Меня на самом деле пугают реакции моего тела на происходящее. И на нового делового партнера Сауда. Возможно, я больше никогда его не увижу. Но точно знаю, что он еще не раз явится мне в моих снах. Снова будет угрожать, трогать, разговаривать со мной. И если в прошлом сне он больше молчал, то теперь, уверена, будет говорить все то, что выдаст мое подсознание. А там… там скрыто столько всего, что мне самой страшно даже подумать.

– Госпожа? – напоминает о своем присутствии Захра.

Открываю глаза и встречаюсь взглядом со служанкой.

– Гость шейха будет завтракать с нами?

– Полагаю, что так, госпожа. Он еще не уехал.

– Приготовь мою одежду.

– Вы желаете сегодня только абайю?

– Никаб, Захра, – отзываюсь недовольно и, откинув одеяло, встаю с кровати.

– Но вы дома…

– Выполняй, – отрезаю резковато. Глаза служанки становятся больше. Я никогда так не разговариваю. И я бы рада произнести все это мягче, но…

Кончики пальцев подрагивают, когда я, спустя двадцать минут, подвожу глаза. Никогда не крашусь дома. Но… И этих “но” становится как-то слишком много.

Наверняка у моей семьи возникнут вопросы, зачем я нанесла макияж и надела никаб. Не стану же я озвучивать им истинную причину. Потому что даже для меня самой она слишком… недопустимая.

Наконец я собрана. Смотрю на свои глаза в разрезе никаба, и в отражении зеркала сегодня они кажутся мне не такими, как обычно. Слишком ярко сверкают, при этом видно, что моя ночь была неспокойной, хотя я изо всех сил старалась замаскировать это макияжем. Но разве скроешь что-то в отражении глаз? Недаром говорят, что они – зеркало души.

Покидаю комнату и спускаюсь вниз, чтобы выйти на просторную лужайку, где слуги уже накрыли стол. Замираю на пороге, потому что неподалеку от тахтамеек стоит Давуд. Ровно на том месте, где стоял, когда я впервые увидела его.

Не его, мираж.

Сердце разгоняется, когда Давуд поднимает голову и смотрит ровно в то место, где находится мой балкон. Как будто знает, где он расположен. А потом опускает взгляд и встречается им с моим.

Глава

8

Секунды растягиваются. Они словно резиновые.

Наши с Давудом взгляды как будто склеиваются, и я не в силах отвести свой, чтобы прервать этот контакт.

Внутри меня разливается тепло. Даже не тепло, там жгучая лава. Она несется по венам, разгоняя кровь.

Снова хочется сбежать. Нестись так далеко, как только смогу. Пробежать огромное расстояние, насколько хватит дыхания. А еще… опять сесть за фортепиано и сыграть очередную экспрессивную мелодию.

Между ног странным образом сжимается, и мне становится стыдно за свою реакцию.

Просто ты шлюха…

 Слова Абида больно ударяют в грудь, и мои руки сами собой сжимаются в кулаки.

– О, а ты чего в никабе? – раздается за спиной голос Ильхам, и я вздрагиваю.

Смотрю на сестру, мечась взглядом по ее лицу. Я едва ли замечаю, что сегодня на ней красивая абайя ментолового цвета, которая роскошно струится по женственным изгибам Ильхам.

Беру сестру за руку и заглядываю ей в глаза.

– Как жаль, что я не видела, как ты взрослеешь, – произношу.

– Что случилось, Аиша? – вдруг хмурится Ильхам. – У тебя все хорошо?

В ее голосе сквозит тревога, а я сжимаю ее руку и пытаюсь улыбнуться, чтобы сестра увидела эту улыбку в моих глазах.

– Все хорошо, родная. Просто спала не очень хорошо.

– Опять кошмары?

– Не бери в голову. Меня просто поразило, что ты как будто стремительно выросла и из девочки превратилась в красивую девушку. Тебе очень идет это платье.

– Спасибо, – на лице сестры снова расцветает улыбка. – Это подарок Абаль. Она сказала, что к моим глазам подойдут все оттенки синего, а этот цвет находится на пограничье зеленого с синим.

Она щебечет, рассказывая об одежде и том, какие украшения ей дарят Сауд с Абаль. Я улыбаюсь, глядя на нее, но все мысли за моей спиной. Там, где стоит гость нашего с Ильхам брата. Тот самый, чей тягучий, горячий взгляд я до сих пор ощущаю на себе.

