– Вы как, товарищ мэр? – шепнул Никита Петрович, присаживаясь рядом. Он почти не смотрел на меня, продолжая контролировать Малышева, зато сильные руки быстро прошлись по платью, расправляя складки, чтобы прикрыть мою наготу. И только тогда помог подняться.

– Спасибо, – сгребла ткань его толстовки, пряча лицо, чтобы не показывать своего жалкого вида.

И Добрынин это понял… Ему хватило всего нескольких секунд, чтобы сориентироваться и отодвинуть меня за свою спину. И я спряталась… Отвернулась, тихо глотая слёзы унижение, пыталась отдышаться, сжимала руками горло, только бы остановить рвущиеся рыдания!

Я не покажу ему, как мне страшно… Никому не покажу!

Добрынин убедился, что стою, что не бьюсь в истерике, и только после этого бросился к дверям, чем только придал ускорения Малышеву. Тот павлином поправлял свой дорогущий костюм, скалился, не сводя с меня взгляда.

Он был растерян, зол, пытался обуздать гнев, чтобы не наломать дров. Малышев не из тех, кто рубит с плеча, он всю жизнь продумывает всё на два шага вперед, оттого и пауза эта нелепая повисла в воздухе. Тишина и лишь тяжелое дыхание…

Виктор вздрогнул, словно сбрасывая мимолетную оторопь, усмехнулся, готовясь к атаке, но в этот момент из коридора раздались голоса и суетливые шаги.

– Что происходит? – Клавдия влетела в приёмную, сжимая в руках стопку документов из архива. – Лера? Лерочка… Что случилось?

Старушке не потребовалось много времени, чтобы понять, что именно тут происходит. Ну а следом вбежал бледный от шока Лютин, уставший ждать своего дружка у здания мэрии.

– Лютин, ты вообще мент или кто? Почему здесь посторонние? – старушка среагировала мгновенно и шибанула стопкой документов Лютина по голове.

– Клавдия, это что – оскорбление при исполнении? – Лютин замер между Добрыниным и Малышевым, растопырив руки так, чтобы они друг другу глотки не перегрызли. – Вить, пойдем. Успокоимся, кофе выпьем…

– Ты вообще кто такой? – процедил муж, игнорируя трясущегося от ужаса Лютина. – Это моя жена, а ты нам шалить мешаешь…

– Дома шалить будешь, клоун, – Добрынин согнулся, чтобы не давить на Малышева мощью своей фигуры. Казалось, он еле сдерживает себя, чтобы не кинуться на Виктора. Видела, как сжимаются кулаки Никиты, как его челюсть становится стальной, налитой бурлящей яростью. – Сам уйдешь? Или помочь?

– Ты смертник, что ли? – расхохотался Малышев, напирая на Лютина, чтобы ушел и не мешал. – Но тем даже интереснее. Многих таких вот смельчаков на своем пути встречал. И если тут и есть клоун, то это точно не я… Неделя, и ты точно так же, как Лютя, будешь спокойно наблюдать за тем, как я жену свою «люблю» в самых извращенных способах. Молча, потому что от бравады уже ничего не останется. Слово даю, козёл… Ну, или ты прямо сейчас извинишься, и мы всё забудем.

– В очередь, урод, за извинениями становись. Их я по вторникам обычно раздаю. А сегодня? Упс… Четверг, придётся подождать. А замолчу я, только когда тебя, упыря, земелькой прикопаю на заднем дворе, – голос Добрынина гудел воем парохода. Он заполнял всё своей мощью, душил напором, придавая силы. – Ты не того словами пугать решил.

– Ты отбитый на голову, что ли? Вообще знаешь, кто я? – Малышев так резко бросился на Никиту, вот только тот как стоял скалой неподвижной, так и остался. И я было уже выдохнула, как его мощный кулак с треском впечатался в скулу мужа.

– Ты ублюдок, который бьёт женщин, и это всё, что нужно знать о тебе, – Добрынин покосился на Лютина, но тот отвернулся, прикинувшись и слепым, и глухим. – Ты – пустое место, потому что только ничтожество будет кичиться тем, чего отродясь не было. Запомни, клоун, ты – ничтожество!

Виктор зашипел и взмахнул рукой, намереваясь дать сдачи, как в детском саду. И это было так смешно и одновременно глупо.

Жалкий… Боже, какой он жалкий!

Горло сжалось от спазмов отвращения. Осознание, что за маской успешности прячется простой трус, было оглушающим.

