Меня встречает один из слуг шейха и сразу провожает в просторную гостиную с высокими потолками, тахтамейками вдоль двух стен, зоной с кожаными креслами и кофейным столиком между ними и фонтанном в самом центре. Слуга оставляет меня ждать, а я подхожу к большому окну с видом на задний двор с бассейном.

Сердце почему-то на мгновение заходится. Как будто я уже видел это место, хотя впервые посещаю дом Сауда.

– Давуд, добро пожаловать, – раздается за моей спиной, и я разворачиваюсь, чтобы пожать руку хозяину особняка.

– У тебя невероятный дом, – произношу совершенно искренне. – Не уверен, что смогу с тобой соперничать, когда буду строить свой. Хотя и не стану. Все равно бесполезно.

Сауд смеется и предлагает мне присесть в одно из кожаных кресел, сам же устраивается рядом. На столик тут же ставят поднос с чашечками кофе, розеткой с традиционными сладостями и небольшими стаканами воды.

– Нам придется немного подождать, – ставит меня в известность хозяин дома. – Мои женщины долго собираются. Еще и дочь немного капризничает сегодня.

– Папа! Папа! – раздается крик, а потом в гостиную вбегает мальчуган, который безошибочно находит взглядом своего отца и сразу бросается к нему. – Ильхам едет!

– Прекрасно, – усмехается Сауд. – Только ты опять ведешь себя неподобающе. У нас гость. Познакомься, это Давуд. А это мой сын Галиб.

– Приветствую, Галиб, – улыбаюсь я, а он смотрит на меня, склонив голову набок.

– Где тут мои красавчики? – слышу юный женский голос, и сын Сауда срывается с места.

В гостиную входит молодая девушка. Она окидывает нас заинтересованным взглядом, а потом тушуется. В ее ноги врезается Галиб, и она тут же подхватывает малыша на руки.

– Моя младшая сестра Ильхам, – знакомит нас Сауд. – Ильхам, это мой деловой партнер, Давуд.

– Рад познакомиться, – произношу я, вставая.

– Взаимно. Так, хулиган, где твоя сестра?

В гостиной появляется красивая женщина в льняных брюках, поверх которых надета длинная накидка темно-синего цвета. На ее руках малышка, которую Сауд представляет как свою дочь. А женщиной оказывается его жена Абаль. Кажется, она в положении, но не берусь утверждать. Из-за нескольких слоев ткани ее живот не рассмотреть, да и разглядывать я не стану. Это не просто неприлично, это запрещено.

Пару минут спустя сестра Сауда отпускает племянника и идет позвать другую их сестру. Мы остаемся в гостиной ждать и обсуждать роскошный дом моего нового делового партнера и мои планы на постройку собственного.

– Я могу подсказать тебе отличную строительную бригаду, – говорит шейх.

– Свою? – усмехаюсь я.

– Лучше моих не сделает никто, – подхватывает мой тон Сауд. – Можешь обыскать всю страну и собрать рекомендации, в итоге все равно остановишься на моей компании. Они сделают качественно и сравнительно быстро.

– Спасибо, я подумаю.

Внезапно атмосфера в комнате меняется. Да так, что волоски на всем теле встают дыбом. Мне даже кажется, будто я слышу едва различимый женский вздох. Такой, от которого по коже бегут мурашки.

– О, Аиша, мы заждались, – произносит Сауд, глядя мне за спину. – Давуд, позволь представить тебе мою сестру Аишу, – говорит он, и я оборачиваюсь.

Передо мной стоит молодая женщина, чье лицо практически полностью скрыто от моего взгляда, если не считать глаз. За довольно плотной тканью никаба я не могу рассмотреть ровным счетом ничего. Но глаза… они притягивают. Цвет такой же, как у Сауда. Но глаза Аиши выразительнее. Может, причина в темной подводке. А может, в том, что ее взгляд острее. Он прошивает до самых глубин, поднимая оттуда нечто такое, что я давным-давно уже похоронил в себе.

Глава 5

Мы едем в пустыню на разных машинах. Сауд с Абаль выехали чуть раньше, чтобы покататься по барханам. Она очень любит пустынное сафари, так что мой брат никогда не отказывает жене в этом развлечении.

Гость Сауда поехал за ними, а я попросила водителя отвезти меня сразу к тому месту, где мы будем ужинать.

Машина останавливается на вершине бархана.