– Доброе утро, – здоровается Сауд, вынося на улицу нашего племянника, Галиба. Малыш трет сонные глазки и тянет руки ко мне.

Я с облегчением прижимаю к себе ребенка, наконец чувствуя, что расслабляюсь, когда мои близкие рядом. С каким бы удовольствием я сейчас поцеловала пухлую щечку и вдохнула детский запах! Но для этого пришлось бы снять никаб, а я… я просто не могу.

– Уверена, что тебе будет удобно дома в никабе? – как всегда, заботливо уточняет брат.

– Все в порядке, – отвечаю максимально мягко.

Наконец мы подходим к столу, который уже накрыли к завтраку.

– Доброе утро, – здоровается со всеми Давуд и улыбается.

Я еще накануне за ужином немного… зависла, глядя на его улыбку. Когда она растягивает губы, в уголках глаз появляются морщинки, напоминающие лучики. И сама улыбка… она открытая и лучезарная. Так улыбается мой брат, но только в кругу семьи.

Из дома выходит Абаль, а впереди нее бежит малышка Джумана, размахивая волшебной палочкой. На ее голове маленькая корона, в которой сверкают стекляшки, имитирующие натуральные камни.

– Малышка, что там у тебя? – спрашивает Ильхам, и Джумана несется к ней.

– Я сегодня принцесса-волшебница, – гордо заявляет она, коверкая слова, и мы все смеемся.

Джумана утопает в объятиях Ильхам и косится на меня, слегка хмурясь.

– Доброе утро, принцесса-волшебница, – ласково произношу я.

Она склоняет голову на бок, а потом ее голубые глазки начинают сверкать.

– Аиша! – восклицает. Я киваю. – Хочешь, я для тебя поколдую? Я могу творить чудеса!

Ох, малышка, никакие чудеса уже не изменят мою жизнь… Но в ответ я, конечно, соглашаюсь.

Дети съедают свой завтрак очень быстро, потому что Галиба ждет пиратский корабль, а Джумана понимает, что чудеса сами себя не сотворят. Малыши соскальзывают с рук своих родителей и вместе с Ильхам уходят к бассейну, а мы остаемся.

Нам подают кофе, который приносят прямо в турках.

Я сглатываю, и мой взгляд мечется к Давуду, который тоже смотрит на меня. Мы как будто думаем об одном и том же. Хотя, полагаю, так и есть. Каждый из нас вспоминает прошлую ночь, турку с молоком. Взгляды. Голоса. Шепот. Мурашки и огонь, о который я чуть не обожглась.

И как мне вообще пришло в голову греть молоко в турке? Для этого же есть сотейники.

Кажется, прошлая ночь была… будто в тумане. Я вообще совершила много странных действий после своего кошмара.

А был ли тот сон кошмаром?

Был. Точно был. Потому что во сне руки Давуда были липкими и грязными. Будто бы залитые моей собственной кровью.

Но на кухне я чувствовала мужчину иначе. И потом, когда играла на фортепиано… я тоже чувствовала его… иначе.

– Мама! Скорее! Пойдем! Я собираюсь потопить пиратский корабль! – кричит Галиб, прибегая к нам.

– Может быть я посмотрю? – спрашиваю его, желая как можно скорее уйти из-за стола.

– Нет, мама! – восклицает малыш, и Абаль приходится подняться, чтобы пойти за сыном.

Мы остаемся втроем. Брат с Давудом обсуждают строительство дома последнего, медленно попивая кофе, разлитый по маленьким белым чашкам. Задаюсь вопросом, почему нам принесли его не в традиционном чайнике далла, как делают обычно?

Как будто все сговорились и решили напоминать мне о том, что произошло прошлой ночью. Понимаю, что перегибаю палку, думая так, но теперь мне не дает покоя мысль о том, что джезвы оказались здесь не случайно.

– Почему нам принесли кофе в турках? – задаю вопрос брату, когда они замолкают.

Мужчины переводят на меня взгляды, и я чувствую, как мои щеки покрываются румянцем. Хорошо, что их никто не видит.

– Это моя просьба, – отвечает Давуд, и я облизываю губы. Роскошь, которая не была доступна мне прошлой ночью, но сейчас я нуждаюсь в этом не меньше, чем тогда. – Мои предки бедуины.

– Как и наши, – улыбается мой брат.

– Так вот всегда, когда нахожусь в пустыне, стараюсь пить кофе, приготовленный на песке в джезве. У него особенный вкус, вам не кажется? – Я сглатываю, а Давуд продолжает. – Пустыня как будто добавляет горечи и в то же время нежности вкусу.

