– Конечно, возьмется, – отвечает за меня Диана. – Я с первой минуты знала, как только Глория показала мне письмо Вероники. Как умно, Агнес, – хвалит она с появившимся уважением, – самой написать в логово дракона и потребовать продолжения. Тут нужна отвага!

– Я не то чтобы требовала, – возражаю я, смущенно взглянув на Глорию, боясь увидеть ее реакцию на свое непослушание, но она с занятым видом поправляет стопку книг на столе Дианы и в глаза мне не смотрит.

– Пожалуй, пойду вниз и все подготовлю, чтобы ты смогла уехать уже завтра, – произносит Глория.

– Завтра? Мистер Сэдвик ничего не говорил про завтра.

– Или у тебя есть другие обязательства? – спрашивает Глория, приподняв одну бровь над оправой очков.

– Н-нет, – заикаюсь я, чувствуя взгляд Аттикуса.

– Мисс Сент-Клэр прислала аванс, чтобы оплатить твой переезд и путешествие. Когда соберешь вещи, приходи в моей кабинет, я тебе все объясню.

Я теряю дар речи, а она просто проходит мимо меня.

– Малышка, не обращай внимания на Глорию, – советует Диана. – Ей нравится все делать по учебнику. А новости отличные! Продолжение «Секрета Ненастного Перевала» спасет издательство. Смелый поступок – взять и написать Веронике.

– Спасибо, – говорю я, купаясь в тепле одобрения Дианы. Какая разница, что Глория рассердилась на меня за нарушение глупого правила. «Правила придуманы для тех, у кого нет воображения», – всегда говорила моя мама. – Удача любит смелых, – вслух произношу я конец фразы, которую всегда говорила мама перед каким-нибудь безрассудным поступком.

Бросаю взгляд на Аттикуса в надежде увидеть то же тепло и благодарность, но он, в отличие от Дианы, нервно отворачивается.

– Что ж, – говорю я, – пойду вниз, договориться обо всем с Глорией.

Аттикус идет за мной в коридор.

– Эй, – зовет он, догнав меня у лестницы. – Можем поговорить? – Он отбрасывает волосы с лица, явно нервничая. Вспоминает ту ночь в «Джозефин» и нас в бальном зале? Может, он не хочет, чтобы я уезжала?

– Конечно, – соглашаюсь я. – Что такое?

– Я просто хотел убедиться, что ты тщательно обдумала то, что собираешься сделать. Ты уверена, что хочешь взяться за эту работу?

– А почему бы нет? – удивляюсь я. – Я встречусь с Вероникой Сент-Клэр и буду вместе с ней работать над второй книгой.

– Ты действительно хочешь застрять в этом старом доме… – Он понижает голос и жестом зовет меня подвинуться ближе. – Я рассказал Хэдли о той фотографии Вероники Сент-Клэр, которую ты показала мне в «Джозефин», и она говорит, что искала материал для своей книги и узнала о слухах, которые ходили в то время о Веронике. Она была помешана на готике и готах, на спиритических сеансах, жертвоприношениях и черной магии…

– Это было тридцать лет назад, – перебиваю его я, стараясь не показать, как меня расстроило то, что он говорил с Хэдли о той фотографии. Что еще он ей рассказал про тот вечер в «Джозефин»? – Это все было частью представления. В реальной жизни такого не планировалось.

– Нет? А ты знаешь, что она была причастна к смерти девушки? И отправилась бы в тюрьму, если бы не ее отец, состоятельный доктор, который руководил психиатрической больницей на севере штата. Ему удалось забрать ее оттуда и спасти от тюрьмы. Вот чем было настоящее поместье Ненастный Перевал – психиатрической больницей. Она написала книгу, когда лечилась там, и потом, когда ее отец умер – погиб в пожаре, который, как многие считали, она и устроила, – Вероника унаследовала и дом, и земли. Она закрыла больницу, велела забить досками вход в сгоревшую башню и поселилась в особняке. Вот куда ты едешь, Агнес, – в заброшенную психиатрическую больницу, которой управляет сумасшедшая убийца. Если не веришь мне, поговори с Хэдли или сама посмотри истории в интернете.

