Мунифа передернуло. Ему доводилось видеть тех, кто прошел через мясорубку йеменских спецслужб – мертвых, естественно. Однажды Джазим отвез его ночью в морг Саны, где было несколько трупов, привезенных из родной для Мунифа Саады. Три исковерканных трупа не выглядели бы такими ужасающими, если бы не понимание того, что все эти чудовищные раны нанесли этим людям при жизни.

Дня три Мунифа рвало при одном воспоминании о холодном подвале с белоснежными кафельными стенами, в которых отражались мертвенный свет ламп над прозекторскими столами и тени убиенных, замученных до смерти, скорбно присутствующих при опознании, когда Мунифа привели на них поглядеть. Он словно бы видел их тут, стоящих рядом…

Акт устрашения, с одной стороны, – вот что будет с непокорными, а с другой стороны, полковнику Джазиму действительно требовалось убедиться, что это приближенные бывшего лидера хуситов Хуссейна Бадр ад-Дина аль-Хуси, убитого 10 сентября 2004 года.

…В разговоре Салим пересыпал речь то базарными ругательствами, простонародными выражениями, то цитатами из Корана, обнаруживая эрудицию, контрастирующую с лексикой торговца или рядового бойца халифата. Такой тип мог быть и тем, и другим, и третьим, как многоликий, как шайтан. Он и сейчас принял облик человека, худощавого, усталого, а на самом деле…

– Ты сам родом не из Саны?

– Из Саады.

– Северянин, – чему-то обрадовался Салим. – Это даже лучше. Но как же ты настолько приблизился к генералу? Северяне – враги. Оттуда же родом ваши хуситы. Люди с севера. Судя по твоему молчанию, ты как раз один из них, что еще более загадочно.

– Ты что, телепат? Гипнотизер? – разозлился Муниф, испытывая ощущение, что его выворачивают наизнанку и копошатся во внутренностях.

– Просто я внимательно слушаю. И к тому же ты не из бедных слоев населения, если судить по твоей лексике. Скорее всего, член семьи какого-то высокопоставленного хусита. Тогда каким немыслимым вихрем тебя занесло в Сану? Я бы подумал, что это замысел хуситов – заслать своего человека в окружение президента, но твой возраст несколько противоречит такой теории.

Муниф чувствовал себя измочаленным. Сначала били, а теперь в словесной борьбе Салим один за одним проводит удушающие приемы, а то и болевые. Муниф увидел слабое свечение от фосфоресцирующих стрелок и точек на циферблате часов Салима, когда тот поднял руку поближе к глазам.

– Твои сегодняшние «спарринг-партнеры» уехали. Но они могут передумать и вернуться. Со мной они ссориться не захотят, но и я не заинтересован с ними вступать в конфликт. Не исключено, что придется отдать тебя, при условии, что они поделятся выкупом. Тогда ты отправишься дальше – в Эр-Ракку. Оттуда мне будет еще сложнее тебя вывезти. Так что не в твоих интересах тянуть время. Давай ближе к делу… В Сирию больше ни ногой. Тут в ближайшее время начнется еще более крутая заваруха. Сюда ни под каким видом! Если не будет конкретных указаний Центра. Ты понимаешь, что такое Центр?

– Догадываюсь, – подавленно ответил Муниф, испытывая сильнейший эмоциональный спад.

– В доме может быть прослушка службы безопасности ИГИЛ. Когда мы сейчас туда зайдем, ты напишешь свое согласие работать на российскую разведку. Только просьба – пиши разборчиво. Знаю я вас, йеменцев, потом ни слова не разберешь. Напишешь свою краткую биографию и укажешь те места, где бываешь регулярно в Сане, чтобы на тебя смогли выйти, перечислишь имена-фамилии родственников, адреса, в том числе и в Сааде. Ты ведь наверняка сохранил там дом?

– А если я не стану ничего писать?

– Мы начинаем ходить по кругу, хабиби. Слушай, парень, ты веришь во Всевышнего? – Он заметил, что Муниф неохотно кивнул. – Ты же понимаешь, что живым ты бы отсюда по-любому не выбрался? Если бы даже за тебя заплатили выкуп.

