И всё одно жила в её душе глупая надежда, что однажды Клесх простит. Совсем простит. Не сможет не простить. Она вымолит прощение! Пусть хоть всю жизнь виноватиться придётся… Нет и никогда не было гордости у девушек из Почепков. А мужчина у каждой из них один и до смерти. Всегда так было. И не потому, что Благии эдак завещали, а потому, что коли любишь кого-то всем сердцем, то для иных места в нём нет и не будет.

Глава 7

Это случилось три весны назад.

Стояла промозглая осень. Серые тучи словно зацепились за макушки сосен, да так и остались висеть, исходя нудным дождём. Клесх и Лесана были в пути уже несколько дней. За это время они безнадёжно вымокли, устали и извелись от гадкой погоды. Послушница тряслась в седле и мечтала только об одном – оказаться не среди чащи, а под крышей жилища. Пускай ненадолго, пускай без бани, только бы в четырёх стенах, где не сыплются на голову и за шиворот дождевые капли, а под ногами нет этой раскисшей скользкой земли с бесцветной поникшей травой.

Холодно. Да ещё ветер поднялся. С конской гривы скатывалась вода, крутые лошадиные бока подрагивали, будто от озноба. Ух, как ненавидела в этот миг выученица свою злую долю! А пуще прочего – наставника, который был словно из камня вытесанный. Не зябнет он, что ли?

Лесана ехала и злилась. Хоть бы на привал остановился: у костра покоптиться да горячего поесть. Нет же: едет, будто Встрешник гонит клятого!

Пока она молчаливо негодовала, Клесх уверенно правил вперёд. Они ехали и ехали, и казалось, будто дороге через чащу не будет конца. Но вот глухой лес сменился прозрачным березняком, за белыми стволами которого показался высокий частокол из ладных брёвен. Весь!

Девушка нетерпеливо поёрзала в седле. Нешто сбудется её мечта и нынешнюю ночь повезёт провести в тепле: напариться в бане, обсушиться, постирать одёжу, выспаться?

Ворота крохотной веси, которая и насчитывала-то не более дюжины дворов, ещё были открыты, и странники беспрепятственно двинулись вдоль пустынной улицы.

У пятой от окраины избы крефф спешился. Лесана удивилась: дом был хоть и добротный, но не самый богатый. Знать, не старостин. Отчего же они тут остановились? За забором разразилась истошным лаем сидящая на цепи псица. Клесх наклонился, пошарил под воротами, сдвинул щеколду. Широкая створка поползла в сторону.

Собака, до того мига рвавшаяся с привязи, увидела чужака и вдруг заплясала на задних лапах, подметая хвостом сырую землю, заскулила жалобно, умоляюще.

На лай и повизгивание сторожа распахнулась дверь избы. На пороге появилась женщина в наспех накинутой на плечи свитке. Хозяйка была всего вёсен на семь постарше Лесаны, но какая пригожая… Косы тёмные, глаза жгучие, сама стройная, словно берёзка.

Женщина всплеснула руками и со всех ног бросилась к приезжим, повисла на шее Клесха.

– Приехал! Приехал! – повторяла красавица, осыпая лицо креффа лихорадочными поцелуями. – Приехал! То-то мне уж которую ночь снится, будто сорока к нам в избу залетает… Что ж так долго-то ныне?

Она уткнулась лбом в плечо обережника, продолжая крепко обнимать.

А Лесана стояла в двух шагах от них, держа в поводу лошадей, и силилась протолкнуть в грудь внезапно застрявший в глотке воздух. Девушку охватило глухое оцепенение. Она смотрела и не верила тому, что видит.

Следом за женщиной во двор вышла девочка, очень похожая на хозяйку дома, с недетски строгим лицом. А потом, на бегу подтягивая холщовые порты, на крыльцо выскочил мальчонок. И лишь полный слепец не заметил бы сходства между отцом и сыном. Лесана слепой не была. Она смотрела на то, как женщина и мальчонок виснут на её наставнике, а земля под ногами раскачивалась. Девочка тоже приблизилась к приезжему, но обняла скупо, больше по обычаю, чем от души. И стала в стороне.

– Идём, идём в дом. – Женщина ласково потянула Клесха за локоть. – Совсем вымок. А я ведь пирогов утром напекла, как знала.

Он улыбался. Ему явно нравилось подчиняться её заботливому напору. Послушно следуя за хозяйкой, крефф повернулся к выученице.