Выйдя на улицу, покрываюсь мурашками.

Стараюсь не частить с поездками в пустыню. У меня такое ощущение, что между нашими встречами нужен перерыв. Мне так точно.

Поднимаю руку с раскрытой ладонью, давая охране и слугам понять, что за мной ходить не надо. Пара человек, которые уже сделали шаг, возвращаются на свое место.

Бреду по бархану. Хочу начать говорить, но боюсь, что за словами польются и слезы, а макияж не водостойкий. С другой стороны, если я его испорчу, могу в любой момент сесть в машину и уехать домой. Никто меня не осудит. Ни брат, ни его жена. А до гостя мне дела нет.

Почти нет…

Когда мы встретились в гостиной, внутри меня что-то чувствительно дернулось.

Я смотрела ему в глаза всего пару секунд, но у меня было стойкое ощущение, что я уже их видела. Что они уже смотрели на меня. Прожигали. Заставляли трепетать.

Но ведь не могло же такого быть.

Когда услышала его имя, провела параллель с преподавателем в моем университете. Но это был не он, я знаю наверняка.

Сажусь на край бархана и сразу набираю в ладони теплый песок. Закрываю глаза. Слушаю и слушаю, но она молчит. Как будто ждет, что я заговорю первой.

Судорожно втягиваю в себя воздух.

– Абид любил смотреть на мою боль, – произношу шепотом. Мне и не обязательно кричать. Я знаю, что пустыня услышит, даже если я не пророню ни звука. Достаточно шевелить губами. – Он наслаждался каждым мгновением моих страданий. Особенно ему нравилось, когда меня насиловали его солдаты. Пять-семь человек, терзающие меня целую ночь. Они творили что хотели, – выдавливаю из себя и сцепляю зубы.

Меня начинает трясти. Я знаю, что все это – часть моей собственной терапии. Она гораздо эффективнее той, что была у меня с психотерапевтом. Потому что здесь никто не будет смотреть на меня с ужасом в глазах. Доктор Джонсон изо всех сил старалась не показывать своих чувств, но она тоже человек, и реакции непроизвольно все равно проскакивали.

Пустыня же может только вздыхать и петь. И это именно то, что мне так нужно, чтобы очиститься и пережить весь тот ужас, через который меня, словно голую по стеклу, протащил мой бывший муж.

– Он всегда оставался в той же комнате, – продолжаю, когда болезненный спазм в горле наконец ослабевает. – Ходил вокруг, чтобы рассмотреть все с разных ракурсов. Насколько больным нужно быть, чтобы наблюдать, как твою жену одновременно насилуют двое-трое мужчин, пока остальные смотрят и готовятся сделать то же самое? – Кривлюсь от отвращения. – Но потом я поняла, что могу противостоять ему. Смогу посмотреть в лицо и… улыбнуться. Страшно даже представить, как выглядела эта улыбка, – грустно усмехаюсь. – Но главное, что это его задело. Он взбесился и выгнал всех в ту ночь еще до наступления рассвета. Он побил меня. Сильно. Сломал два ребра. Пинал ногами. Он делал все, чтобы я не могла встать с постели без посторонней помощи. Потому что испытывал удовольствие, видя мою беспомощность.

Замолкаю.

С содроганием вспоминаю, как этот ублюдок заставлял меня умолять дать мне воду и еду. Как заставлял ползать за ним на коленях. Как унижал, толкал, ставил миску с водой на пол, чтобы я пила из нее, как собачонка.

Меня начинает тошнить от воспоминаний.

Сглатываю едкий ком.

Подумываю уже закончить, но потом на моем лице расплывается болезненная улыбка.

– А знаешь, почему он решил убить меня? Потому что я, устав от его издевательств, в следующий раз обняла одного из его солдат и начала стонать. При этом улыбалась и смотрела в глаза мужу. Мне уже было все равно, как он меня убьет. Мне просто… просто хотелось, чтобы этот кошмар закончился. Я не чувствовала своего тела. Не чувствовала боли. Только желание поскорее довести мужа до крайней черты.

Обнимаю свои колени и сквозь слезы всматриваюсь в песчаные барханы.