– Не заплатили бы…

– Тем более. Так вот, рассуди с позиции человека уже мертвого… Во всяком случае, теперь у тебя есть редкая возможность – воскреснуть. Тебе дают шанс. Так хватай его! В этом высшая предопределенность. Стоит ли против нее дергаться? Сам же говоришь, ненавидишь генерала, платить за тебя некому… Подумай, прикинь, что ты теряешь и что приобретаешь. Я уж не говорю о том, что ты будешь получать деньги за свою работу. Никто не собирается тебе выкручивать руки бесплатно, – он хмыкнул. – Ты парень сообразительный, можешь стать не просто агентом и на территории третьих стран пройти спецподготовку… Я забегаю вперед, понимаю, что ты сейчас мечтаешь только об одном – свалить отсюда побыстрее и подальше от меня и своих обязательств. Но когда ты окажешься в безопасности и осознаешь, что от обязательств тебе не уйти – у меня есть твои фотографии в компании избивавших тебя игиловцев, а также будут фотокопия паспорта и собственноручно написанное согласие, – ты вернешься ко всему сказанному здесь, взвесишь все на холодную голову и поймешь – это не то чтобы единственный выход, а единственно верный. Рассуждать в состоянии цейтнота слишком сложно. Надо спешить. Я не могу до конца доверять тем, кто повезет тебя в Идлиб, но выбора нет. Все же это довольно верные люди, насколько это здесь возможно. Ты свалился на мою голову несколько не вовремя.

– Я с тобой буду встречаться? – впервые спросил что-то внятное Муниф.

– Очень маловероятно. Впрочем, когда-нибудь не исключаю. Надо будет прикинуть, где ты бываешь в Сане часто, чтобы это не вызвало ничьих подозрений. Твоя безопасность превыше всего. На этом маршруте для тебя оставят знак, означающий готовность встретиться. Ты в ответ оставишь свой. Укажешь место, где сможешь безопасно увидеться с человеком из Центра. Далее он сам будет назначать место встречи. Ну там разберешься. Я даже не смогу тебе в данный момент описать того, с кем ты станешь контактировать. Только потому, что у меня сейчас сложная ситуация со связью. Установочная встреча расставит все по местам. Одно знаю наверняка – тебе придется восстановить свои связи с хуситами. Ты ведь, как я понимаю, с ними порвал?

«И предал», – подумал Муниф, но вслух ничего не сказал.

Они вернулись в дом, но теперь в другую комнату. В тесной кухне стояла плита с газовым баллоном. Трубка явно подтравливала: в воздухе витал запах газа. Узкий стол с откидной доской был заставлен пустыми консервными банками. Салим сгреб их в большой пластиковый бачок на колесах. Мусор из города наверняка не вывозят, а доволакивают в бачках до ближайшей зловонной свалки с тучами черных мух над ней. Такие свалки были и в Йемене. Их периодически поджигали, и тогда горьким очень характерным дымом заволакивало близлежащие кварталы.

Салим положил на стол несколько листков бумаги и ручку, а сам достал из рюкзака, стоящего у окна, пару консервных банок и бутылку с водой. Муниф, подивившись, как в такой ситуации этот разведчик может есть, сел и начал писать, но когда Салим вскрыл банки и протянул одну ему вместе с бутылкой воды, Муниф вдруг жадно принялся есть и пить взахлеб, прикончив разом полбутылки. Он, наверное, никогда в жизни не ел так неистово.

Украдкой поглядывал на Салима, испытывая одновременно ненависть, уважение и любопытство. Увидел только безмерную усталость на его лице. Он знал некоторых офицеров из йеменских спецслужб – поверхностно, выполняя поручения Джазима и встречаясь с ними. Муниф не был склонен их недооценивать, но и не боялся. Воспитывали его с ощущением свободы и независимости от Саны и власти президента. Племена оставались своевольными всегда, и по сей день. Их законы превыше всех законов – и юридических, и даже мусульманских. Они могли диктовать президенту свои требования. И диктовали. Муниф ощущал свою принадлежность к такой силе. До тех пор пока не увидел изуродованные трупы своих соплеменников в морге. Там, под мертвенным светом люминесцентных ламп, рассеялись остатки иллюзий о мнимой безопасности. Хотя они развеялись, вообще-то, чуть раньше…

– Ты будешь пялиться на меня? Когда все закончится, я подарю тебе свой портрет на память, – пошутил Салим и постучал по листку бумаги, намекая, что надо писать.

