Я успел лишь поприветствовать Королева, как его взяли в оборот врачи и на каталке увезли в сторону своей машины. Боря с тревогой провожал их взглядом и лишь когда Сергей Палыч оказался в машине скорой помощи и скрылся с наших глаз, едва заметно выдохнул и перевел внимание на меня.

– Спасибо, Серег, – с чувством сказал он.

– Товарищу Берии спасибо – это он организовал доставку и медбригаду, – отмахнулся я от благодарности. – Лучше расскажи – как так получилось-то?

– Перенервничал Сергей Палыч, – вздохнул друг.

Мы неспешным шагом направились от трапа на выход с аэродрома.

– Только нервы? – удивился я. – Много кто нервничает, но чтобы инсульт…

– Не у всех такая ответственность, как у Сергей Палыча. Ты бы видел, как он переживал, когда первый боевой запуск проводили. Сигарету за сигаретой выкуривал, не останавливаясь. На восьмом – то же самое. Ты же знаешь, что Сергей Палыч не особо верующий, но в те моменты он тихонечко под нос молился. Всю важность полетов до нас довели, и если бы хоть один из них сорвался… – Борис покачал головой удрученно. – Когда выдалась пауза, он тут же стал Иванова дергать – чтобы провести новый запуск, но уже для отработки ракеты. Тот сначала отнекивался, кивал на Москву, что в любой момент может приказ прийти о новом запуске. Лишь когда две ракеты у нас в наличии оказались, товарищ полковник дал добро на пуск. Ты бы видел его лицо, когда ракета взорвалась, пролетев всего два километра! А ведь Сергей Палыч предупреждал!

– И у него видно очень хорошее воображение, – вздохнул я. – Наверное представил, что бы было, если запуск оказался не в целях отработки надежности ракеты, а боевым.

– Вот-вот, – закивал Борис.

– Ладно, будем надеяться на лучшее. Давай, я тебя до дома подкину, а то где ты сейчас транспорт найдешь.

Отказываться друг не стал, и в итоге домой я вернулся лишь во втором часу ночи.

– Стресс, плохое питание, слишком много курева и сильнейшая мозговая нагрузка – все это и привело к текущему результату, – говорил мне лечащий Сергей Палыча врач. – Ему сейчас требуется полный покой. Минимум месяц, а лучше два – никакой работы. Полный отказ от курения и хорошее регулярное питание. А еще сон – сильнейшее переутомление от недосыпа тоже внесло свою лепту.

Я слушал мужчину и понимал – загнал себя Сергей Палыч. И как бы ни нуждались мы сейчас в нем, я сам буду настаивать, чтобы он весь месяц здесь пролежал. Иначе потеряем его, а другого такого же инженера, который четко представляет, что необходимо для создания космической ракеты, у нас нет.

– Спасибо, – пожал я руку врачу, – уж я постараюсь, чтобы он выполнил все ваши рекомендации.

После чего уже отправился в палату. Королев полулежал на кровати, прислонившись к спинке, и читал газету. Но при моем появлении тут же ее отложил и попытался встать.

– Лежите-лежите! – подскочил я к нему. – Вам отдыхать врачи велели.

Выглядел он гораздо бодрее, но все равно вид еще имел нездоровый.

– Мы же договаривались на «ты»? – усмехнулся он. – И как я могу лежать здесь в такое время?

– При необходимости, новые старты и без тебя, Палыч, проведут, – сказал я твердо. – А если сейчас не выздоровеешь, то космическую ракету уже не построишь. Подумай об этом.

Тот скривился недовольно, но больше спорить не стал.

– Я так понимаю, пока я от работы отстранен?

– Не отстранен, а на реабилитации, – поправил я его. – Лучше вон, персики поешь, – кивнул я на тарелочку с фруктами, которая стояла на прикроватной тумбе.

– Я тут со скуки помру. Хоть материалы по ракетам дай мне – буду с ними работать.

– Только когда доктор разрешит, – покачал я головой. – У тебя сильнейшее переутомление. Вот отлежишься хотя бы недельку, потом уже и материалы можно будет принести. А пока – отдыхай.

