Я на обрывистом мысу, бегу сквозь туман на звук береговых сирен к реке, на мне лишь короткая ночная рубашка, которую в реальности я никогда не ношу, она вся в лохмотьях, и даже обуви на ногах нет. Позади слышу громкий быстрый топот, стучащий, как мое собственное сердце, и он все ближе, ближе…

Оборачиваюсь через плечо и вижу его – желтый глаз, уставившийся прямо на меня, он двоится в тумане, и вот уже пара глаз смотрит на меня из тумана, превратившись во взгляд голодного зверя, который подбирается для прыжка и прыгает…

Утром в понедельник я просыпаюсь, запутавшись в простынях, будто и в самом деле бежала всю ночь. Мне не первый раз снится сон о чудище из тумана. Психиатр в Вудбридже, доктор Хьюсак, сказал, что зверь из тумана – олицетворение моих страхов и что этот сон приходит в моменты стресса. Источники стресса, угрожающие мне сейчас, определить несложно.

Я не закончила рецензию для Дианы.

Я отправила письмо Веронике Сент-Клэр, после которого лишусь рекомендаций.

Через неделю я останусь без работы…

Или еще быстрее, если Вероника получит письмо и позвонит Кертису Сэдвику с жалобой.

И тогда я не только потеряю работу, но меня выкинут из «Джозефин». Мне будет негде жить, и придется ползти, поджав хвост, обратно в Вудбридж.

Подавляю порыв расплакаться от жалости к себе, поднимаюсь, иду в душ и одеваться. Налив кипятка в термокружку, быстрым шагом прохожу по Вашингтон-стрит, своему обычному утреннему маршруту. Мне нравилось чувствовать себя частью людского потока, спешащего на работу, – от владельцев ресторанов, выставляющих у входа грифельные доски с меню, до офисных работников в элегантных костюмах и владельцев галерей в модных вещах.

Иду я быстро, чтобы успеть напечатать рецензию на книгу, пока не пришла Диана. Глория, конечно, уже здесь: иногда мне кажется, что она и спит где-то в офисе, между шкафами. Когда я вхожу, она выглядывает из своего кабинета. Я машу ей, надеясь, что смогу дойти до своего стола без разговоров, но слышу, как она шаркает в обуви на резиновой подошве, и не успеваю подняться выше третьей ступеньки.

– Ты ничего не принесла мне на отправку в пятницу, – произносит она. – Но я хорошо помню, что для мисс Сент-Клэр было несколько писем. Ты про них забыла?

Я замираю на лестнице.

– Когда меня отпустил мистер Сэдвик, вы уже ушли, так что я отправила их сама.

Не совсем ложь, напоминаю себе я, просто недомолвка. Могла ли Вероника Сент-Клэр уже позвонить в издательство?

Но Глория только произносит:

– Хорошо. Правильное решение. Может, ты считаешь, что такой знаменитой писательнице, как мисс Сент-Клэр, неважны письма поклонников, но мне точно известно, что эти письма от читателей ей нужны.

– Конечно, – соглашаюсь я, мечтая провалиться сквозь лестницу. – Ну… мне там нужно напечатать рецензию…

– Разве у тебя нет ноутбука дома?

– Нет, – начинаю я, чувствуя, будто меня поймали на еще одном вранье. Кажется, на собеседовании я сказала, что компьютер у меня есть.

– А смартфона?

– Просто обычный кнопочный телефон, – отвечаю я, и щеки у меня горят. – Никаких последних моделей позволить себе не могу.

Глория смотрит на меня с сочувствием, что случается редко.

– Я поговорю с мистером Сэдвиком, чтобы ты смогла проработать еще несколько недель. Покупают нас или нет, мы пробудем здесь подольше, и твоя скромная зарплата не проделает бреши в бюджете. Но имей в виду, прибавки не будет!

И прежде чем я успеваю ее поблагодарить, она отворачивается, будто смутившись этого необычного приступа сентиментальной доброты. Поднимаясь по лестнице, я чувствую себя еще хуже, чем до этого. Надо было сказать ей о письме, которое я отправила Веронике Сент-Клэр. Когда Кертис Сэдвик об этом узнает, уже будет не важно, что Глория смогла найти деньги в бюджете на мою скромную зарплату. Меня выкинут безо всяких рекомендаций.

С самым несчастным видом я сажусь за стол и пишу рецензию, которую прикрепляю к электронному письму для Дианы.

Весь день и остаток недели проходят спокойно, в кабинет к Глории меня не вызывают, но я дергаюсь от каждого скрипа ступенек, от каждого звука входящего сообщения.

«Теперь они знают, теперь они знают, теперь они знают», – тревожно стучит в мыслях. Кайла с Хэдли ведут себя вежливо, но отстраненно, будто не хотят быть никак связаны с кем-то, кто нарушил политику компании. А Аттикус…

Я боялась, что ему будет неловко после того случая в бальном зале «Джозефин», но он ведет себя так, будто вовсе ничего и не произошло, что гораздо хуже, потому что, значит, ничего и не было. Я все себе придумала. Он даже не спросил, не влетело ли мне за то, что провела его внутрь.

В четверг, почти в пять вечера, приходит сообщение лично от мистера Сэдвика с темой письма: «Пожалуйста, зайдите ко мне НЕМЕДЛЕННО». Собирая вещи в шопер, я чувствую на себе взгляды Кайлы и Хэдли. Если меня уволят, то возвращаться за вещами я не хочу.

Идя вниз по ступенькам, я слышу голоса из кабинета Дианы, но когда наступаю на последнюю ступеньку перед пролетом, скрипящую, разговор резко прекращается. К тому времени, как я прохожу мимо открытой двери Дианы, Глория нарочито обсуждает план выхода книг на весну, и они вместе с Аттикусом и Дианой старательно избегают взглядов в мою сторону. Они все знают, думаю я, отворачиваясь к стене, где натыкаюсь на женщину с обложки «Секрета Ненастного Перевала». «Будь я на твоем месте, – словно говорит мне она, – бежала бы со всех ног».

Кертис Сэдвик сидит за рабочим столом, сложив руки домиком перед собой и опустив голову, будто в молитве. Может, он просит даровать ему терпения; едва ли он молится за меня. Пару секунд я неловко переминаюсь у входа, и он поднимает голову.

– Агнес Кори, – произносит он, а потом снова опускает взгляд, будто сравнивая меня с фотографией в папке. – Я снова пересматривал ваше резюме, и у меня появилось несколько вопросов. Эта школа Вудбридж, в которой вы преподавали, это какое-то исправительное учреждение?

– Так их больше не называют, – на автомате поправляю я. – Но… в целом – да. Это исправительный центр для несовершеннолетних.

– И как же вы попали туда на работу? – спрашивает он.

Я могла бы рассказать ту же историю, что и всегда, что проходила там стажировку, когда училась в колледже, но я уже чувствую, к чему все идет, так что вполне могу покончить со всем раз и навсегда.

– Я там училась – и жила, с тринадцати до восемнадцати лет. Меня поместило туда государство.

– Понимаю, – произносит он, откинувшись на спинку стула. – Могу я спросить, как так вышло, что вас «поместило туда государство»?

«Вообще-то, – думаю я, – он не должен такого спрашивать».

«Доступа к твоему делу нет», – сказал мне социальный работник, когда мне исполнилось восемнадцать. И никакой работодатель, представитель школы или полиции не имеет права о нем спрашивать. Я могла бы ему это сказать, но когда поднимаю голову, вижу, как он наклонился вперед, сложив руки и сочувственно хмурясь, и почти сдаюсь. После напряжения последних дней, когда я ждала разоблачения за то письмо Веронике Сент-Клэр, его забота как теплая ванна. И правда вырывается из меня сама.

– Меня поместили туда, после того как я сбежала из трех приемных семей, – признаюсь я. – И арестовали за бродяжничество и кражи из магазинов, пока я была «в бегах».

– Наверное, было ужасно, – произносит он, снова откинувшись на спинку стула. – Могу только представить, что это за были за семьи. Как – извини, конечно, что спрашиваю – ты оказалась в детском доме? Что случилось с твоими родителями?

– Мы с мамой всегда были только вдвоем, – отвечаю я. – Отца я никогда не знала. А мама… ей было нехорошо. У нее были проблемы с психическим здоровьем. Мы вроде как переезжали с места на место, а потом ее поместили в клинику, а меня – в детский дом.

– Непростое начало жизни, – замечает он, покачав головой. – Я впечатлен тем, чего ты добилась… а твоя мать? Она все еще… в клинике?

Качаю головой и, к своему ужасу чувствую, как по щеке стекает слезинка.

– Ее выпустили три года назад. Когда она в последний раз пробовала связаться со мной, я сказала, что больше не хочу ее видеть, знаю, это звучит ужасно…

– Вовсе нет, Агнес, – замечает он, подтолкнув ко мне коробочку с салфетками. – Ты способная молодая женщина, у тебя есть потенциал. Что я и писал в твоих рекомендациях, пока сам не получил крайне необычное письмо.

– Письмо? – глупо переспрашиваю я.

Шурша бумагами на столе, он ищет письмо, как будто получает десятки таких в день – словно сейчас кто-то еще пишет письма – и наконец достает листок с напечатанным на машинке текстом. И хмыкает.

– Дорогая Вероника, противница современных технологий! Настаивает, чтобы вся переписка велась в бумажных письмах.

Я задерживаю дыхание и скрещиваю руки на груди, впившись ногтями в руку.

– Она тут пишет, что ты написала ей записку с просьбой о продолжении.

– Д-да, – подтверждаю я. – Простите. Я знаю, что не стоило. Глория сказала так не делать, и я знаю, что вы не хотите, чтобы кто-то ее беспокоил.

– Верно, – мрачно произносит он. – Видишь ли, бедная Вероника, она всегда была немного… не в себе. И кто может ее винить, учитывая ее детство в этом уединенном старом особняке? А потом тот пожар…

– Я сожалею, что написала ей, – снова говорю я, чувствуя опасно близко подступившие слезы. – Я пойму, если вы теперь не захотите давать мне рекомендации…

– Нет, никаких рекомендаций, – сообщает он, подтвердив мои худшие страхи, но потом продолжает, – потому что тебе не нужна другая работа. Вероника Сент-Клэр предложила нанять тебя в качестве личного секретаря, чтобы…

– Писать под ее диктовку, – заканчиваю я, чтобы он не объяснял сам.

– Ну, – снисходительно улыбается он, – немного больше, чем просто печатать под диктовку. Нужен кто-то с чувством языка. Кто-то, с кем Веронике будет комфортно, кому она сможет доверять – и кому я смогу доверить такую работу. Глория сказала, что ты превосходно печатаешь, у тебя хороший почерк – по всей видимости, редкость среди твоего поколения – и ты всегда вежлива и пунктуальна, а именно таким и должен быть личный секретарь. Итак, что скажешь, – заканчивает он, указав рукой в сторону реки, будто корабль уже ждал меня там. – Хочешь отправиться в Ненастный Перевал и привезти нам новый роман Вероники Сент-Клэр?

Глава пятая

Читатель, я согласилась.

Что еще мне оставалось, когда он предлагал мне возможность встретиться с моим кумиром и первой из всех желающих прочитать – услышать – продолжение «Секрета Ненастного Перевала»? Не говоря уже о том, что это было предложение работы и шанс сбежать из «Джозефин».

– Хорошо, – коротко сказал он, когда я согласилась. – Глория обсудит с тобой условия. Она поколдовала над бюджетом, чтобы ты смогла остаться работать в издательстве, и я рассчитываю, что ты будешь держать нас в курсе работы над книгой. Глория сейчас решает вопрос с ноутбуком для тебя. Будет идеально, если ты станешь отправлять все напечатанные страницы, как только они будут готовы. Так я смогу сразу оценить размер книги и все соответственно спланировать. – Он улыбается: – Если все пойдет хорошо, возможно, у нас получится избежать слияния, и я смогу предложить тебе постоянное место здесь, когда ты закончишь. Ну что, Агнес, как тебе?

Я отвечаю, что звучит действительно здорово. Поднимаюсь, и он протягивает мне руку:

– Спасибо тебе, Агнес, – благодарит он, сжимая мою ладонь. – Не уверен, что ты в самом деле понимаешь, за что берешься, и я бы счел неразумным взваливать на твои юные плечи такую ношу, не будь я полностью уверен, что ты – самый подходящий человек для этой работы.

Выходя из кабинета, я чувствую себя так, будто это я оказываю ему услугу, согласившись на такое задание.

Оказавшись в коридоре, я слышу голоса из кабинета Дианы, и снова, стоит мне подойти к двери, как все резко замолкают. Но в этот раз они все смотрят на меня.

– Все в порядке? – спрашивает Глория.

– Да, – откликаюсь я. – Мистер Сэдвик сказал, что мне нужно обсудить с вами… «условия»?

– Так ты возьмешься?