины недавних событий. Его мысли определенно еще путаются, голова гудит, как после тяжелого удара, а последние события обволакивает плотная пелена.

– Что я сделал? – переспросил Рион. – Я попытался сорвать яблоко, но оно само упало мне в руку. И дальше… тьма.

Мила, довольная собой, презрительно фыркает, но я смотрю на нее предостерегающе.

– Ты не понимаешь, что это означает, Рион. И мы не понимаем, – признаюсь я. – Чтобы плод сам упал в руки смертного – событие невиданное и… новое.

– Новое, – повторяет он, осмысливая ситуацию. – Я не уговаривал вашу святую яблоню отдавать мне плоды.

– Священное Древо, – сквозь зубы поправляет Мила. – Все это кажется мне несчастной ошибкой.

– Мила, – мягко одергиваю, передавая сестре яблоко. Та прижимает его к груди, словно младенца. – Ты как никто уважаешь наш долг. Так если уж Древо даровало плод этому человеку, может, хоть выслушаем, что он скажет?

– Ты вправду веришь ему?!

– Я тоже верю, – вмешивается Бажена. – Будь он так опасен, как мы думаем, я бы увидела его во сне раньше, чем он ступил на границу сада. Как это было с Лукианом.

– Ты видела сон, но не знала, что Лукиан придет, – перебивает ее Мила. Раздражение в голосе едва скрывает боль, которую она так долго носила в себе. – Твой дар как полезен, так и неточен, Бажена.

– И все же очевидно, – продолжает Бажена, которую, кажется, совершенно не задел выпад сестры, – что злых помыслов у Риона нет. А Древо, даровав ему яблоко, это доказало.

Рион переводит на меня тревожный взгляд, а я тем временем погружаюсь в собственные сомнения. Как бы Мила ни сопротивлялась, было очевидно, что Древо признало Риона достойным того, чтобы отдать плод, но это противоречило тому, как рьяно мы охраняли сад и его дары.

– Бажена? – тихо зову я, стараясь вернуть себя к реальности. – Отложи предубеждения. Скажи, что чувствуешь?

Пока Бажена размышляет, я пытаюсь подавить вихрь мыслей, которые крутятся вокруг Риона: отчего-то мое сердце шепчет, что в нем скрывается нечто большее, чем простая добродетель. Но я привыкла гнать от себя подобные мысли. Яблоко не может достаться злому сердцу… И все же страх шевелится во мне нехорошей тенью: а вдруг может?

– Думаю, – наконец произносит Бажена, глядя Риону в глаза, – что мы не вправе оспаривать волю Древа.

Мила, с трудом сдерживавшая гнев, все-таки взрывается:

– Слова Бажены разумны, да только он – человек! Разве мы не потому храним сад, чтоб оберегать плоды от их же рук? Он может казаться мудрым и даже благородным, но кто сказал, что он искренен? Я не могу доверять человеку!

– «Человек» да «человек»! – не выдержав, восклицаю я. – Что ты заладила! Неужели не ясно? Как бы мы ни спорили, это не отменяет факта – Древо выбрало его. И ты, Мила, должна понимать это лучше нас всех, но обида на Лукиана так застилает тебе глаза, что ты отказываешься понимать очевидное! Мы ничего не решаем. Древо решило, и ни ты, ни я, ни Бажена не вправе оспаривать его выбор!

Слова мои ложатся жгучими искрами в тишину. Они несут в себе правду – жестокую, но неизбежную. Мила смотрит на меня, и на мгновение ее решимость дает трещину, но упрямство все равно берет верх. Воздух кажется гулко-негнущимся, и я глубоко вздыхаю с надеждой успокоиться.

Переведя взгляд на Риона, я думаю, что даже буду скучать: так живо в саду не было никогда. Он сядет на коня и уедет в Златоград, домой, а я так и останусь здесь. В голове всплывает мысль о библиотеке, где Рион нашел информацию о трех загадочных птицах. Должно быть, библиотека полна древних летописей и книг. Сколько еще в мире нечисти, о которой пишут люди?

Прокручивая мысль снова и снова, вздрагиваю от прорезавшей разум идеи.

– Я пойду с ним. И смогу убедиться в том, что яблоко точно попадет в руки его отца.