Сергей Палыч посмотрел на меня как на врага народа. Однако я был непоколебим.

– Дождешься, отольются кошке мышкины слезки, – пробурчал он.

– Выздоравливай, – улыбнулся я, поняв, то он шутит. – Насчет новых запусков – не переживай. Война почти закончилась, боевого применения ракеты в ближайшее время не ожидается. А там ты поправишься, и уже не о войне – о покорении космоса думать вместе будем!

– Свежо придание, – продолжал ворчать Сергей Палыч, но уже скорее из вредности.

Так-то глаза загорелись, когда я космос упомянул. Ну и отлично! Пускай такие мысли в голове у него будут – о будущем мирном развитии ракеты, а не про то, будто всех подвел, думает.

К концу мая войска из Германии мы полностью вывели, оставив лишь часть на польской границе – так, на всякий случай. Остальная армия западного фронта была поделена пополам и переброшена на северное и восточное направления. Что тут же благоприятно сказалось на темпах нашего продвижения вглубь финской территории. И серьезно пошатнуло прежнюю несговорчивость их дипломатов. В Корее же боевые действия лишь нарастали. Япония серьезно вцепилась в полуостров, даже выведя свои войска с китайской территории, где они помогали Чан Кайши удерживать юг страны. Накал боев там вырос настолько, что маршала Блюхера сумели вытеснить в центр полуострова и полуокружить. Лишь на севере его войска поддерживались нами по «тоненькой дороге жизни» – небольшому в десять километров шириной участку, неподконтрольному квантунской армии. Но и он простреливался артиллерией, и авиация утюжила все колонны, что шли на помощь Василию Константиновичу. В итоге приходилось или отправлять воздушное прикрытие, или колоннам со снабжением передвигаться ночью, чуть ли не на «ощупь» – потому что на массовые огни в темноте японцы тут же наводили свою артиллерию. Наш наркоминдел уже «прощупал» почву по поводу мирного договора с Японией и нам четко ответили – они согласны, но мы из Кореи должны уйти. Либо так, либо бои не закончатся до их полной победы. А это уже нас не устраивало. Вот и продолжалось кровопролитие, с каждой неделей лишь нарастая по своему накалу и ожесточенности.

– Сергей, фильм готов! – с такими словами Илья Романович зашел к нам в квартиру первого апреля.

– Поздравляю! – улыбнулся я. – Когда в прокат выйдет?

– Через три дня утверждение, если замечаний не будет – то в следующие выходные. Люда, придешь на премьеру? – переключился он на мою жену.

– Да, пап. Там мамы не будет? – вдруг уточнила она и, увидев его отрицательное покачивание головы, облегченно выдохнула. – Тогда точно приду.

– Кстати, Сергей, – решил сменить тему Илья Романович, после замечания Люды, – тут в фильме в одном эпизоде хочу марш вставить. Это не тот, где про летчиков, а про манчжурскую операцию. Самый первый. Мне товарищи из ВССК пару вариаций торжественного марша предоставили, но я выбрать не могу. Давай, послушаем? Я и пластинку с собой принес. Может, подскажешь, что в них не так?

Я лишь пожал плечами, и мы прошли в зал. Там стоял электрофон «Мелодия», подаренный самим Ильей Романовичем Люде на ее день рождения. Включив аппарат в сеть, Говорин ловко установил пластинку, опустил на нее иглу-головку и немного убавил звук, чтобы не разбудить уже улегшихся спать детей.

– Ммм… – протянул я задумчиво, когда мы прослушали обе записи. – Очень хорошее исполнение и слова, вот только вы правы – для марша, особенно военного, как вы хотите… – тут я посмотрел на него – правильно ли понял его задумку. Тот кивнул, впившись в меня взглядом. – Так вот, для военного марша не хватает ощущения воодушевления. Как бы по точнее выразиться, – пощелкал я пальцами. – После этих маршей не возникает чувства, словно прямо сейчас нужно подскакивать и в бой бежать.