– И я довела его. В ту же ночь. Не буду рассказывать тебе все те ужасы, которые мне довелось пережить. После всего он выбросил меня в пустыню. Да-да, это ты спасла меня. Ты помогла. Ты прислала тех бедуинов, которые выхаживали меня и каждый раз, когда я хотела умереть, заставляли жить. Я даже не понимала, зачем вы с ними помогли мне. У меня больше не было смысла жить. Абид… – произношу его имя уже без отвращения. Больше я ничего не чувствую к этому человеку. Боль, страх или даже малейший трепет перед человеком будет свидетельствовать о том, что мне не все равно. А, значит, память о нем жива. Я же хочу, чтобы это чудовище кануло в небытие. – Он лишил меня самого главного – мечты и надежды. Стать мамой. Стать счастливой женщиной. Тогда я перестала быть женщиной. Стала лишь объектом для больных развлечений монстра с черной душой.

Втягиваю в себя воздух и, подняв голову, моргаю, чтобы прогнать слезы.

Я думала, уже не болит. Верила, что пережила все это во время психотерапии. Но здесь, в объятиях пустыни я раскрываю свою душу полностью. Делаю то, чего не могла сделать с доктором Джонсон. Я оголяюсь. Предстаю перед песками с оголенными нервами. Совершенно беззащитная. Потому что только пустыне я доверяю.

Ложусь на песок и зарываюсь в него пальцами. Закрываю глаза.

Хорошо, что Сауда сейчас нет рядом. Он бы начал говорить о змеях и опасных насекомых. Но я верю пустыне. К тому же, во мне больше нет страха смерти.

– Я очищаюсь, – шепчу. – Мне становится легче дышать. И сейчас я понимаю, ради кого выжила. Мой брат… Моя смерть принесла ему много страданий. Как же он радовался моему возвращению! И моя мама. Она постарела лет на десять, когда ей сообщили о том, что я пропала без вести. Теперь у меня есть еще и Абаль. Моя сестра. Моя подруга. Та, кто в первые – самые жуткие – ночи была рядом. Обнимала, качала в своих руках, успокаивала, слушала и не осуждала. Она никогда не осуждает. А еще малыши. Мои любимые племянники, ради которых и стоило выжить. Те, кто наполняют мою жизнь смыслом.

– Аиша! – слышу голос брата и открываю глаза.

– Спасибо, – шепчу, садясь. Чувствую, что мои сжатые внутренности понемногу расслабляются. – Спасибо, – повторяю.

– Аиша, ты как? – спрашивает Сауд, садясь рядом.

Я поворачиваю голову и смотрю на брата с улыбкой.

Как же приятно видеть его счастливым! От частых улыбок в уголках его глаз теперь больше маленьких морщинок.

– Хорошо, – отвечаю. – Теперь хорошо.

– Ужин готов.

– Я сейчас приду.

Сауд молча смотрит мне в глаза. Потом берет за руку.

Семья – это единственные люди, кому я позволяю к себе прикоснуться. Всем, кроме отца. Не знаю, смогу ли когда-нибудь найти в себе силы простить его за то, что продал меня, как скот на базаре. Поэтому с ним я почти не разговариваю и не позволяю касаться меня.

– Маленькая моя, – произносит брат чуть хрипловатым голосом. Я вижу боль, которую он пытается скрыть. Чувствую ее. Она вибрацией проносится от его руки по моему телу и утопает в песке.

– Хорошо покатал Абаль?

– Больше не буду, – подхватывает мой легкий тон брат. – Ей уже нельзя, а она требует взбираться на самые высокие барханы.

Я улыбаюсь.

– В этом вся Маша. Она хочет получить все впечатления сразу.

– Это точно. Но до родов больше никакого сафари.

– Ты только в поездках в пустыню ей не отказывай. Она чувствует пустыню. Поэтому должна бывать здесь.

– Хорошо, – с легкой улыбкой соглашается брат. – Пойдем?

Мы поднимаемся и медленно идем к небольшому шатру, в котором уже накрыли стол. Мария разговаривает со служанкой, а гость Сауда стоит у края шатра и, держа руки в карманах, смотрит на пустыню.

Впервые за долгое время я отмечаю красоту мужчины. Но тут же прогоняю эти мысли. Они слишком опасны для меня.

Мы с братом подходим ближе, и легкий ветер доносит до меня аромат парфюма Давуда. В этот момент он поворачивает голову и смотрит прямо на меня. А потом, словно вспомнив о том, что это запрещено, быстро переводит взгляд на Сауда.

– Абаль, – зовет брат свою жену и идет к ней. – Абаль, давайте ужинать.