Сестры застывают как громом пораженные. Бажена, обычно спокойная и невозмутимая, прижимает ладони к груди, будто бы пытаясь удержать сердце, которое готово выпрыгнуть. Мир, в котором мы жили всю жизнь, для них внезапно пошатнулся.

Мгновения спустя смех Милы разносится по поляне.

– Ты не можешь, – уверенно произносит Мила, заходясь хохотом. – Это глупо, сумасбродно и…

– И совершенно не так, как мы привыкли, – заканчиваю ее фразу. Я смотрю прямо на Милу, пока взгляд той мечется между нами, а недоверчивая улыбка сходит с лица. Мила сжимает губы в тонкую линию, не скрывая раздражения:

– Ты спятила, Веста. Оставить безнаказанным и выйти из сада с ним? Проводить его за ручку? Вместо того, чтобы отвадить и забыть, как страшный сон, ты предлагаешь это?!

Я встаю, и мое белое платье не сразу расправляется, обнажая щиколотки. Быстрым шагом подхожу к Миле, наклоняюсь и шепчу ей на ухо так, чтобы услышала только она:

– Не глупи и доверься мне. Я все равно сделаю что задумала, разрешения не жду.

Миле нечего возразить. Бажена и Рион, не расслышавшие моих слов, настороженно наблюдают. Поворачиваюсь к ним и с нетерпением сообщаю:

– Я пойду с тобой, Рион. Отправлюсь в Златоград и прослежу, чтобы ты действительно одарил яблоком умирающего отца, а не половину княжества.

Рион поднимает брови.

– Ты серьезно? – удивленно спрашивает он, вскидывая брови. Но, увидев мое решительное лицо, вздыхает и покорно кивает. – Это опасно… Люди не готовы встретить крылатую деву без страха и злобы. Придется ехать лесными тропами, в основном ночью. Я не собираюсь рисковать собой больше, чем это необходимо.

– Меня это устраивает, – коротко отвечаю я.

Мы замолкаем. В гнетущей тишине Мила почти обреченно прижимает яблоко к груди и, немного погодя, протягивает его мне. Единственный источник света на поляне – идеальный по форме плод.

– Возьми, – говорит Мила тихо, и голос ее дрожит.

Приняв плод из рук сестры, на несколько мгновений я задерживаюсь на ее ладонях. Пальцы Милы холодные, влажные. Встретившись взглядом с ней, я ободряюще улыбаюсь. Та не спешит улыбнуться в ответ, так и не поняв моих истинных намерений.

– Я подожду у окраины, – подает голос Рион, поднимаясь на ноги. Он хватается за ближайшую ветвь, чтобы удержать равновесие.

Пошатываясь, странник покидает поляну, и перед уходом его взгляд, полный странного смешения чувств, задерживается на мне дольше, чем на остальных. У меня же почему-то спирает дыхание.

Лишь когда его шаги стихают, Мила оборачивается ко мне:

– И что ты задумала?!

В нетерпении Бажена поднимается и быстрым шагом подходит к нам, желая послушать. Я оттягиваю мгновение ответа, обводя глазами сад, который скоро покину.

– Подумай сама. – Я растягиваю губы в самодовольной улыбке. Успев продумать ложь, выдаю ее сестрам: – Узнал Рион – узнают и остальные, толпами сюда повалят. Он не обязан показывать мне эти записи, но я что-нибудь придумаю. Узнаю, где библиотека, и посмотрю, что там еще сохранилось. Коль захотят выгнать – попрощаются с жизнями.

Мила сжимает кулаки и сурово молчит. Взвешивает.

– А что насчет яблока? – уточняет Бажена. Я сразу понимаю, о чем речь. Молодильные яблоки обладают секретом, который знаем лишь мы, и никакие легенды об этом не слагают. Коль яблоко надкусит тот, кому оно не предназначалось, или вкусит его из рук, которые плод не срывали, оно обернется ядом. – Ты ведь действительно проследишь, что Рион накормит им только отца? Конечно, он горько поплатится, если поступит иначе, но…

– …но молодильное яблоко бесценно. И раздавать его дольки всем вокруг будет кощунством, – завершает Мила. Я снова улыбаюсь, вот только на сей раз искренне, счастливо: мне любо видеть, как мы подхватываем мысли друг друга, даже в момент разлада оставаясь одним целым.