– Идём. Что встала? Эльхит, коней расседлай. – Он потрепал жмущегося к нему мальчишку по пепельной макушке.

Послушница шла следом, чувствуя себя оглушённой, растерянной. Обманутой.

Изба внутри оказалась небольшой, но уютной. Вымокшее, закоченевшее тело с порога обняло ласковое тепло. В горнице пахло пирогами и наваристыми щами. Здесь было чисто и красиво: пёстрые половики на полу, вышитые умелыми руками тканки на лавках, расписная утварь на полках вдоль стен, стол, накрытый бра́ной^[22] скатертью, с большим блюдом румяных сдобных пирогов.

Крефф привычным движением отстегнул перевязь и повесил меч на стену, где нарочно для этого был вбит гвоздь. Разуваясь, Лесана чувствовала себя чужой и ненужной. В душе всколыхнулась злая горечь на наставника, который всё это время учил её никого не любить и ни к кому не привязываться, а сам жил иначе.

Ложь. Всё ложь. От первого до последнего слова. А она-то, дура, начала считать Цитадель домом и почти приняла её жестокую правду!

– Проходи, проходи, милая! – Вдруг спохватилась и повернулась к гостье хлопочущая у стола хозяйка. – Вот ведь я на радостях-то последнее ве́жество растеряла. Снимай одёжу, я тебе чистое дам. А эту брось вон в сени, нынче постираю. Бросай, бросай…

Она говорила весело, оживлённо, и послушница против воли залюбовалась её пригожим и безмятежно счастливым лицом. Лесана давно, очень давно не видела таких радостных, будто источающих свет лиц. Внезапно девушке стало стыдно за свои злые мысли, за досаду. Эта красивая женщина была такой ласковой, такой приветливой, что стало возможным понять Клесха, который, как всякий бездомо́вый мужик, искал теплоты и заботы.

– Как тебя звать-величать? – расспрашивала хозяйка, расставляя на столе пузатые миски.

– Лесаной, – ответила гостья, испытывая жгучую неловкость за свою грязную одёжу и прелые обмотки.

Клесх незаметно вышел, оставив женщин одних.

– Ну, а меня Дариной, – сказала хозяйка. – Сына Эльхитом, а дочку Клёной. Клёна, что ж ты сробела? Иди баню проверь, уж протопилась, поди. Да холстины туда снеси. Иди, иди.

Девочка со стопкой утирочных тканей послушно скользнула прочь, накинув на плечи материну свитку.

Лесана, пользуясь тем, что на неё не смотрят, быстро сняла обмотки, сунула в сапоги и спрятала грязные ноги под лавку.

– Много ли девушек на выучке в Цитадели? – спрашивала тем временем Дарина, хлопоча вокруг стола.

– Нет. Из одногодок я одна осталась.

Хозяйка обернулась. На её красивом лице промелькнула тень.

– Доля у вас… – сказала она и покачала головой. – Ну, хоть несколько денёчков отдохнёте. Ты не робей только. Я завтра блинов вам напеку со сметаной.

При мысли о таком роскошном лакомстве у Лесаны набрался полный рот слюны.

Хлопнула дверь. Вошёл Клесх.

– Ступай, мойся. Я после пойду.

Дарина повернулась к обережнику и спросила:

– Ты надолго ли нынче?

Он подхватил с огромного блюда пирог, откусил и ответил жуя:

– Дней на пять. Говори, что сделать надо, где чего поправить.

Хозяйка улыбнулась, ласково провела ладонью по его изуродованной щеке и сказала:

– Ничего не надо. Отдыхай.

Лесана допрежь не видела, чтобы женщина смотрела на мужчину так, как смотрит на Клесха Дарина. В её взгляде было столько спокойной и незыблемой любви, словно она не знала и не видела в избраннике даже малейших изъянов. Она была счастлива. Счастлива его приезду. Не всего на пять, а на целых пять дней. Она спешила сделать всё так, как он любит, чтобы за тот короткий срок, который он проведёт дома, обласкать его на несколько месяцев вперёд. Лесана была уверена: сдобные лакомства здесь в последние седмицы пекли часто, чтобы хозяина, коли приедет, встретить щедрым столом.

Тем временем крефф подхватил второй пирог и бросил его Лесане. Та поймала на лету.

– Что затихла, как мышь под метёлкой? – спросил наставник.

Выученица покачала головой и откусила кусочек. Она сроду не ела таких вкусных пирогов. С клюквой на меду…

Клесх закашлялся. Девушка удивлённо взглянула на наставника, лицо которого болезненно скривилось. Обернулась и хлопочущая у печи Дарина, спросила:

– Что?

