Мир начинает плыть.

Состояние все больше напоминает то, когда мы с Акселем попали в один из очагов.

Я пытаюсь удержаться за реальность, но силы утекают так же быстро, как воздух из лёгких.

– Шоу! – голос Ника гремит, но тут же гаснет, будто проваливается в тишину.

Последнее, что вижу, как Ник разворачивается и делает лишь два шага по направлению ко мне, когда костяшки его пальцев полностью в крови. Секунда… и Ник начинает оседать, сопротивляясь до конца.

Глава 5

Я приоткрыла глаза и тут же поморщилась из-за головной боли, параллельно почувствовав, что мои руки связаны за спиной, а ноги привязаны к ножкам стула, на котором я сижу.

Напротив меня – Джеймс и Ник, которые пока ещё в отключке. Они также связаны.

Чёрт.

Я огляделась, чтобы понять, где мы. В той же комнате? Уже нет.

Тут практически ничего нет. Кругом лишь металл и бетон, только на стенах какие-то крючки.

Холод бьёт в кожу, будто сама комната вырезана из куска льда. Воздух тяжёлый, влажный.

Когда мой взгляд продолжает скользить по обстановке, то в углу замечаю темные пятна. Точно не грязь, а значит… только одно. Кровь.

Стук сердца гулко отдаётся в ушах. Внутри зарождается паника, но я заставляю себя вдыхать медленно, ровно, хотя верёвки врезаются в запястья, словно нож.

Они нас усыпили и притащили сюда. Связали. Для чего? Когда думаю над ответом, то ни одна хорошая мысль не приходит в голову.

Ник был прав.

А я его не послушала. И Джеймс им особо не доверял.

Если бы я не настояла, то… мы могли бы быть в безопасности. А сейчас?! Чёрт!!!

Мы застряли здесь.

Что эти люди собираются с нами делать?

Попыталась немного ослабить веревку, но вышло только хуже. С веревками на ногах тоже ничего не вышло. Я лишь пододвинулась на стуле в сторону.

Прикрыла глаза и прокляла всё на свете, в том числе и себя за то, что поверила Хлои. Она… специально заманила нас сюда. Это догадка вдруг резко пришла в голову. Только для чего именно?

Если бы они и правда были рейдерами, то просто убили бы нас и забрали всё оружие. Кстати, наших рюкзаков нет. Вероятно, они всё-таки забрали оружие и все припасы. Но по неизвестной причине ещё сохранили нам жизни.

Джеймс пошевелился первым. Его ресницы дрогнули, он тихо застонал и попробовал повернуть голову. Взгляд сфокусировался на мне, и я заметила, как в нём вспыхнуло узнавание и тревога.

– Шоу…? – голос слегка хрипловат.

Я кивнула ему, а Джеймс дёрнулся, пробуя разорвать верёвки. Напрасно. Тугие, словно их специально смочили водой перед тем, как затянуть, чтобы ссохлись.

– Где мы?

– Не знаю. Но точно в другой комнате, – кивком головы указываю на стены. – Я пришла в себя несколько минут назад.

Замечаю, как его челюсть сжимается, видимо, парень тоже понимает, что мы попали в дерьмовую ситуацию.

– Кто-нибудь заходил?

– Ещё нет. Они забрали все наши вещи. Но не убили.

– Не убили, – эхом звучит его голос.

– Почему? – задавая этот вопрос, я надеюсь, что у Джеймса есть какие-нибудь предположения, но в течение следующих десяти минут он так ничего и не говорит.

Только выражение его лица постепенно меняется: глаза темнеют, голубизны в них практически не остается, всё затягивает серой пеленой, брови сходятся на переносице, а на шее даже вздуваются вены.

– Джеймс…?

– Все мысли, которые мне приходят в голову, Шоу, ни одна из них тебе не понравится.

Нервно сглатываю и просто продолжаю смотреть на него, не решаясь спросить. Не по тому, что боюсь, а по тому, что скоро и так узнаю сама. Они вернутся.

Ник приходит в себя рывком. Тело его едва дергается, а глаза распахиваются.

Он напрягается, проверяет руки, ноги, цепляется взглядом за стены. И я сразу вижу, как в его глазах появляется тень ярости… тяжёлая, мрачная, будто он готов вгрызться в металл зубами, лишь бы выбраться.

– Где мы? – его же голос глухой, опасный.

– Всё там же, – отвечает Джеймс.

