В этот момент входная дверь скрипнула, и по кафелю зацокали металлические каблучки. Знала я этот звук… Весь офис её ненавидел за него, но Наташке всё равно было. Она назло всем дефилировала, без надобности пробивая дно в нервной системе коллег. А ещё этот звук был похож на стук молоточка по гвоздикам в крышке гроба. Бессмертная…

– О! Вот и Зотова. Сама пришла, родимая, – Станислав Иванович возликовал и затряс рукой, с нетерпением подзывая мою бывшую подругу к себе. Но та замедлилась… Шаги стали неуверенными, тихими. – Где тебя черти носят? Опять, поди, всю ночь не спала и в последний момент отчет состряпала? Ты смотри, я больше не стану Беспутову слушать – уволю, к херам!

– Нет, что вы, Станислав Иванович, она просто всю ночь с мужем моим трахалась, – не выдержала я и выплюнула яд, что зудел на кончике языка. – Ещё стонала так бездарно-фальшиво. А-а-а-а… А! А! – я зачем-то начала передразнивать её вопли, из-за которых и не услышала меня эта шибанутая парочка изменников. Горланила всё громче и громче, созывая всех сотрудников, шуршащих на нашем этаже. Желание опозорить, раздавить, испачкать – было выше моего здравомыслия. – А… А! А! Гриша, у тебя такой большоооой…

– Беспутова!

– Да не парьтесь вы, Станислав Николаевич. Ни хера он там не большой. Среднестатистический отросток в капюшоне, игриво изогнутый у корешка, – я цедила яд сквозь зубы, сжимала кулаки, пыталась дышать, но уже почти смирилась с неизбежным.

Думала… Я всё думала, а каково мне будет видеть её каждый день? Мы не просто в одном офисе работаем, но и сидим в кабинетах напротив. Я же с самого утра за стол сесть не могу, потому что через стеклянную перегородку морду её наглую видеть буду. Стою тут, как солдатик, на звонки отвечаю и в окно пялюсь, лишь бы не сорваться.

– Беспутова, это не смешно. Ты что, не с той ноги встала? – рыкнул начальник, попытался усмехнуться, но когда понял, что мне совсем не до смеха, замер. И даже про отчет свой забыл. – Какое мне дело до корнишона твоего супруга-опездола? Ты, кстати, не в курсе, почему до сих пор статистика по продажам его отдела не готова?

– Так они тот отчет задницами измяли, чпокаясь на столе, а я так старалась… Три ночи готовила! Ой, Станислав Иванович… А что вы так удивились? Неужели не знали, что отчёты Кириллова – моих рук дела? – во мне было так много злости, что порция и шокированному шефу перепала. – Да всё вы знали.

– Таисия, я думаю, что это не совсем профессионально – обсуждать личное на работе… – но договорить эта дрянь не успела.

Не знаю, что со мной произошло, но внутри что-то затикало, потом затюкало, и Ба-БАХ! В глазах темень, сердце херачит, как сломанный синий трактор. Её слова чеку сорвали. Уж лучше бы ты, дрянь, молчала… Граната-то не учебная!

Я просто рывком кобры схватила её за шею и на удивление легко уложила на пол. Сжала тонкие волосюшки и стала рвать с такой силой, будто от этого жизнь моя зависела. Она визжала, вопила, но меня было просто не остановить.

Я не за мужа… Нет. За себя.

За своё унижение, за ту беспомощность, от которой уже отвыкла. Чувствовала себя гадкой, испачканной в их лжи. И эти стоны её театрально-восхищённые меня всю ночь преследовали, и сейчас заевшей пластинкой в ушах вибрировали:

«А-а-а-а-а-а… Я тебе рожу! Она пустая… Пустая…»

Ненавижу! Ненавижу гадину!

– Беспутова! Что ты тут вытворяешь? – орал начальник, а по кафелю зазвучали быстрые тяжелые шаги.

Охрана подхватила меня под мышки и подвесила в воздухе. И я ещё долго брыкалась, пытаясь вырваться и доделать то, что не успела. Смотрела, как её довольная морда растекается в спазмах рыдания, как щеки чернеют от слез, как по плечам гадюки спадают вырванные клочья, и смеялась. В голос. Как обезумевшая!

– Это издательство! Тут нет места вашим дешевым интригам. Мне срать на то, кто с кем спит! – вопил Станислав Иванович, размахивая руками хлеще дирижера. – Хоть весь офис в отместку перетрахай, Беспутова, но работай!

