Зорге. Последний полет «Рамзая» (страница 6)
Когда медики отошли, Макс вновь наклонился к Зорге. Казалось, что его лицо превратилось в кровавое месиво. Он пытался что-то сказать, но это не получалось. Макс понял, что у Зорге ко всему, кажется, еще сломана челюсть. Уж неизвестно, каким же неимоверным усилием Зорге удалось все же шепнуть: «Блокнот… деньги…» – и каким чудом Макс смог понять, что делать: стараясь действовать аккуратно, он просунул руку во внутренний карман пиджака Зорге и вытащил оттуда его рабочий блокнот и несколько сот американских долларов. Все это убрав в карман своего плаща, он посмотрел на друга вновь и вскрикнул в испуге:
– Доктор, скорее сюда! Он, кажется, потерял сознание!
Когда врачи оказались рядом, будто и не отлучались никуда, доктор обратился к Максу:
– Прошу вас уйти, вы уже мешаете работать, – и, подумав, добавил, – надеюсь, вам удалось сообщить другу то, чего он так ждал от вас услышать.
Макс молча кивнул и направился к выходу. Но доктор неожиданно спросил вдогонку:
– Скажите, господин Клаузен, а почему пострадавший вызвал именно вас?
Вопрос прозвучал как выстрел в спину. Макс к этому был не готов, но усилием воли заставил себя обернуться и начать с первого, что пришло в голову:
– Господин Зорге – журналист влиятельной берлинской газеты, обладая связями в деловых кругах и будучи большим патриотом своей страны, помогал в налаживании дружественных торгово-экономических связей между Японией и Германией. Моя фирма, оборудованная немецкими станками, занимается производством графических материалов, в том числе для военно-морского флота Японии. Я ожидал сообщения по щепетильному вопросу о дополнительной поставке оборудования из Берлина, для расширения производства. Господин Зорге обещал мне содействие в решении вопроса. Он знал, как меня это волнует. Когда мне позвонили из госпиталя и сообщили, что он попал в аварию и просил передать, чтобы я приехал, то подумал, что нужна моя помощь. Приехав же, увидел, что помощь уже оказывается, и тогда решил спросить наугад: удалось ли договориться по поставке, он произнес слово «да». Представляете, какой это человек!
– Извините, – произнес доктор, упуская смысловую нить в словах Макса, – я ведь спросил не из досужего любопытства. Когда сюда придет японская полиция, они могут задать вопрос о посетителях господина Зорге и о чем они говорили. Я просто должен знать, что им сказать.
– Понимаю. Так и скажите, – ответил Макс и вышел наконец из приемной палаты. Внизу, у центрального входа, едва не столкнувшись с агентами политической охранки, он выдохнул – вот они и явились. Сейчас начнут строчить протоколы, осматривать и описывать каждую мелочь в личных вещах пострадавшего, тем более что это европеец. Это он испытал на себе, когда два года назад попал в автомобильную аварию. Ему даже думать не хотелось, что могло произойти, если б полицейские обнаружили сотни долларов и блокнот с агентурными записями в кармане Зорге или не успей сам Макс вовремя покинуть госпиталь. С какой стати он первым оказался у постели Зорге, а не представитель посольства или кто-то из журналистов? Все это могло обернуться массой вопросов с непредсказуемыми для обоих последствиями. Надвинув на брови шляпу, Макс быстро миновал двор, скользнул за руль и погнал машину к дому Зорге. Он располагался в тихом переулке, вдали от шумных магистралей. Макс мягко затормозил, заглушил мотор и вышел из машины.
Конечно, он очень рисковал. Застань его внутри японская полиция либо сотрудники германского посольства, и в том и в другом случае – как объяснить свое присутствие в чужом жилище? Не рассказывать же сказки, что они друзья, что у него есть ключ от входной двери. Но и не приехать сюда он тоже не мог. Полицейские или сотрудники представительства, явись они раньше его, могли б обнаружить компромат. Конечно, Зорге всегда соблюдал осторожность и не держал дома ничего подозрительного, но все случается однажды. Любая оплошность могла поставить под удар резидентуру.
К счастью, Макс ничего такого не нашел в комнате Зорге. Более того, он на всякий случай обошел весь дом и минут за десять до приезда чиновников германской службы новостей, чтобы осмотреть и опечатать собственность Зорге, захватил его фотоаппарат, несколько личных дневников и успел уехать незамеченным.