Ник поднимает глаза и тоже замечает крючки на стенах. На секунду его взгляд замирает, словно он додумался до чего-то плохого.

– Шоу, ты как? – это спрашивает, когда отводит глаза в сторону.

– Нормально… – сглатываю и облизываю пересохшие губы. – Ты был прав, Ник… Не нужно было…

Не договариваю, потому что не могу. Но Ник и так всё понимает.

– В следующий раз слушаем меня. – Я на его высказывание могу лишь кивнуть. Главное, чтобы этот "следующий раз" наступил. – Ладно. Значит, ищем выход.

Джеймс хмыкает, но без тени улыбки. Его глаза тёмные, спокойные только с виду.

– Из этих верёвок не выбраться. И стены… – кивок на серый бетон и металл, гладкий и лишённый хоть какой-то щели. – Всё рассчитано. Не первый раз они тут кого-то держат.

Я пытаюсь вдохнуть глубже, но воздух слишком сухой, отдаёт металлической пылью. Голова всё ещё гудит после газа, а запястья горят. Я чувствую, как в горле поднимается ком.

Тишина давит, в ней слышно даже, как по потолку где-то далеко бежит вода.

И именно в этой тишине, когда напряжение становится почти невыносимым, за дверью раздаётся скрип металла и шаги. Медленные, чёткие.

Ник мгновенно выпрямляется, взгляд его становится острым, как нож. Джеймс же наклоняет голову чуть вперёд, поджидая.

А я лишь смотрю вперед, на дверь, которая вот-вот откроется.

Раз.

Два.

Три.

Четыре.

Ровно четыре чужих шага, чтобы в следующее мгновение металлическая дверь со скрипом открылась.

В проёме появляется Хлоя.

Её лицо… не то чтобы злое. Оно слишком спокойное, слишком ровное.

– Наконец-то очнулись, – её голос ровный, без насмешки, но и без сочувствия. – Хорошо. Сейчас вернусь.

Она тут же уходит, но возвращается в течение следующих пяти минут в компании Адама, неизвестной женщины и ребенка, одного из мальчиков, которых я видела.

За ними закрывается дверь, и Адам с Хлоей останавливаются ближе всех к нам.

– Наверное, вы задаетесь вопросами, – произносит мужчина и обводит рукой пространство вокруг. В его движениях нет суеты.

Женщина, лет сорока, с тонким лицом и запавшими глазами, держит мальчика за плечо, слегка сжимая его пальцами, будто не даёт вырваться. Ребёнок смотрит прямо на нас, и его взгляд… жутко пуст.

– Хлоя молодец. Изначально я был против всяких этих приборов, но она убедила меня в том, какую пользу они могут принести для нас. Вы странники, пришли, чтобы захватить наш город. Думаете, мы позволим? Знаете, сколько было до вас таких? – никто из нас не отвечает, а Адам усмехается. – Много. Одних только мародёров… несколько групп. Их всё посылали и посылали, пока не поняли, что это бесполезно. Каждый, кто приходил, сам выбирал свой путь. Хорошо, что и вы пришли. Значит, место выбрало вас.

Слова падают в тишину, а у меня по спине бегут мурашки. Я слышу, как Ник резко втягивает воздух сквозь зубы, готовый сорваться, но его стул лишь скрипит от напряжения верёвок. Джеймс же смотрит прямо в лицо старику, как будто пытается понять, шутит он или нет.

– Что вы имеете в виду? – мой голос срывается, но я не могу промолчать.

– Мы храним этот город, – отвечает за Адама женщина. Её взгляд тяжёлый, почти фанатичный. – И чтобы зло не поглотило нас, оно должно быть накормлено. Кровь должна быть пролита. Это порядок. Это закон.

Она склоняет голову, и в этот момент мальчик делает шаг ближе. Я замечаю на его тонком запястье следы старых шрамов, будто кожа там разрезана не один раз. Что это такое?

– Мы жертвуем чужими, – продолжает Адам, не отводя взгляда. – Чтобы наши дети жили. Чтобы Веллингтон не пал окончательно.

Меня передёргивает. Всё внутри сжимается в комок, и я едва не рву верёвки на руках, хотя понимаю, что это бесполезно.

Ник хрипло усмехается, но в этой усмешке столько ярости, что даже Адам замолкает на миг.