– Не буду… – выдавила и вырвалась из лап охраны. Я было снова ринулась в атаку, но мне преградили путь. Сжимала кулаки, извергала пламя, пыталась спалить тут всё к чертям!

– Ещё как будешь, Таисия! – хрипел он, размахивая отчётом у меня перед лицом. – Как миленькая будешь, а то уволю, к чертям собачьим! Иди, умойся, выдохни и вспомни, что мы на работе!

– Не буду! – бросилась к столу, достала нужный бланк и быстро подписала. – Я ни на секунду не останусь здесь. Сами свой офис трахайте, а мне тут больше делать нечего.

– Ты дура, Беспутова? Что ты творишь? – Станислав бросился за мной следом. – Где ты ещё найдешь такую работу? В нашем городе больше нет издательств. Таисия, у тебя огромный опыт, не смей ломать карьеру из-за мудака! Да все были в курсе их интрижки, одна ты блаженная и влюблённая. Что ты делать будешь, что?

– Семечки на пляже продавать, – я бежала по коридору, на ходу надевая пальто.

– А я? Мне что без тебя делать?

– Офис трахать!

Сдерживала всё-таки навернувшиеся слёзы, решив уйти феерично. Старалась не вдумываться в смысл его слов, потому что шеф был прав на все сто процентов.

Такой работы мне не найти…

Я вдруг вспомнила тот счастливый период, когда мы всё же решили вернуться в родной город, чтобы сменить обстановку и воплотить мою мечту в жизнь. А мечтала я о небольшом домике, где будет тепло, уютно и спокойно. Но и эту мечту он растоптал.

Ненавижу! Ненавижу!

Бежала по улице, сама не понимая, куда и зачем.

Мой мир рухнул.

Сгорел всего за сутки.

Чувствовала, как орет в сумке телефон.

Но на душе было так пусто, лишь в груди глухо билось сердце.

Глава 4

– А он что? – Ночка икнула и долила мне в бокал последние капли шампанского.

– А я откуда знаю? Я ж убежала, – пьяненько хихикнула и подвинула к себе ещё один чемодан. Конвейер был налажен до идеала: Верка собирала все мое шмотьё с полок, Ада упаковывала платья в портпледы, а я рассказывала про своё фееричное увольнение, забивая сумки и чемоданы всем, что под руку попадалось. Решение съехать было окончательным. Я ни дня не останусь в этой квартире. Ни дня! Меня мутило от одного только взгляда на кровать, где эти кролики-мутанты трахались. Гриша даже бельё не сменил, мразь ленивая! Только поверх плюшевого покрывала накидал лепестков, которые сейчас походили больше на клочки туалетной бумаги.

И как часто я ложилась в постель после неё? Раз? Два? Или стабильно по графику?

– Попросишь Раевского заняться квартирой? – с грустью осмотрела мою любимую двушку и вздохнула. – Жалко, конечно, но я решила начать всё с начала.

– Тай, ну не торопись! Живи в моей, сколько душе угодно, она всё равно пустует. Димке бабушка подарила квартиру, поэтому если решит от нас съехать, то есть куда. Представляешь? Бабушка Марта отдала ему свои пятикомнатные хоромы в центре, – Адка хохотала, катаясь по полу. – Наша снежная королева так прониклась к своему внуку, о котором не знала двадцать лет, что даже Денис офигевает. Они ходят в театры, гуляют по набережной и ужинают в ресторанах. Между ними пропасть, но даже она не помешала им стать лучшими друзьями.

В глазах подруги был такой винегрет из эмоций, что сердце сжималось. Она выстрадала своё счастье, заслужила, но до сих пор не верит, что за черной полосой наконец-то пришла белая.

Наверное, пришла и моя очередь погрузиться в самое черное пятно, чтобы потом вшагнуть во что-то счастливое. Ну не зря говорят, что вляпаться в дерьмо – к счастью. Пусть Гриня и будет той кучей, в которую я наступала и наступала долгие пятнадцать лет. И стоило только вспомнить его, как щёлкнул замок входной двери.

Сердце замерло. Шампанское, что уже третий день плещется в моей крови, взорвалось миллионом пузырьков, трансформируясь в жгучую ненависть…

Ненавижу! До глубины души ненавижу.

За его слабость, за трусость, за подлость.

Ну, никто же на привязи не держит, почему нельзя просто сказать, что он устал, разлюбил, потух? А быть может, это моя вина? Быть может, я передавила? Задушила его своей мечтой о ребёнке?