Клесх с трудом сглотнул и огляделся, видимо, в поисках воды.

– Не вкусно? – Хозяйка подошла, мягко тронула мужа за плечо.

– Слизни… – выдохнул крефф, указав на начинку.

Дарина засмеялась.

– Эльхит же любит… Что ты хватаешь всё подряд? Я ж нарочно их круглыми делаю!

В ответ на эти слова Клесх притянул к себе хозяйку и поцеловал.

Лесана покраснела и уронила взгляд в пол.

* * *

Когда девушка воротилась из бани, распаренная, румяная, в длинной рубахе с хозяйкиного плеча, потянулся мыться и Клесх. Следом за ним незаметно выскользнула Дарина, кивнув дочери, чтобы накормила гостью.

Лесана хлебала наваристые щи вприкуску с мягким ноздрястым хлебом, а супротив неё на лавке елозил Эльхит. Наконец мальчишка не выдержал:

– А ты что же, ратоборец?

Гостья кивнула. Говорить не хотелось. Пережитое потрясение, усталость и баня сделали своё дело: мысли в голове ворочались вяло, клонило в сон.

Клёна шикнула на брата:

– Твоё какое дело? Не приставай к человеку. Вишь, устала с дороги.

Она старалась казаться взрослой, строгой, чем напомнила Лесане Стёшку, которая тоже силилась держаться сурово и значительно, наставляя братца и молодшую сестрёнку. Выученица Цитадели улыбнулась.

– У тебя и меч есть? – Мальчонок подался вперёд.

– Э-э-эльха… – протянула Клёна.

Парнишка сразу скуксился.

– Есть. Только я тебе завтра покажу. Спать шибко хочу.

Эльхит кивнул.

– Батя тоже, когда приезжает, первый день спит и спит. Как в вас только лезет дрыхнуть так? Даже Клёнку вон и то на столько не свалишь, а уж она спать – та ещё мастерица.

Сестра свела брови на переносице, и брат осёкся. Лесана спрятала улыбку.

– Идём, я постелила. – Клёна поднялась.

Возле этой серьёзной девочки с взыскательным взглядом тёмных глаз Лесана чувствовала себя ребёнком.

– А что же, отец часто у вас бывает? – осмелилась на дерзкий вопрос гостья.

Клёна посмотрела на неё угрюмо и ответила:

– Он мне отчим. Мой отец умер. Я его не помню. Мама говорит, он был хороший. Клесх приезжает нечасто.

Она так и говорила: коротко, скупо. То ли дичилась переодетой парнем чужинки, то ли не шибко радовалась приезду отчима.

Эльхит вскинул голову от миски щей и ответил:

– Мама батю постоянно ждёт. Ночами всё плачет…

– Э-э-эльха… – сызнова осадила девочка болтливого братца.

Лесана задумчиво смотрела на этих двоих, а потом спросила у Клёны:

– Пойдём завтра за клюквой?

Девочка поглядела удивлённо, но кивнула. Она не понимала, отчего странница, едва оказавшись в тепле, тут же возжелала тащиться в мокрый лес по ягоды, но была рада поводу уйти из дома. Ей было невдомёк, что в точности такое же желание снедало и Лесану, в душе которой поселилась горькая обида на наставника. Не потому, что у него была семья, нет! А потому, что говорил, будто можно прожить без этого, будто вовсе и неважно оно.

И вот теперь жгли глаза слёзы негодования из-за лжи креффа и досады на себя, что поверила, поддалась обману. Горло свело судорогой. Лесана стиснула зубы.

– По ягоды? Я с вами! – тут же встрял Эльхит.

Клёна посмотрела на него и твёрдо сказала:

– Нет. Ты останешься дома. Отец тебя давно не видел. И ты его тоже.

– Он всё одно спать будет, – заканючил мальчонок.

– Значит, маме по хозяйству поможешь, – отрезала девочка.

На этом спор завершился, и Лесана легла спать, не дожидаясь возвращения Клесха и Дарины. На широкой лавке под меховым одеялом было уютно и тепло. В избе пахло пирогами. Через заволочённое оконце доносился шелест дождя. Дом… Как могла она поверить, будто можно прожить жизнь, в которой нет места человеку, что тебя полюбит. И не просто полюбит, а будет ждать. Изо дня в день. Как Дарина ждёт Клесха.