– Значит, вы оправдываете убийство тем, что «город требует крови»? – его голос звучит, как угроза. – Да вы такие же безумные, как и те, от кого прячетесь. Такие же, как и мародёры, хотя… нет. У тех хотя бы есть цель.

Адама выводят слова Ника из себя, и он подлетает к нему, хватая за одежду и наклоняясь слишком близко.

– Мы не безумны. Мы поколениями жили в Веллингтоне, пока сам Бог не решил нас всех покарать! Он решил, что мы не достойны больше жизни, что люди…

– Вы больны, – произносит спокойным голосом Ник, не давая ему договорить, на что Адам плюет ему прямо в лицо и отходит.

Ник прикрывает глаза, когда уголок его губы дергается.

– Мы, как раз полностью здоровы. Благодаря тому, что помогаем очищать город. Жертвоприношения помогают. Они защищают нас от безумных и от самого дьявола.

– Дьявола? – подаю голос я, привлекая к себе внимание.

– Конечно, – с серьезным видом кивает Адам. – Бог покарал нас, а Дьявол проник в мир, когда он ослаб. Тот, кто всё это устроил, тот, с кого наступила вся эта болезнь, заражение, как вы говорите. Именно так и явился к нам Дьявол.

Он говорит это с таким серьезным лицом и спокойным голосом, что я понимаю, что он, они все, действительно верят в это.

Перевожу взгляд на Ника и Джеймса, и если с последним мы встречается глазами, думая об одном и том же, то Ник смотрит лишь на Адама. Тем самым взглядом, которым в детстве он глядел на Тэйта. Тем, в котором слишком много всего. Всего, за исключением страха.

Адам будто ловит этот взгляд Ника, как вызов. Его губы дрожат, но не от слабости, от сдерживаемой злобы. Дед Хлои резко разворачивается к женщине и мальчику, берет последнего за руку и подводит к нам, чтобы дальше приподнять его футболку.

Я не успеваю даже подумать, зачем он это делает, когда моему взору открывается ужасающая картина.

Его живот… Там кровь и открытая рана, которая будто гниет изнутри. Правда, кожа по сторонам словно иссохла, как было у Дункана. Приглядываюсь и замечаю гниль, серо-зелёные прожилки, от которых поднимается запах сырости и чего-то разлагающегося. Я вижу, как ткань словно дышит, едва подрагивает, будто в ране живёт что-то чужое.

Теперь я понимаю. Его мертвенно-бледное лицо, сероватый оттенок губ, темные круги под глазами. Он живёт на грани смерти каждую секунду.

– Это случилось после того, как мы были вынуждены уйти, – объясняет Адам, и его голос на мгновение дрожит. – После очистки. Люди хотели вмешаться, помешать Божьему делу. Мы ушли в лес. Но там были очаги, заражение. И моему сыну… не повезло. – Адам сжимает плечо мальчика. – Его плоть умирает. Она гниёт изнутри. Но жертвоприношения удерживают его. Они дают жизнь. Бог берёт кровь и даёт взамен дыхание.

Насколько нужно тронуться головой, чтобы думать о таком?

Я почти не слышу конца его слов, только лишь продолжаю смотреть на ребёнка и не понимаю, как он вообще стоит на ногах. Любой другой умер бы через пару часов от такой раны, но он жив. Жив, хотя это уже похоже на чудо… или на проклятие. Да, скорее последнее. Боли должны быть адские при такой ране, но он не произносит ни звука. Почему? Терпит или уже смирился? Да он недавно только играл с другим мальчиком!

Я знаю, что это бред, безумие старика, который выдумал себе оправдание. Раны не лечат жертвами. Такого не бывает. Однако, ему удалось убедить в этом и всех остальных членов семьи.

Как только думаю о семье, то резко перевожу взгляд с мальчика на Адама и обратно. Он сказал… «сын». Хлоя его внучка, а этот мальчик… сын? Этот мальчик ему годится во внуки, даже, возможно, в правнуки.

– Сын? – переспрашиваю я, и голос срывается. – Ты сказал… сын?

Адам оборачивается ко мне. Его глаза блестят странным, нечеловеческим светом. Вместо ответа он подходит к Хлое и кладёт тяжёлую ладонь ей на плечо. Она вздрагивает, но не отстраняется.

– Это наш ребёнок, – спокойно произносит Адам. – Мой и Хлои.

Меня мутит.

– Ваш… – повторяю я, – но она же твоя внучка.