Я и сама понимаю, что пора, но молчу, глядя, как от пламени ввысь уносятся искры. Во мне теснятся мысли и о саде, и о сестрах, и о том, куда приведет меня эта дорога.

– Значит, не доверяешь? – произносит Рион, заметив, что спать при нем я совсем не тороплюсь.

– А с чего мне доверять тебе, Иларион?

– Просто Рион, – отвечает он, поднимаясь с места и направившись к седлу. – Но мне казалось, что, раз уж ты не собираешься меня убивать, я могу тебе довериться. И ты мне тоже.

– Непростая у тебя цепочка умозаключений, «просто Рион». – Я склоняю голову набок, скрестив руки на груди. – Ты мне доверяешь лишь потому, что я не отправила тебя в Навь, а я должна доверять тебе за то, что ты доверился мне?

– Но ведь первый шаг сделала ты, – он усмехается, не сводя взгляда с моих крыльев, – когда подарила мне жизнь.

Откидываюсь назад, опираясь на ладони, и осматриваю его. Рион вытягивает из мешка простое покрывало и стелет на землю, готовясь к ночлегу.

– Упрямишься… А вот я могу предложить жест щедрой души, – добавляет он.

– Охотно послушаю, – цокаю я.

– Возьми мой меч, взлети да вонзи подальше в ствол дерева, чтобы я не смог залезть и достать его бесшумно. Пока ты спишь, я останусь безоружен. Что скажешь?

Я кривлю губы, раздумывая: для меня нет особой нужды в таких ухищрениях – у меня есть крылья да голос, достаточный, чтобы оборвать чью-то жизнь. Но и отдохнуть надо. Я впервые так долго находилась в полете, и крылья затекли, ломят. Мысль о том, что завтра придется идти пешком не меньшее расстояние, не добавляет легкости. Но, с другой стороны, что мешает безоружному Риону просто задушить меня во сне?

– Согласна, – выпаливаю я, хотя решение еще не принято окончательно. – Но пообещай, что не придушишь меня во сне. Не попытаешься украсть яблоко. Пообещай как человек.

Рион усмехается, но тут же встает и, заметно усталый, все же выпрямляет спину. Тени залегают у него под глазами, тревожа память об отце. Он протягивает свой клинок, украшенный зеленоватым камнем на рукояти:

– Клянусь как человек птице не покуситься на твою жизнь, – отвечает он, протягивая искусно выкованный меч. – Никакого воровства. От начала и до конца нашего славного путешествия я не причиню тебе зла и защищу от тех, кто попытается это сделать.

Сердце, что билось размеренно, вдруг пропускает удар. О последнем я не просила. Смотрю прямо в его глаза и вижу, что они не просто зеленые – они глубокие и блестящие, как камень на рукояти. Его лицо уже не кажется таким серьезным, да и сам он не так холоден, каким был сначала: Рион отворяет для меня свою внутреннюю броню. Но ответить тем же я не могу.

– Я принимаю твою клятву, – шепчу я. Ладонью скольжу по рукояти меча, касаясь пальцев Риона. Он отпускает меч, и его тяжесть давит мне на руку. Рион отступает на несколько шагов, давая мне возможность взлететь. Поднимаюсь в воздух с усилием, крылья дважды взмахивают, порождая мощный порыв ветра. Пламя костра едва не гаснет. На узкой поляне трудно расправить крылья, но мне все-таки удается взлететь. Замечаю высокую сосну, под которой привязан Чернокрыл, и с усилием вонзаю меч в ствол. Подобраться к нему будет нелегко.

– Ну что? Теплеет тебе в жилах от доверия? – прикрикивает мне снизу Рион, распластавшись на своем покрывале. Недовольным ржанием ему вторит Чернокрыл, который, по всей видимости, пытается поспать.

– Глумись-глумись, – приземляюсь и складываю крылья за спиной. – Посмотрим завтра, когда я откажусь доставать меч и тебе придется самому лезть на ель.

Мужские губы трогает косая улыбка. Такая искренняя, что не могу сдержать ответную и тут же себя одергиваю.

– Засыпай, Пернатая, уже светает, – говорит Рион, и ведь действительно. Небо трогают первые солнечные лучи, туманная дымка тихонько поднимается из-под древесной листвы. Лес оживает. – У меня только одно покрывало, но я с радостью разделю его с тобой.