Послу Отту о происшествии с Зорге сообщили сразу же по приезде из Берлина. Отдав распоряжения сотрудникам, после небольшого совещания, он вскоре вызвал машину и поехал вместе с супругой в госпиталь Святого Луки. Когда высокопоставленную чету проводили к лечащему врачу, тот, сославшись на тяжесть состояния пациента, объяснил, что больному необходим абсолютный покой. Отт задал доктору еще несколько вопросов и попросил держать его в курсе дел, добавив:
– Если понадобится помощь, можете обращаться прямо в посольство. И сообщите нам, пожалуйста, когда его можно будет навестить.
– Непременно, – пообещал доктор.
У жены посла Хельмы при этом увлажнились глаза.
Глава 9
Она узнала о тяжелой аварии, в которую попал известный немецкий журналист Рихард Зорге, из газеты, на следующий день после несчастного случая. Еще хуже, чем это сообщение, была помещенная над информацией фотография с места происшествия. Ей стало плохо, но она справилась с собой, потому что женская слабость невообразимым образом уступила место инстинктивному желанию – спасти любимого человека!
«Зорге в госпитале Святого Луки! – пронеслось в сознании. – Я спасу его! Или… умру вместе с ним!»
В приемнике госпиталя дежурный врач сказал ей, что посещения господина Зорге запрещены.
– Не волнуйтесь, им занимаются очень опытные доктора. Попробуйте подойти через неделю. Если лечащий врач сочтет возможным, вам удастся его навестить.
Ждать неделю оказалось слишком невыносимой мукой. Она пришла на третий день. В приемнике дежурил другой доктор. Она попросила его передать лечащему врачу господина Зорге, что с ним хотят поговорить по очень важному вопросу. Дежурный потянулся к телефонной трубке и в следующую минутку спросил:
– Как вас представить? Вы кто ему?
– Друг. Скажите, что друг. Это очень важно. – Она пришла с твердым намерением уговорить доктора, разрешить ей ухаживать за Зорге. Неизвестно, какие слова она нашла, какие чувства вложила в них, с какой интонацией произносила, но доктор, подумав, согласился, предложив побыть рядом с больным в качестве ночной сиделки, можно сказать, нянечки или, если угодно, ассистентом сестры милосердия.
– Только учтите, вы должны беспрекословно выполнять все наставления медперсонала. Уж извините, ничего другого предложить не могу. Если это вас устроит, я распоряжусь выдать медицинский халат, косынку, инвентарь, в общем, сегодня вечером можете приступать. Да, и не злоупотребляйте, пожалуйста, моей добротой.
Когда наступила ночь, в палате осталась гореть лишь дежурная лампа. Падающий от нее приглушенный свет создавал в комнате атмосферу покоя. Зорге, как и днем, под воздействием медикаментов находился в полубессознательном состоянии. Его дыхание то сбивалось, становясь прерывистым, то выравнивалось. Сидя на стуле у кровати, она молча смотрела на него, а потом решила тихо поговорить с ним, сначала шептала, что очень любит и никогда не оставит его. А потом вспомнила, как в детстве мать рассказывала ей сказки, сидя у кроватки, как родной любящий мамин голос помогал уснуть. Вдруг она спросила безмолвно лежащего Зорге:
«Хочешь, я расскажу тебе одну историю? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Эта история о маленькой девочке, которая жила с любящими ее родителями в одной из японских деревень. По утрам, когда первые лучи восходящего солнца золотили соломенные крыши сплетенных из бамбука хижин, отец поднимался, брал с собой рисовую лепешку и вместе с другими крестьянами шел работать на поля. По вечерам, когда уставшее от скитаний солнце клонилось к закату, а рисовые поля окрашивались в янтарно-розовый цвет, отец возвращался домой. Но однажды случилось так, что утром он не проснулся. Ночью смерть подкралась к нему и унесла его душу с собой. Так сказала мама. И для девочки мир перевернулся. Мать теперь не могла заниматься только домашними делами и воспитанием маленькой дочери. Она взвалила на свои плечи нелегкую ношу: с рассветом направлялась на работу в поле, а вечером занималась домашними делами. Дни шли один за другим, складываясь в недели и месяцы, девочка незаметно вырастала, а мать под бременем забот все больше выбивалась из сил. Дочь тянулась к матери, помогала ей по дому как могла, и вот, когда ей исполнилось пятнадцать лет, она заявила, что будет работать вместо нее на поле. Нет, ответила мать, глядя на ее тонкие руки, не место тебе под палящим солнцем. Поезжай в большой город, там найдешь себе работу, встретишь доброго человека, выйдешь замуж и обретешь счастье. Твоя радость и станет моей наградой. Обо мне не беспокойся, одной мне не трудно будет прокормить себя. Прошел еще один год. В следующий день рождения девушка уехала из родного дома в большой город в надежде найти работу и свое счастье».