Но Малышев всё же собрался и замахнулся кулаком, но Добрынин так легко выставил локоть, отбрасывая его удар.

Вот тут-то Лютин вовремя очнулся и здраво оценил противостояние сил, поэтому и скрутил Малышева. Но думается, что Валя просто зассал, что конфликт может перерасти во что-то большее, с чем придется разбираться начальнику полиции. А делать этого Валентин не хотел.

– Так, хватит! – я вцепилась в пиджак Виктора и стала подталкивать его к выходу. – Уходи, Вить… Уходи! Я всё забуду, не буду писать заявление, отстану от тебя. Только подпиши развод. Ну не мучай ты меня…

– Ой, Лера, хватит сгущать краски, – Малышев отмахнулся, но к выходу пошел. – Развод не дам, а будешь и дальше сворачивать кровь своими истериками, я устрою тебе веселую жизнь.

– Что может быть ещё веселее, Малышев? Что? – кричала я ему в спину, кое-как удерживая себя на ногах. Нутро дрожало, душа в пятки от ужаса ушла, глаза пекло от слез, а горло саднило от надрывного крика. Я вообще не понимала, как до сих пор в обморок не упала. Наверное, меня только и удерживало, что не имею привычки рыдать на публике.

Малышев в последний раз зыркнул на Добрынина и расхохотался. Слышала его торопливые шаги по лестнице, хлопок двери, и вот уже дышать можно было. Уехал… Он уехал!

– Лер, ты прости, – Валентин Лютин, мой бывший друг и товарищ, притормозил в шаге от меня. Занес руку, чтобы в привычном жесте потрепать по плечу, но наткнулся на мой взгляд… – Прости. Но это же Малышев! Лер, ну не будь дурой, в этом регионе никто бы не пошел против него!

– Ментом был, ментом и остался, Лютин. Трусливый, гадкий и меркантильный. Будь мужиком и признайся, что зассал! Иди давай, Валя, тебя хозяин на улице ждёт! – заорала, чтобы он не думал, что я спущу все это на тормозах. Пусть все знают, что он трус и моральный урод, оставивший женщину в беде только потому, что кишка у него тонкая, как и чувство собственного достоинства.

– Лерочка, – Клара дождалась, когда Лютин уйдет, и только после этого бросилась ко мне. – Что случилось? Что?

– Клавдия Никифоровна, ничего не случилось. Слышите? НИЧЕГО не случилось! – через силу произнесла, идя в сторону своего кабинета, как зомби. И только сейчас я увидела, что всё это время ходила в одной туфле и не замечала…

Сбросила вторую, вбежала в кабинет и закрыла за собой дверь.

Неужели это никогда не закончится?

Мне было страшно. За семью, за сына, да за себя, в конце-то концов! Если Малышев решил выиграть выборы, прикидываясь примерным семьянином, то уже никого не пощадит. Ему проще стать бедным вдовцом, чем мужиком, от которого жена ушла. И думается, что первый вариант для него ещё более выгодный, чем держать рядом брыкающуюся бабу.

– Валерия Ивановна, – Добрынин открыл дверь, даже не пытаясь проявить хоть малую толику хороших манер. – Собирайтесь, я домой вас отвезу.

Все это время я смотрела на свое отражение: серое лицо, глаза, наполненные ужасом, искусанные губы и растянутый ворот платья, в котором так явно виделись отпечатки рук законного мужа.

– Мне нельзя домой.

– Тогда просто собирайтесь…

Глава 10

Добрынин

Не знаю, какого черта я не ушел сразу! Терпеть не могу эти дешевые потасовки, семейные склоки, перетряхивание грязного белья. Но её огромные глаза, наполненные непролитыми слезами, превратились в стоп-кран, не позволивший уйти.

Просто не смог, и всё. Смотрел на дверь, за которой пряталась женщина, так смело бьющаяся за свою свободу, и в очередной раз не смог ее бросить наедине с жестокостью и несправедливостью.

Она была маленькая, едва доставала мне до плеча, зато глаза у неё были чище ледникового озера. Бабушка с детства говорила, что нельзя женщин взглядом оценивать, потому что их чары опасны и делают из мужика слепца и глупца. Их чувствовать надо! А дальше по обстоятельствам: ты либо убегаешь, сверкая пятками, либо бросаешься на амбразуру.