Пропускаю дерзость мимо ушей, постепенно начиная привыкать к ней. Вместо этого укладываюсь на один бок прямо на траву, под крыльями – мне не ново.

– Упрямая. Здесь полно места для двоих, – но я все равно не отвечаю на предложение Риона. Его лицо сначала напряжено, но затем смягчается. Замечаю, как иногда его ресницы подрагивают, и ловлю себя на том, что не могу оторвать взгляд.

«Красивый, чего уж скрывать. Но красота бывает коварной», – думаю я и пытаюсь отогнать мысли, но их слишком много, и я сдаюсь без боя.

– Я все же надеюсь, что доверие взаправду есть между нами, – бросает он, приоткрыв один глаз, и я спешно отворачиваюсь, будто и вовсе не следила. А затем, встретив мое молчание, хмыкает и поворачивается на бок.

В сумерках костер медленно догорает, тихо потрескивая. Собравшись с силами, я закрываю глаза и почти незаметно улыбаюсь, позволяя сну увести меня из этого странного мгновения.

Утро встречает нас скромным завтраком: Рион на рассвете уходил в деревню и вернулся с караваем хлеба и кувшинчиком парного молока. В лучах солнца лес пробуждается: птицы щебечут в кронах, влажная листва блестит, а в воздухе витает ощущение тихой радости.

Хоть и было решено идти ночами, а днями отдыхать, густой лес позволял без опасений передвигаться нам и засветло. За неимением вещей я смотрю на сборы Риона и лелею лукошко с золотым яблочком. Пора двигаться в путь.

– Выходит, я вернусь даже раньше срока?

– Выходит, что так, – отвечает Рион, прокладывая путь широкими шагами, явно зная, в какую сторону идти. – Коли двигаемся и днем, и ночью. Ближе к вечеру выберемся из чащи, а там останется всего одна деревня. Объеду ее, а ты, быть может, пролетишь над ней.

Шагаю босыми ногами позади него, наблюдая за широкой спиной. Мы идем лесной тропой. Чернокрыл, тяжело ступая, неспешно следует рядом, время от времени прижимая уши, когда какие-то ветви цепляются за его бока. Черная лощеная шерсть блестит под редкими солнечными лучами. Крепкие, сильные копыта держат ровный шаг, животное смотрит четко перед собой, словно идет в строю.

– Откуда такой конь у тебя, человек? – интересуюсь я. – Выглядит опрятнее тебя, да и умнее. Это ужасно привлекательное качество, раньше я его не оценила.

– Отец подарил каждому из нас, братьев, по жеребцу. Чернокрыл оказался самым резвым, – серьезно отвечает Рион, вперив взгляд прямо.

– Ты говорил о братьях там, в саду, – вспоминаю я. – Они и отец – это твоя семья?

– Моя семья, – тихо хмыкает Рион, но все же нехотя продолжает: – Наша мать умерла при родах, но мой младший брат, Иван, выжил тогда. Я был еще мал, почти ничего не помню, а вот Радан все знает.

– Радан? Твой старший брат?

– Верно, – коротко отвечает Рион. Он торопливо идет вперед, не желая больше касаться печальных воспоминаний. Я завела не лучшую тему для разговора.

Тороплюсь следом, но в босую ступню вдруг врезается небольшой острый камешек. И все бы ничего, вот только боль пронзает ногу, заставляя меня замереть.

– Мне больно, – тихонько шепчу я, вперив взгляд перед собой. Не вскрикиваю, лишь смотрю вперед, приоткрыв рот: давно забытое чувство проносится жгучей искрой по конечности, а в голове пусто. Замираю, окоченев от непривычного, забытого страха.

Он, успев пройти пару шагов, резко оборачивается:

– Пернатая? Что значит «больно»?

Дыхание такое частое, что страх только усиливается. Голова перестает быть холодной, мысли – одна за другой – терзают меня, не оставляя в покое.

– Рион, мне не должно быть больно.

В три шага он оказывается рядом, наклоняется и изучает мою ногу. Я безмолвно сжимаю губы, стараясь унять рвущиеся слезы.

– Какая стопа?

– Левая. – В сердце возникает тоска по сестрам и саду – страх навевает эту печаль.

Рион опускается на колено, внимательно осматривая мою ногу. Я не могу чувствовать боль: сила молодильных яблок, разливающаяся по моему телу, должна залечивать раны и притуплять поглощающее ступню чувство. По крайней мере, раньше было так.