Закончив свою речь, он глубоко вдыхает и выдыхает, будто слова дались ему нелегко. Я смотрю на него как оглушенная и чувствую себя преданной, не только потому, что он рассказал Хэдли о фотографии, но и потому, что случайно узнал мой главный страх и перенес его в реальность.

– Может, там мне и место, – парирую я. – Так или иначе, я бывала в местах и похуже. – После этого я поворачиваюсь на каблуках и ухожу, пока он не увидел моих слез.

Останавливаюсь в пролете второго этажа, думая о том, что сказал Аттикус. Что-то в этом было. Я видела похожие слухи на фанатских сайтах об истории реального Ненастного Перевала, что это было специальное училище для женщин, а затем психиатрическая больница и даже что Вероника Сент-Клэр была там пациенткой. Но я всегда предпочитала избегать эту часть ее биографии. Хотя в книге было множество отсылок к безумию и заключению – коридоры, выстроенные как лабиринты расстроенного разума, винтовые лестницы, сжимающиеся, как рукава смирительной рубашки, – но я всегда думала, что это лишь метафоры. Хотя, возможно, это и были отсылки к реальной психиатрической больнице, которая находилась в доме.

На пролете, где я стою, есть также книжный шкаф. Я быстро нахожу экземпляр «Секрета Ненастного Перевала» – издания с крупным шрифтом, с усыпанной фиалками обложкой. Открываю клапан обложки сзади: там нет фотографии автора, только краткая биография: «Вероника Сент-Клэр выросла в долине реки Гудзон, в настоящем поместье Ненастный Перевал, где она живет по сей день и работает над своим новым романом».

За все годы, что я искала имя любимого автора в интернете, я нашла немногим больше. Есть разные сайты, на которых фанаты с удовольствием делятся догадками и слухами, например о том, что она происходит из старинного рода и состоит в родстве с Асторами и Монтгомери^[18], что у нее было уединенное детство, что ее обучали на дому и что она унаследовала семейное поместье и до сих пор там живет. Может, там были также слухи, что она как-то связана со смертью девушки в «Джозефин» и что ее отец управлял психиатрической больницей, а также, что Вероника – потомственная ведьма, что она на самом деле мужчина и пишет эротические романы под псевдонимом или что в книге зашифровано тайное послание, которое раскрывает ее настоящую личность.

И чем дольше ты копался в интернете, тем нелепее становились теории. История Хэдли определенно была с одного из таких сайтов. Ну и что, спросила я себя, ставя книгу обратно на полку и спускаясь по лестнице, какая разница? Если Вероника Сент-Клэр и была там, когда какой-то панк умер, и если отец забрал ее в свою частную клинику, это было тридцать лет назад. Сейчас там никакой больницы нет. Я еду в дом Вероники Сент-Клэр как личный секретарь, а не пациент.

Глория в кабинете сидит за компьютером и что-то печатает: в ее очках отражаются зеленые буквы с экрана, а древний принтер выплевывает листы бумаги.

– Вот твой контракт, – говорит она. – Бери и прочитай.

Я быстро пробегаю взглядом текст. Там говорится, что я буду работать личным ассистентом за тысячу долларов в неделю – это в два раза больше, чем я получала, работая в Вудбридже, и контракт на полгода с возможностью продления.

– Полгода? – уточняю я, подписывая контракт.

– С возможностью продления, но, откровенно говоря, если к тому времени книги не будет, мы уже потонем, – поясняет Глория, продолжая печатать. Из принтера вылезает новый листок. – А это соглашение о неразглашении. Ты должна согласиться не разглашать никаких личных сведений о жизни мисс Сент-Клэр и не выкладывать никаких фотографий ни ее, ни ее дома в социальные сети.

Пока я подписываю соглашение, из принтера вылезает новый листок.

– А это твой билет на поезд. Ты уезжаешь со станции Пенн в 9:03 завтра утром. Я перевела тысячу долларов на твой счет в банке и, – она поворачивается на стуле на девяносто градусов, открывает нижний ящик стола и достает серую стальную коробочку, – меня уполномочили выдать тебе двести долларов на дорожные расходы.

Она отсчитывает десять хрустящих банкнот по двадцать долларов, точно крупье в казино Лас-Вегаса, затем пересчитывает и протягивает мне. И только тогда смотрит мне в глаза:

– Вопросы есть?

Миллион, думаю я, но потом узнаю этот взгляд – так за годы на меня смотрели десятки социальных работников. Она дала мне шанс, взяв на работу, а я нарушила ее приказ и написала Веронике Сент-Клэр письмо.

– Нет. – Я поспешно забираю деньги, чтобы не пришлось дольше необходимого видеть разочарование на ее лице. – Думаю, вы на все уже ответили.

По дороге в «Джозефин» я останавливаюсь у банкомата проверить счет и снимаю еще триста долларов. Затем захожу в модный гастроном на Банк-стрит, где Кайла с Хэдли покупают себе ланчи, и беру жестяную банку игристого вина и тарелку дорогого сыра с фруктами. Кладу их на дно сумки, чтобы Роберта не увидела, зная, что планирую нарушить сразу два правила, запрещающих алкоголь и еду в комнате. «Правила придуманы для тех, у кого нет воображения, – поет голос мамы в голове. – Удача любит смелых».

Роберта Дженкинс как раз собирается уходить, но снова садится за рабочий стол, когда я появляюсь на пороге кабинета.

– Вот то, что я должна за аренду, – говорю я, передавая ей четыреста шестьдесят долларов. – Я получила работу на севере штата и должна завтра уехать. Знаю, я должна была предупредить за две недели, так что я добавила плату еще за две недели вперед. – Интересно, почему сейчас я нервничаю больше, чем перед встречей с Кертисом Сэдвиком и Глорией? А когда она поднимает голову, я понимаю, что на самом деле ждала одобрительного взгляда. Но вместо этого получаю озадаченность и беспокойство.

– Агнес, у тебя проблемы, поэтому ты так быстро уезжаешь? И откуда у тебя эти деньги?

Я пытаюсь смехом сгладить боль от ее первого предположения.

– Я же сказала – я получила работу. С регулярной оплатой.

– С регулярной оплатой, – повторяет она. – Вот это да. И что за работа? И где именно на севере штата? Ты уверена, что знаешь, вот что ввязываешься?

Она, наверное, думает, что я откликнулась на какую-то непонятную рекламу в интернете.

– Я еду в поместье Ненастный Перевал, работать с Вероникой Сент-Клэр, – отвечаю я. – Помните, мы как раз недавно о ней говорили?

– Ненастный Перевал? – скептично переспрашивает она. – Дорогая, это место из книги.

Все идет совсем не так, как я представляла. Теперь она думает, что я брежу.

– Вообще-то оно существует, – говорю я и сама себе напоминаю педантичного Аттикуса. – Там как раз и живет Вероника Сент-Клэр, в городе под названием Уайлдклифф-на-Гудзоне, в сотне километров к северу отсюда. И я завтра уезжаю на поезде. – Вытаскиваю билет и показываю ей. – Буду работать ее ассистентом, пока она пишет продолжение «Секрета Ненастного Перевала».

Роберта Дженкинс изучает мой билет на поезд, а потом поднимает голову. Выражение лица у нее по-прежнему скептичное.

– Продолжение? После стольких лет? И ты будешь ей помогать? Ну, разве это не удача? Если, конечно, ты уверена, Агнес. Можешь оставить адрес, по которому с тобой можно связаться? И телефон.

Я оставляю ей почтовый адрес, который уже десяток раз писала на конвертах, но говорю, что телефона не знаю. Обещаю послать ей электронное письмо с номером, когда доберусь. Роберта Дженкинс смотрит на адрес, который я написала, точно я оставила ей указания, как добраться до Нарнии, но затем придает лицу более ободряющее выражение, которое явно не сочетается с ее привычным скептицизмом.

– Похоже, это отличный шанс, Агнес. Надеюсь, ты им воспользуешься как можно лучше. Но на всякий случай та плата, что ты оставила за две недели, будет считаться авансом – если ты вдруг решишь вернуться.

Вино с сыром на вкус совсем не такие праздничные, как я надеялась. От вина приходит головная боль, а жирный сыр камнем падает в желудок. Я засыпаю, а в голове звучат театральные предупреждения Аттикуса. «Посмотри истории в интернете», – сказал он.