Очевидно, выбор сделан. Бежать поздно…

– Куда собираться? – Валерия сдерживала слезы, отчего начала звонко икать. Металась по кабинету, зачем-то перебирала документы, отводила взгляд.

– Поедем, вам нужно расслабиться, – подхватил её туфлю, взял за руку и повел к выходу. А в приемной нас ожидала Клавдия, она понимающе кивнула, присела и обула нашего мэра.

– Я все дела перенесу, Лерочка. Отдыхай, деточка.

Валерия шла покорно, не сопротивлялась, позволила усадить себя в машину, не задавала вопросов, только продолжала икать, сотрясаясь всем телом.

– Валерия Ивановна…

– Да чего уж тут, – отмахнулась она, принимая из моих рук бутылку воды. – Просто Лера. Как-то слишком много вас в моей жизни стало. И ведь повод всегда один и тот же… Миссия спасти от мужа?

– Тогда Никита, – протянул ей ладонь. – Приятно познакомиться.

– Сомневаюсь, что приятно. Никита, вы даже не представляете, во что ввязались, – и вот тут её прорвало. Она громко зарыдала, пряча лицо в ладони, а я не мешал. – Хотя кому я это говорю? Я столько лет с мужем прожила, не подозревая, что под маской таится это чудище!

Впервые столкнулся со столь сильными женскими эмоциями. Они водопадом бурлили, но так приглушенно только благодаря остаткам самоконтроля. И это не раздражало почему-то. Даже самым сильным женщинам нужно стравить пар, вытолкнуть напряжение и адреналин. Чем Лера сейчас и занималась. Бормотала, срывалась на крик, а после бессильно шептала.

– Лера, я никуда не ввязывался. Просто вступился за женщину, а это норма поведения простого мужика, а не сынка мамкиного, прячущегося за регалиями своей семьи, – ехал на автомате, лишь на третьем перекрестке поняв, что неосознанно выбрал направление ледового дворца, но в последний момент свернул направо. – В нашем мире давно всё смешалось. Мужики красят ногти, бьют женщин, опускаются до угроз, забыв о том, что природа давно сделала свой выбор. Сильный пол должен быть сильным, а не прятаться за спинами ба… женщин.

– А вы прям нормальный мужчина, да? – усмехнулась Лера, пропуская мимо ушей мою вовремя пойманную оговорку.

– Я такой, каким воспитали родители. Папа в жизни не тронул мать, хотя поверьте, ей требовалось минут пять, чтобы свернуть его кровь в «кровянку», – неосознанно рассмеялся, вспоминая эти семейные скандалы. Мама их начинала, мама их и заканчивала, потому что отец был непробиваем.

– Люди очень ловко прячутся, Никита. Ложь стала нормой жизни, а страх – вечным спутником. Это я давно уже поняла, но не думала, что заучу этот урок на примере собственного мужа. А вот вы очень прямолинейный, – Лера сделала два глотка воды, выдохнула и откинула голову на подголовник. – По жизни не мешает?

– А это побочный эффект от спорта. Идти напролом, четко знать свои цели, следовать принципам. Ты можешь обмануть соперника на площадке, но себя никогда не обманешь, – свернул на служебную парковку, остановившись как можно ближе к черному входу, чтобы не светиться под окнами.

– Это что? – Лера вдруг потеряла голос, осматривая здание, у которого мы остановились. Она открывала рот, пытаясь выдать что-то членораздельное, а в глазах сверкнул страх, который она всё это время прятала. – Вы привезли меня в отделение полиции?

– Именно. Идем, товарищ мэр, заяву на вашего мужа накатаем, – внутри все клокотало, но я держался. Даже пытался посмеяться, только бы разрядить обстановку. – Я – свидетель.

– Никита! Вы не понимаете, – она вдруг вцепилась в меня, отказываясь выходить из машины. – Я трижды писала заявление на развод! После второго раза вы меня отбили в парке, а сегодня снова… Он всё равно всё сделает по-своему. Не дадут ход моему заявлению, понимаете?

– Идем, говорю, – мне даже пришлось повысить голос, чтобы убедить, что я просто так не сдаюсь.

План у меня, конечно, был… Но, так сказать, на удачу.

Если я правильно понимаю, то Малышев этот – сынок бывшего губера. И скорее всего, свои обещания он и правда может сдержать. Вот только он жуткий трус. Любой нормальный мужик из меня бы уже котлету сделал… Хотя нет. Нормальный мужик не стал бы мутузить и пытаться силой взять свою женщину.