– Таисия? – Гриша влетел в спальню, застыв на пороге. Он с такой яростью смотрел на Аду и Верку, будто спалить их хотел! Но мои подруги продолжали собирать вещи, даже не обращая на него внимания. – Идём, поговорим!

– Ты головой ударился? – руками сжала подлокотники кресла, чтобы просто не броситься на него! Чтобы в глотку его не вцепиться! – Приказывать мне вздумал?

– Давай, завязывай своё театральное представление. Все оценили, тихо поаплодировали и в поклоне лоб разбили. Пойдем, – Гриша рванул вперёд, схватил меня за руку и потащил. – Что ты тут устроила перед посторонними? В жертву играешь? Сопли на кулак наматываешь? Только что ж ты всю правду-то не говоришь, что именно ты меня толкнула на это безумство. Ты!

– А ну отпустил её! – взвыла Вера и бросилась на шею моему супругу, а Адка недолго думая шандарахнула зонтиком по его пустой голове.

– Вы кто такие? – Гриша зашипел и на миг расслабил хват, а этого было достаточно, чтобы мои телохранительницы вырвали меня из его рук. – Убирайтесь из моего дома, сучки пьяные. Вон отсюда!

– Из твоего? Из твоего?!!! Твои здесь только трусы в горошек, Кириллов! Вот забирай их и сматывайся. Или ты думал, что достаточно поелозить Наташкиной задницей по поверхностям, чтобы своей сделать? Вот иди к Зотовой и трахай её дальше, а квартиру ты эту хер получишь. Моя она, ясно?

– Ты дура! Ну какая же ты дура, – хрипел он, ощупывая голову на предмет увечья. – Все мужики гуляют, а знаешь почему? Знаешь?

– Потому что женщины слепы и глупы, веря вашим словам, мольбам о прощении и стенаниям о великой любви. Да вашим враньём можно стены в бараках конопатить, чтобы не дуло, – мне было противно даже просто говорить с ним. Просто рядом находиться невыносимо! Воздух кислым становится, будто лимон целиком заглотила, а в груди опять жжет.

– Нет, потому что вы превращаетесь в тупых кур, которых интересует в этой жизни ВСЁ, кроме мужа! Забиваете свою голову работой, шмотками, навязчивой идеей о чужом выблядке, которого просто НЕВОЗМОЖНО полюбить в силу человеческой природы, – его слова были пощечиной. Звонкой, больнючей, убийственной.

Сколько в нём подлости? Где дно, которое можно пробить? Но в этом плане мой муж просто бездонный. Мешок с его сюрпризами бесконечный, собственно, как и его совесть. Нет предела, нет рамок. Ведь это он мне изменил. Он! Зато как гениально отыгрывает обиженного и растоптанного. Внимания ему мало я уделяла… Да я задралась уже от жизни такой. Нет во мне больше силы выносить этого гадкого подлеца.

– Тогда собери вещи и уходи. Курица эта уже никогда не поумнеет и на твои слова не купится.

– Ты одумаешься! Ты непременно одумаешься и поймешь, что я был прав. Вот только осознание этого настигнет тебя, сорокалетнюю, с чужим приплодом на руках, у которого к этому времени будет вагон неизлечимых болячек. Тогда ты и приползёшь, – он был настолько горд и собой, и своей желчью, что бесконтрольным фонтаном хлестала из его рта. Гриша улыбался, снисходительно осматривал нас с девочками, очевидно, ожидая реакции.

– Это развод! Я больше не буду терпеть тебя и твоих бездарных оправданий, не буду слушать обвинения в собственной никчемности. Слышишь, Григорий? Не буду! – я так смело махнула пальцем, наслаждаясь растерянностью в его глазах. – Ты больше не сможешь убедить, что это всё моя вина. Не я трахалась с Зотовой в годовщину нашей свадьбы. Не я планировала двойню и тройню растить в отобранной у меня квартире. Это всё ты!

– Ты дура, Беспутова! – он взревел и вцепился пальцами в свои волосы, будто вырвать их хотел. – Но я клянусь, что испорчу твою жизнь, если ты не одумаешься. Каждая собака будет знать о твоей дурости, фригидности и помешанности на работе. А люди жестокие, Таисия, скоро все начнут смотреть на тебя, как на городскую сумасшедшую, что довела мужа до измены. Это ты во всём виновата… ТЫ! Но ничего, ещё приползёшь, как делала это раньше. Приползёшь!