– Ничего страшного, – тихо говорит он. – Но идти ты не сможешь, я вижу кровь. Доверься мне еще раз?

Я, поддавшись порыву, киваю. Рион встает с колена с полным понимания и сочувствия взглядом. Одной рукой он подхватывает меня под колени, другой – под крылья и бережно поднимает над землей. Тихо шиплю и руками хватаю его за крепкую шею. Открываю для себя новые чувства – стыд да жар, заливающий щеки и лицо.

– Доверься и ослабь хватку, пока не задушила. Сейчас я посажу тебя на Чернокрыла, а ты перекинь ногу через седло и выпрямись.

– Нет! – восклицаю я. – Я не сяду на него. Он же дикий. Крылья не помогут, если я буду падать с такой высоты! Иларион, даже не смей!

– Спокойно, – приказывает он, замечая, что я вцепилась в него мертвой хваткой. Затем, по-доброму хихикнув, добавляет: – Вроде только крылья от птицы, а рассуждаешь как воробушек. Больно ведь идти, будешь нас задерживать. На коне поедешь, пока стопа не исцелится.

Вздыхаю, понимая, что выбора нет.

– Не смейся, – бурчу я, зарываясь взглядом в его плечо. – Если упаду, крылья не спасут…

– Чернокрыл не дикий. Как окажешься в седле, хватайся спереди за луку или гриву, – уверяет он, осторожно подходя к жеребцу. Конь невозмутимо косит ухом. – Видишь, он даже поклоны умеет. Поклон, мальчик.

Его руки крепко удерживают меня, и на краткий миг я забываю о боли, фокусируясь на коне.

– Я помогу разместиться и не отпущу, пока ты не почувствуешь, что сидишь крепко.

Конь опускается сначала на одно переднее колено, затем на другое. Рион кивает, подавая знак, и я перекидываю ногу через широкую спину коня. Дрожу, чувствуя, как сильные руки на мгновение ложатся мне на бедра, поддерживая, пока я не схвачусь за луку.

– Готова? – спрашивает мой новый знакомый, приподняв бровь.

Я, чувствуя жгучий стыд и странное тепло внутри, едва выдавливаю:

– Готова.

Конь медленно выпрямляется.

– Неужели так сильно боишься, Птичка? Достаточно спеть, и я мертвецом к твоим ногам лягу, а тебя пугает конь?

– Как только твой отец омолодится и выздоровеет, я непременно спою тебе колыбельную на ночь! – угрожаю я.

– Охотно жду, – не скрывает своей улыбки Рион, осторожно беря Чернокрыла под уздцы. – А пока держись крепче, Веста.

Я вцепляюсь в луку, чувствуя, как гулко колотится сердце – уже и не от боли, а от мысли, что теперь у меня есть куда более странная рана: та, что в душе, когда рядом этот человек.

Поистине человеческое чувство посещает меня спустя пару часов неспешной езды верхом – неприятная ломота в пояснице. К тому времени маленькая, но глубокая рана на стопе медленно затягивается, я буквально ощущаю это. Почти все время Рион молчит, погруженный в свои мысли, и меня начинает мучить еще одно неведомое ранее чувство – то ли вина, то ли стыд. Поразмыслив, понимаю, что настрой Риона переменился во время разговора о семье.

– Рион? – зову я. Мне кажется, что он вздрагивает от неожиданности – настолько глубоки его раздумья. Рион не оборачивается, но выпрямляется, и становится ясно, что он слушает. – Вы живете с отцом в Златограде. А сейчас мы где?

– Фактически – в лесу, – язвительно отвечает Рион. – А вообще на землях Белогорья. Наш путь пролегает через все четыре княжества.

Смотрю на макушку Риона. Покачиваясь в седле, то и дело поглядываю на него, позволяя себе изучать его фигуру. Спина у Риона прямая, осанка ровная, шаг ритмичный. Интересно, все люди выглядят так? Так… идеально?

К закату перед нами появляется кромка леса, а почти сразу за ней – поселение. Маленькие деревянные домики кромкой обнимают красноватую от солнца землю. Рион останавливается, чтобы оценить обстановку, и вместе с ним замирает Чернокрыл.

– Могу я спуститься с коня? – робко спрашиваю, поерзав в седле.

Рион отрывает взгляд от деревушки и смотрит на меня. Уверенно протянув руки, он говорит: