После разговора с супругой Отт в хорошем настроении направился в рейхсканцелярию, где должен был сдать секретную документацию. Сидя на заднем сиденье автомобиля из гаража министерства иностранных дел, он предался размышлениям о своей встрече с Риббентропом. Необходимо будет завтра вызвать Зорге, обсудить итоги берлинской командировки, сделать необходимые выводы и начать действовать. И еще надо дать распоряжения Шоллю и переговорить с полковником Мейзингером. Когда он подумал о Мейзингере, у него испортилось настроение и скисло во рту. Вспомнилась очередная гадость, которую тот замутил. Чрезвычайно неприятный, опасный тип и изощренный пакостник. Это надо же было додуматься и разнести подлую сплетню, подобно уличной торговке, о том, что Хельма флиртует с Рихардом, мол, они давнишние любовники и за спиной дурачат Отта. И это исходит от офицера службы безопасности, присланного в представительство из Берлина! О сплетне ему доложил специальный агент, получивший в свое время от Отта конфиденциальное поручение внимательно прислушиваться ко всем разговорам, которые ведут между собой сотрудники посольства, собирать все слухи и сплетни, которые кто-либо распускает о других. И все это докладывать ему, послу Отту. Он должен знать не только обо всем, что здесь происходит, но и то, о чем и о ком кто говорит. Зорге и Хельма давно друг друга знали и действительно были друзьями. Это очевидно. Когда Отт прибыл в германское представительство еще стажером, в звании подполковника, а Зорге начинал свою журналистскую деятельность в Японии как корреспондент «Франкфуртер цайтунг», они несколько раз встречались в немецком клубе, и за разговорами завязались приятельские отношения. Позже, когда Зорге стал вхож в их дом, как человек умный, хороший знаток японской культуры, специалист по Юго-Восточной Азии, он оказался еще очень обаятельным мужчиной и приятным собеседником. Даже дети к нему привязались и называли дядей Рихардом. Более того, в одном из разговоров выяснилось, что молодой Зорге после тяжелого ранения в Первую мировую войну лечился в том же госпитале, в котором сестрой милосердия работала Хельма. А еще Ойген и Рихард в 1915 году оба воевали на Восточном фронте. Только Отт – в пехотном полку, а Зорге – в составе полевой артиллерии. Какие еще нужны аргументы, чтобы отвергнуть порочащие истину, грязные сплетни о неверности. Да и сам Отт, он же не слепой, чтобы ни разу не заметить даже повода, чтобы подумать дурного о них. После того как ему сообщили о сплетне, распускаемой Мейзингером, Отт за ужином рассказал об этом Хельме. Та восприняла это безразлично и спокойно произнесла: «Разве для тебя секрет, что Мейзингер грязная и лживая свинья? От него можно ожидать и не такой подлости». Это было справедливо сказано. Касательно Мейзингера, даже и не будь он мастером грязных интриг, все равно бы оставался для Отта человеком с дурной репутацией, как и все, кто служил в гестапо, к которому он испытывал, ну даже если не внутренний страх, то чувство глубокой брезгливости, которое, впрочем, умел скрывать.

– Я-то это знаю, – ответил Отт жене, – но вот Зорге… иметь такого человека в друзьях – все равно что носить золотой слиток в кармане. Не всегда удобно, но жизненно необходимо. Дружеские отношения с ним стоят состояния.

Хельма тогда согласно кивнула.

«Конечно, – подумал Отт вдогонку пролетевшему, как ветер за окном, воспоминанию, – женщины – существа слабые, мужчины, если не страдают старческими болезнями, похотливы. Есть такое в человеческой природе. Но ведь это не обязательно относится к Хельме. За столько лет я бы, конечно, заметил». Отт бросил взгляд из окна автомобиля, оказавшись на Унтер-ден-Линденштрассе и представил себя с Хельмой и детьми, прогуливающимися здесь, и у него отлегло от сердца. Он попросил шофера остановить машину у магазина на углу и купить две большие коробки конфет для своей супруги.

Глава 7

Поработав с часок в кабинете, Зорге набросал основные тезисы для большой статьи во «Франкфуртер цайтунг», поработал с дорожными заметками, большая часть которых предназначалась для передачи в Москву, посмотрел на часы и встал. Газетный материал сунул в папку, блокнот с дорожными заметками убрал во внутренний карман пиджака и вышел из кабинета, заперев дверь.

На улице он поймал такси и поехал домой. Осмотрев комнаты и рабочий стол с бумагами, убедился, что никто не наведывался к нему без приглашения, чем частенько грешила японская полиция, питавшая слабость к обыскам квартир европейцев в отсутствие хозяев. Первым делом Зорге решил смыть дорожную усталость после командировки и направился в ванную комнату. Освежившись, почувствовал себя отдохнувшим и решил навестить семью Оттов, а затем поужинать в ресторанчике «Золото Рейна». Зорге засунул в карман пиджака два бумажных пакета. В одном из них находились небольшая фарфоровая китайская кукла с красивыми румяными щечками и деревянная хлопушка, раскрашенная яркими драконами, – для детей посла, и в другом китайская статуэтка, изображающая застывшую в порыве перед взлетом птицу, – для Хельмы.