– У тебя кровь на рукаве, – с брезгливостью заметил Муниф, подумав, что этот разведчик не гнушался кого-то бить, как те двое. Он и с ним, Мунифом, так поступил бы, если бы не сломал его сразу же морально.

– Шайтан! – Салим начал расстегивать камуфлированную куртку, морщась. Под ней обнаружился тренированный торс и пропитавшийся кровью бинт на левом плече. Салим достал из того же рюкзака черный вакуумный ИПП. Когда он его разорвал, Муниф узнал израильский перевязочный пакет. Видел такие у схваченных властями бойцов «Аль-Каиды» – AQAP. Этот был с двумя подушечками для сквозного ранения, которое, собственно, у Салима и наличествовало.

– Помоги, – попросил он и протянул нож, чтобы распороть прежнюю повязку, нисколько не опасаясь вооружить своего пленника.

Муниф и в самом деле не решился на него напасть. Аккуратно снял повязку, обнаружив под ней неприглядное незашитое отверстие с рваными краями, из которого вяло сочилась кровь.

– Где это тебя? – Муниф довольно ловко его перевязал, затянув эластичным бинтом, чтобы кровь остановилась.

– Здесь же, в Эс-Сауре, – Салим снова постучал по бумаге.

Пока Салим одевался, Муниф разглядел заинтересовавший его нож. Американский «Вестерн» с деревянной ручкой из красного дерева, довольно старый, истертый и поцарапанный, по-видимому, сменивший не одного владельца. Ведь наверняка Салим не участвовал в «Буре в пустыне», где использовали эти ножи «последнего шанса». А почему, собственно, не участвовал? Ему сейчас около сорока, даже чуть больше. Если был иракским солдатом… Иракцев побили в Кувейте, но ведь мог быть у него трофей? Однако как мог разведчик России в качестве иракского солдата да еще в таком юном возрасте оказаться в той заварушке?..

На одном листке Муниф быстро написал биографию, благо она небольшая. Несколько раз Салим заглядывал ему через плечо и указывал пальцем на те слова, которые не мог разобрать. Муниф тоже молча приписывал сверху более четко.

«Я, Муниф ибн Наджи аш-Шараф…» – вывел он дрожащей рукой. Пот струился по вискам. Было ощущение, что он сейчас собирается прыгнуть с вершины Эн-Наби-Шуайб^[8] в неизвестность и холод.

Он в произвольной форме написал согласие работать на разведку неведомой ему страны, о которой не знал практически ничего. Только то, что это часть могущественного СССР, который участвовал в создании МГБ Южного Йемена, да и всех видов войск. В гражданской войне в Йемене Советский Союз поддерживал в большей степени Аден, но все же имел дела и с Саной. У Мунифа, как и у многих йеменцев, дома хранится советское оружие еще с тех времен, особенно ценятся автоматы Калашникова. Тем более не требовалось для этого никаких разрешений и лицензий. Власти пытались регулировать владение оружием, но тщетно.

Салим все время поглядывал на часы, явно кого-то ожидая. И наконец они оба услышали, что к дому подъехала машина. Он забрал листки, исписанные небрежной рук'ка^[9], сложил их и спрятал в нагрудный карман. Кивнул на дверь. Но вышли они не на улицу, а снова на задний дворик.

Стало светлее, звезды словно приблизились, и заметно похолодало, что заставило ежиться обоих мужчин.

– Быстро договорим, в двух словах, – уже не присаживаясь на скамью, сказал Салим. – Связь может быть только через несколько месяцев, точнее сейчас не скажу. Все зависит от моих успехов… Короче, держи ствол, – он ткнул в руки Мунифу пистолет. – На случай если мои люди поведут себя неадекватно. Не должны, но мне важно, чтобы ты добрался до дома в целости и сохранности. Так и тебе будет спокойнее. Это турецкий девятимиллиметровый СМ9. Предохранитель слева. Семнадцать патронов. Выбросишь его, когда убедишься, что тебе ничего не угрожает. Отсидись на съемной квартире, как я уже говорил, пока не сойдут синяки. Лучше квартиру сменить. Но это как получится. Лишних телодвижений делать не стоит.

– Если я начну воевать с твоими людьми, как они сделают фото моего паспорта?