Я чувствую, что воздух между нами потрескивает. Как будто в моей руке снова оказывается джезва с молоком, а за моей спиной – горячее мужское тело.

– Что происходит? – слышу голос брата и вздрагиваю.

Глава 9

– Ничего страшного, – слышу голос Абаль и резко поворачиваю голову. – Галиб бросил игрушку, попал Джумане по ноге.

– Она не плачет? – спрашивает Сауд и всматривается в дочку.

А я медленно тихо выдыхаю.

Вопрос брата заставил мое сердце пропустить удар. Я подумала, что он заметил напряжение между мной и своим гостем. А оказалось, просто увидел Абаль, которая несет на руках надутую Джуману.

– Наши дети подрались, – произносит невестка и останавливается перед столом. – Прошу меня извинить, я должна переодеть Джуману.

– Я тоже поеду с вашего позволения, сегодня встречаюсь с подрядчиком, – говорит Давуд, поднимаясь. Вместе с ним встает и мой брат. – Спасибо за гостеприимство, Сауд. Предлагаю встретиться в пятницу и обговорить детали нашего сотрудничества.

– В пятницу я лечу с семьей на отдых, поэтому не получится.

– Тогда после возвращения. Вы всей семьей летите? – спрашивает, и я чувствую, как он косится в мою сторону.

Что же это у нас за связь такая необъяснимая, что я каждым волоском на коже ощущаю внимание Давуда? Это немного сбивает с толку и даже беспокоит.

– Да, отдохнем немного. Жена хочет успеть посерфить, пока я еще разрешаю ей это.

– Что ж, тогда хорошего отдыха и до встречи. Госпожа Аиша, – произносит он мое имя таким голосом, что я покрываюсь плотным слоем мурашек.

Киваю, не поднимая взгляда.

Наконец гость брата покидает дом. Я медленно выдыхаю и снимаю никаб. Делаю несколько вдохов, насыщая легкие кислородом.

– Все хорошо? – спрашивает Сауд. Перевожу взгляд на брата и киваю. – Просто мне показалось, будто ты некомфортно чувствуешь себя в присутствии Давуда. Если это так, только скажи, и больше ты его не увидишь.

Почему-то от этой перспективы неприятно сжимаются внутренности.

– Сауд, ты не убережешь меня от встречи со всеми мужчинами. Чтобы так получилось, мне нужно стать затворницей. А я не к этому стремлюсь.

– Ты права, – кивает брат. – Но если станет невыносимо, только скажи.

Я ласково улыбаюсь и легонько сжимаю его большую руку в благодарность за заботу.

Спустя час отправляюсь в конюшню. Она находится на территории брата, но я хочу покататься по пустыне. Сейчас, когда солнце поднимается все выше, ни один нормальный человек не появится на песках, которые уже через пару часов будут напоминать раскаленную лаву. Туристы, выезжающие на сафари, уже наверняка вернулись в свои отели, и до вечера в пустыне не будет ни единой живой души.

Вывожу из стойла Бархана и оглаживаю его черную гриву. Он в ответ приветственно фыркает, пока я приговариваю ласковые слова, которые мой скакун так сильно любит.

– Госпожа, я отправлю с вами сопровождающего, – предлагает конюх Вафи. Его седая борода шевелится, когда он говорит.

– Спасибо, Вафи, я недалеко. Справлюсь.

– Госпожа, скоро станет слишком жарко.

– Я недалеко, Вафи, – повторяю. – До ближайшего бархана.

– Я сообщу господину.

– Он в курсе, – вру я.

Не хочу, чтобы брат знал, иначе вокруг меня тут же появится с десяток всадников, которые будут контролировать периметр.

Поправляю сбрую Бархана и забираюсь на него. Снова глажу и похлопываю по могучей шее, а потом мы выезжаем с территории конюшни. Огибаем длинное стойло, подъезжая к воротам. Я надеваю крупные солнцезащитные очки и заправляю край шелы так, чтобы он закрывал нижнюю часть моего лица.

– Доброе утро, госпожа, – здоровается помощник конюха и торопится открыть мне автоматические ворота.

Бархан нетерпеливо перетаптывается на месте и фыркает в ожидании, когда ворота наконец отъедут в сторону, и я пущу его в галоп.

Как только образуется достаточный проем для коня, я направляю его за пределы поместья брата. Мы проезжаем еще немного по мощеным дорожкам, а потом спускаемся на песок.