Разделив восторги с семейством по случаю полученных подарков, он немного еще побыл в гостях, рассказал пару занимательных историй об экзотических китайских нравах и традициях и вскоре, попрощавшись с детьми и их матерью, направил свой мотоцикл в сторону «Золота Рейна».

В ресторане недостатка в посетителях, как всегда, не было. Зорге вошел в зал и не успел осмотреться, как его окликнули:

– Рихард, дружище, иди к нам!

Зорге оглянулся на голос, это был полковник Мейзингер. Он приветственно поднял руку, словно удостоверяясь, что Зорге понял, кто именно его звал.

– Рад тебя видеть, Рихард! Ты уже вернулся, дружище? Присоединяйся к нашей компании!

Зорге махнул в ответ и направился в его сторону.

За столом с Мейзингером сидела платиновая блондинка лет тридцати, с чертами истинной арийки и колючим взглядом серых глаз. Опустошенная на четверть бутылка дорогого французского коньяка свидетельствовала о том, что присоединиться придется к компании, где уже созрела теплая дружественная обстановка. Мейзингер отодвинул стул гостю.

– С удовольствием присоединюсь, – произнес Зорге, кивком поприветствовав даму, перед тем как сесть.

– Урсула, позвольте вам представить моего друга Рихарда Зорге… э-э, черт! – разразился Мейзингер: – О чем это я? Вы же оба из «Франкфуртер цайтунг». Коллеги!

– Дорогой Йозеф, мы знакомы с Рихардом, только заочно. Я работаю в газете лишь год, – произнесла дама, – и знаю его по прекрасным публикациям. Он такая знаменитость! В Берлине его цитируют. Я же приехала как стажер, набраться опыта. – При этом она скосила на Зорге взгляд и добавила: – Очень рада личному знакомству.

Зорге сразу понял, что эта штучка непроста, как пытается казаться, и решил подыграть ей:

– Весьма польщен вашим вниманием. Вы же – Урсула Беккер! Я не ошибаюсь?

– Разве вам присуще – ошибаться? Не поверю.

– Не ошибаются лишь боги.

– И фюрер! – с довольным видом прибавил к сказанному Мейзингер.

Урсула не удержалась от восклицания:

– Браво, Йозеф! За это стоит выпить!

Мейзингер разлил по фужерам коньяк. Когда все выпили, Зорге повернулся к Урсуле:

– Мне кажется, дорогая Урсула, вы скромничаете. У вас отличные публикации в газете. А ваша колонка с колкими обзорами советской прессы не может не вызывать восхищения.

– О, вы слишком добры. Неужели вы меня читаете? Я приятно удивлена.

– Если вам угодно. Но мне действительно нравится ваш стиль.

Урсула улыбнулась.

– Как вам Токио? – решив покончить с комплементарностями, поинтересовался у нее Зорге.

– Город интересный, – ответила Урсула, – но, мне кажется, бросается в глаза избыточное подражание Западу.

Зорге не возражал, лишь уточнил:

– Япония развивается, стремится к модернизации. Это неизбежно ведет к заимствованию.

– Именно! – вставил реплику Мейзингер, вновь потянувшись к бутылке и, пока непринужденная беседа не успела обрести более серьезные контуры, плеснул в фужеры коньяка. – Господа, хватит о серьезном, предлагаю выпить и расслабиться!

Поддержав предложение, Зорге сделал маленький глоток. Но Урсула то ли не поняла, то ли не услышала пожелания Мейзингера, а может, решила заявить о себе как серьезный журналист и задала военно-политический вопрос:

– Рихард, а что вы думаете как опытный журналист о перспективе японо-китайской войны?

– Война приняла затяжной характер, обе стороны не готовы уступить, но и не способны победить, – лаконично и просто ответил он.

– Это на руку Германии, – заявил Мейзингер, после доброго глотка из фужера, очевидно, забыв о своем призыве. – Пока ее оккупационные войска находятся в Китае, она не способна в полной мере реализовать свои амбиции в других регионах.

– Боюсь, вы ошибаетесь, дружище, – возразил Зорге. – Фюрер настаивает на том, чтобы Япония ослабила присутствие в Китае и активизировала военные действия на границе с Советским Союзом. Фюрер прилагает все усилия к тому, чтобы убедить в этом японцев. Он понимает, что Япония является важным игроком в Азии.

– Но Япония выжидает. Она не спешит, – добавила Урсула, – японцы очень прагматичны. Вы это хотите сказать?

– В политике спешка – плохой советчик.

– И что же, по-вашему, может склонить чашу весов в пользу Германии? – спросил Мейзингер, уже с интересом наблюдая за Зорге.

– Гарантии того, что союз с Германией принесет Японии реальную выгоду. Экономические преференции, территориальные приобретения и политическое влияние. Япония не станет рисковать ради пустых обещаний.

– Фюрер готов предложить японцам многое. Он понимает, что союз Японии с Германией – это союз победителей, – прибавив значительности в голосе, заключила Урсула. – Я правильно понимаю вас, господин Зорге?