– Я прослежу, чтобы его вкусил только отец Риона, – коротко киваю и, найдя ладони сестер, переплетаю с ними пальцы. – Если тот ослушается, дорого заплатит.

– С тобой все будет хорошо? – тихо уточняет Мила, сильнее сжимая мою ладонь.

– Все будет хорошо, обещаю.

В небе сияют звезды и висит огромная, полная луна.

Когда я выхожу к опушке, Рион тренируется. Пытаясь вернуть себе бодрость, он несколько раз невысоко подпрыгивает. Его взгляд устремлен вперед, как будто перед ним находится невидимый враг. Мышцы напрягаются, спина выпрямляется, а кулаки сжимаются, готовые к бою. Он делает шаг вперед, и рука его молнией взмывает в воздух. Раз за разом кулаки с силой разрывают пространство. Каждый удар отточен, каждый взмах руки совершенен. Веки полуопущены, и Рион будто видит того, кто стоит напротив: врага, безликого и бесплотного, но от этого не менее опасного. Рион движется легко, плавно, его тело словно по нотам исполняет забытую песню сражений. Порывы воздуха – его единственный противник.

Тихо приближаясь, я прячусь за широким стволом дерева и наблюдаю за Рионом. Сначала зрелище кажется забавным – каждый его удар, каждый поворот руки против невидимого противника. Однако, когда взглядом скольжу по мужскому очертанию, вижу, как под прилипшей от пота рубашкой проступают напряженные мышцы. В сердце просыпаются любопытство и удивление, прерывающие первоначальное веселье.

Невольно заглядываюсь. Рион оступается и на мгновение теряет равновесие, но, забавно балансируя, упасть себе не позволяет. Не удержавшись, тихо смеюсь, и только тогда Рион меня замечает.

– Давно в тени прячешься? – Грудь Риона вздымается от сбитого дыхания, а голос отдает хрипотцой. Сглотнув, я ощущаю, как щеки загораются, и отвечаю, покидая убежище:

– Не так долго, чтобы успеть понять, хорош ли ты в бою.

Когда выхожу из укрытия, Рион замирает и задерживает взгляд на крыльях, которые, должно быть, в свете луны кажутся белее, чем они есть, блестящим сиянием обрамляя мою фигуру.

– Думаю, какой-нибудь княжеский дружинник сейчас бы лихо меня одолел, – криво улыбается Рион, гордо приподнимая подбородок. – Но дай мне десять часов сна, и я постараюсь убедить тебя, что со мной лучше не шутить.

– С тобой всяко лучше не шутить, – слышится голос Милы. С опозданием, но на опушке появляется и Бажена, держа в руках маленькую корзинку. В плетенке уже мирно покоится молодильное яблочко. – Не то уши завянут.

На удивление, губы Милы дергаются в улыбке, хоть и ненадолго.

– Впервые соглашусь. – Рион тоже замечает эту короткую, но искреннюю улыбку, и лицо его озаряется в ответ. – Если я не уложу противника на лопатки в кулачном бою, догоню его с мечом. Если и меч его не ранит – в словесной перепалке я точно возьму верх.

Не обронившая ни слова Бажена прыскает в кулак от смеха.

– Верно, – насмешливо отвечает Мила. – От твоих шуточек действительно хочется поскорее скончаться и спрятаться в земле.

За Баженой усмехаюсь и я, не удержавшись. Сестры точно отдаляли момент разлуки, но тянуть вечность невозможно.

– Пора прощаться. – Теперь я улыбаюсь. Но иначе – грустно. Замечаю, как Бажена то и дело меняет положение корзинки, сначала прижимает ее к груди, потом опускает вниз, словно не может решить, как лучше ее держать, и говорит:

– В ней будет удобнее яблоко нести.

– Вообще-то, у меня есть седельная сумка, – замечает Рион. Встретив три раздраженных взгляда разом, он поднимает руки вверх. – Ладно-ладно, меня никто не спрашивал.

Бажена протягивает мне лукошко дрожащими руками. Задерживаю благодарный взгляд на сестре, не в силах подобрать слов: прощаться мы не умеем. Не приходилось.