Библия синкретизма: за пределами астрологии (страница 9)
Имя, поименование кластера материи называется объективацией. Зная точное имя объекта, мы обретаем абсолютный контроль над ним. Это царский жест, Божий дар раздавать имена. «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел [их] к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей» (Быт. 2:19).
Согласно теореме Гёделя о неполноте, для качественного мироописания нужна внешняя аксиома, стартовая точка, чтобы описать что угодно. Дерево Порфирия, сподвижника и биографа Плотина, стало основой всех современных классификаций (от биологии до политических систем) как система описания одного понятия через другое. Лестницу продолжает феноменологическая редукция Гуссерля. Что такое тело? Набор атомов. Что такое атом? Редуцированная в иллюзию тела волна эфира. Что такое эфир? Мировая душа. Чья душа? Бога. Сон Брахмы.
Дерево Порфирия из трактата «Введение» с комментариями Боэция
В руках Бога находится синтаксический анализатор – текстовый вайфай в реальности панпсихизма, чтобы мы могли пользоваться фракцией его сознания. У шеринга осталась побочка – лишь бы не сойти с ума и не уплыть в иллюзию, поскольку бескрайность вводит в ужас материального человека, втиснутого в рамки тела. Лосев так задает связь символа с бесконечным:
«Не нужно удивляться тому, что в понятии символа мы выдвигаем на первый план закономерное разложение той или иной модели в бесконечный ряд ее перевоплощений или ее отдельных моментов, то более, то менее близких между собою. Дело в том, что изучение огромной литературы о символе с большой принудительностью заставляет находить специфику символа именно в этом. Прочие моменты символа всегда так или иначе совпадают у теоретиков, не говоря уже о художниках-практиках и не говоря уже об обыденном словоупотреблении, то с аллегорией, то с эмблемой, то с метафорой, то с типом, то просто с условным обозначением вообще и т. д. и т. д. Насколько нам удалось заметить, именно эта черта, то есть модельное и закономерное, системное разложение той или иной обобщенной функции действительности в бесконечный ряд частностей и единичностей, как раз и является наиболее оригинальной чертой в понятии символа».
Астролог лишний раз аплодирует гению Лосева в его искусстве вербализации оси Дева-Рыба. Вот она диада знак-значение. Человек рождается в полной мере, когда отрывает символ от содержания и способен оперировать абстрактной идеей, становясь микроколлегой Бога в управлении парсером. Астрологически это разрыв между материально-чувственным первым рождением тела и святоотеческим вторым рождением духа. Отрыв идеального от материального и есть суть эволюции Земли в целостности и человека в частности. Посредником между телом и духом выступает символическая система и впитанный при рождении язык.
Структуралисты утверждают, что язык создает вторую реальность, побуждая нас жить в иллюзионе, в мономифе Кэмпбелла, окруженными симулякрами Бодрийяра в постмодернистском метанарративе Дерриды. Астролог подмечает, что язык ничего не создает, он лишь соприкасает нас с настоящей, первой реальностью, разворачивая к свету уткнувшиеся в стену стабильности и комфорта головы пленников знаменитой пещеры Платона.
Неофрейдист психоаналитик Жак Лакан отрисовывает архитектуру бессознательного через язык, где «подсознание» – это не что иное, как власть языка над нами. Жиль Делёз рисует человека под прессом двойной тирании: животные инстинкты снизу, язык и нормы общества сверху. Жизнь в таком случае представляет собой метание между двух кнутов.
Постмодернизм Ницше сводится к печальным нарративам: истины нет. Есть лишь текст. И мир есть текст, бесконечный в своих интерпретациях. У каждого своя грамматика для этого.
Жан-Франсуа Лиотар, расковыривая детали постмодерна, по следам Выготского точкует, как метанарратив разваливается на отдельные языковые игры со своей отдельной прагматикой. Ему вторит гениальный папа феноменологии Гуссерль: мы живем в соответствии с теми рассказами, которые мы впитали. К месту упомянуть гештальтиста Перлза и активацию Меркурия в карте рождения: наше мышление и язык en masse есть интроецированные диалоги родителей.
Жак Деррида утверждает в «Грамматологии»: человек рождается априорным читателем, а только потом становится писателем. Это первое и второе астрологическое рождение. Читать = внимать = восприятие = память = личность. Нет читателя, нет наблюдателя, нет коллапса волновой функции, частица остается волной, коллапсирует личность и персональная действительность.
Жан Бодрийяр влепил звонкую пощечину постмодерну: «Триумф поверхностной формы, наименьшего общего знаменателя всех значений, нулевой степени смысла, триумф энтропии над всеми возможными тропами. Низшая форма энергии знака. Эта форма, невнятная, мгновенная, без прошлого, без будущего, без шанса на трансформацию, потому является конечной формой, имеет власть над всеми другими».
Чем больше симулякров и ниже концентрация субстанции в текущей версии матрицы, тем дальше грешное становление отдирает себя от божественного бытия и тем быстрее деградирует культура, происходит раскультуривание.
С одной стороны, знак есть симулякр в чистом виде. «У знака нет своей сути, его значимость определяется логическим местом в социальном бессознательном», – с атеистическим стыдом разъясняет лингвист, семиотик, крупный мастер символических систем Фердинанд де Соссюр.
Весьма ладно и складно, особенно в свете ницшеанского размочаливания истины. Когда люди убили Бога, у них появились тексты и версии, взрывающие мозг и загоняющие в психушку отщепленное от тела сознание, что и случилось с Ницше.