– Вы оба правы, – потянувшись к бутылке, оживился Мейзингер. – Но хватит о политике. Давайте выпьем за фюрера, за настоящие и будущие победы! – Он поднял фужер и подождал, когда Урсула и Зорге последуют его примеру.

Время было уже далеко за полночь, когда Мейзингер, хорошенько набравшись, бросил затуманенный взгляд на часы и решил, что ему уже пора. Дело в том, что завтра, а вернее, уже сегодня, из Берлина вернется посол Отт, и наверняка его превосходительство вызовет его, Мейзингера, к себе, чтобы поделиться итогами командировки и разговора с Риббентропом. Надо быть в форме. Встав из-за стола, он предложил Урсуле подвезти ее на своей машине.

– Йозеф, вы считаете, что в состоянии вести машину? – с трудом скрывая ехидство, пошутила Урсула.

– Считаю ли я? Осмелюсь признаться, я вообще плохо считаю. Особенно количество опрокинутых рюмок! – громко рассмеялся он и, довольный ответным выстрелом в виде шутки, примиренчески добавил: – Дорогая Урсула, не стоит беспокоиться, я вызвал из гаража совершенно трезвого водителя. Так что машина у меня с шофером. Прошу.

Когда Урсула с Мейзингером погрузились в салон автомобиля, Зорге помахал им рукой и направился к своему мотоциклу. «Странно, – подумала Урсула, провожая его взглядом, – говорят, что Зорге имеет репутацию сердцееда и любителя выпить. Что-то я этого не заметила. Коньяк в его фужере как был, так и плескался, практически не тронутый, и вел он себя за столом не в пример Мейзингеру, который так и норовил положить свою лапу на мою руку».

Вырулив со двора ресторана, Зорге направился домой. Мотор ровно урчал. «Урсула Беккер. Скорее всего, она имеет отношение к гестапо. У тайной полиции везде есть внедренные агенты как в либеральных, так и нацистских газетах. Удивляться нечему. Просто следует иметь это в виду», – рассуждал Зорге. Потом его мысли переключились на другое, вечером, собираясь в ресторан, он думал поговорить с той официанткой, которую расспрашивал перед командировкой об Исии.

Глава 8

Но ничего не получилось. Ее просто не оказалось среди других официанток в зале. Может, была не ее смена. Ему снова ничего не удалось узнать, попав под колючие взгляды Урсулы и навязчивую «опеку» пьяного Мейзингера с его бесконечными тостами. Далеко за спиной остался ресторан. Зорге ехал мимо американского посольства, подгазовывая на подъеме, когда неожиданно из-за поворота выскочила легковая машина и, ослепляя фарами, понеслась прямо на него… Зорге был вынужден резко затормозить и заложить мотоцикл на бок, чтобы уйти от столкновения, но он даже не успел ничего понять, когда тяжелый «Цундап» ударился колесом в один из врытых вдоль дороги камней ограждения…

Глухой удар и страшный грохот, раздавшийся метрах в десяти от главных ворот посольства, выгнал из сторожевой будки американского полицейского. Увидев завалившийся на бок разбитый тяжелый мотоцикл и метрах в семи от него, у стены посольства, распростертого в луже крови человека, он немедленно вызвал по телефону начальника караула. Тот поднял по тревоге наряд, приказав оцепить место происшествия, и вызвал медиков. Вскоре подоспевшая к месту аварии санитарная машина увезла пострадавшего в госпиталь.

Звонок телефона поднял с постели Макса в третьем часу ночи. Постояв несколько секунд в растерянности с трубкой в руках, он повернулся к жене, которая также проснулась и вопросительно смотрела на него, дрогнувшим голосом сообщил:

– Звонили из госпиталя Святого Луки. Зорге разбился на мотоцикле! Сейчас находится у них, в тяжелом состоянии, я еду туда.

За рулем автомобиля Макс старался, как мог быстрее добраться до госпиталя. Зорге находился все еще в приемном покое и был в сознании. Вокруг него суетился медицинский персонал. Дежурный доктор, увидев вошедшего после того, как тот представился, сообщил, что это он вызвал его по просьбе пострадавшего. Макс попросил доктора разрешить ему подойти к Зорге. Доктор разрешил, но предупредил, чтоб ненадолго. Увидев склонившегося над собой друга, Зорге попытался ему что-то сказать, но лишь тихо простонал. Макс повернулся к доктору с просьбой:

– Я вас очень прошу, если возможно, оставьте нас на минутку наедине. Пожалуйста. Это очень известный немецкий журналист. У него имеется важное сообщение. У меня для него тоже. Это очень важно.

Доктор, даже не пытаясь выслушать сути сказанного, категорически воспротивился:

– Исключено. Вы видите его состояние!

– Поверьте мне, это очень важно для него. Вы же сами меня вызвали. Всего минутка времени.

Удивленный такой настойчивостью, доктор и в сей раз был вынужден пойти на уступку:

– Только если быстро. Не злоупотребляйте моей добротой.