– Вот! – ткнул он в меня пальцем. – Именно! И я не понимаю, почему. Ты правильно заметил – слова там подходящие. Но вот ощущения воодушевления – нет.

У меня после прослушивания в голове появились неясные ассоциации. Так и просились на язык строчки из моей прошлой жизни – тоже какого-то марша, подошедшего бы под запрос Ильи Романовича. Но ухватить их никак не получалось.

– Вот здесь строка: Советский Союз всех сильней. Да, соответствует и истине, и патриотический посыл есть, но слова звучат как констатация факта, – продолжил Говорин. – Ну сильнее мы всех, и что? Гордиться этим? Так мы гордимся. Но с чего красноармеец должен от этих слов подскакивать и в бой мчаться и бить врага?

И тут у меня словно щелкнуло.

– Советский Союз бьет заклятых врагов, – медленно, словно пробуя на вкус полузабытые строки, начал я. Илья Романович тут же замолчал и обратился в слух. – Империалистов… хозяев оков… – строки всплывали в памяти крайне медленно, словно нехотя, но с каждым новым словом процесс ускорялся и вскоре я уже пропел, – Вставай, пролетарий, рви рабскую плеть – и гимн победный будет весь мир петь*.

* – Радио Тапок «Советский марш» – вольный перевод «советского марша» из игры Red Alert

– Вот! – подскочил тесть, когда я замолчал. – Вот! То самое! Даже без музыки пробирает. Есть где записать?

Листок с ручкой мы нашли быстро. Мою память словно прорвало – я вспомнил и полный текст марша, даже откуда он появился в моей голове – тут постарался друг, обожающий рок музыку. Он-то и поставил как-то на тусовке на полную катушку эту песню. Пробрало тогда всех, я так даже слегка протрезвел в тот момент, вот видимо и отпечаталось в памяти и даже перенос во времени до конца этот фрагмент не стер. Кроме слов я еще и напеть пытался мотив. Илья Романович и его записал – в виде нот. Еще уточнил, какие инструменты лучше всего применить в том или ином фрагменте марша. Как смог, объяснил ему.

– Да тебе бы самому песни писать, – с веселой улыбкой сказал он, когда мы закончили.

– Да накатило просто, – отмахнулся я. – Может, раз в жизни у меня подобное, никогда ведь не было.

– Ну-ну, – хмыкнул Говорин, но развивать тему не стал.

Надолго он у нас не задержался, умчавшись домой. Прямо видно было, как он загорелся поскорее воплотить «мой» марш на пластинке. Провожал я его с некоторым облегчением. Кипучая энергия Говорина выматывает, особенно когда он начинает «теребить» тебя и дотошно цепляется к деталям по интересующему его вопросу.

Но мысли об Илье Романовиче уже на следующий день отошли даже не на второй, а на третий план – финны наконец дозрели до полноценных переговоров о сдаче, но попросили провести их втайне, чтобы в первую очередь о них не узнали в Великобритании. И почему-то в состав нашей делегации Иосиф Виссарионович включил меня.

Глава 5

Июнь 1939 года

Переговоры с финской стороной проходили в Ленинграде. Здесь я был лишь один раз и то на экскурсии, когда еще в школу ходил. Давненько это было. Город с тех пор сильно изменился. На улицах стало чище, конки сменились почти повсеместно на трамваи и автобусы. Телег тоже стало в разы меньше – их заменили автомобили и грузовики. Отдельным приказом телегам и вовсе в центр города был запрет, как со мной поделился Михаил Васюрин – наш переводчик, который сам был родом из этого города. Вид портили лишь следы недавней осады города. Дома на окраинах были разбиты, кое-где на улицах еще не разобрали баррикады. Да и в центре города встречались дома, пострадавшие от авианалетов. В порту я не был, но по словам Васюрина там тоже хватает следов прилета тяжелых снарядов с английских кораблей. Однако сейчас Ленинград стремительно возвращался к мирной жизни, и уже через пару лет мало что будет напоминать о печальных событиях этой зимы.