Осторожно вытащив из рамки любимую фотографию, где мой отец еще жив и крепко держит меня за руку, я поворачиваюсь к Злате и спрашиваю:

– Зачем ты это сделала?!

– Откуда же мне было знать, что там рамка, – Злата пожимает плечами.

– Все равно не надо было ее бросать! Мало ли что там могло быть?! Телефон, зеркало, стеклянный флакончик с парфюмом!

– Ой, это у тебя-то флакончик с парфюмом?! – фыркает Агата. – Не смеши нас, сестренка! Ты как была замарашкой, так ею и осталась!

– Ага-ага, – вторит ей Злата. – Знаешь, как говорят?! Можно вывезти девушку из деревни, но нельзя вывезти деревню из девушки!

– Вы ведь понимаете, что это не только меня, но и вас касается?! – усмехаюсь я. Несколько лет назад я бы просто промолчала, но теперь нет. – Вы такие же девушки из деревни… Но я хотя бы в большой город переехала и сама зарабатываю на жизнь, а вы что?! Перебиваетесь случайными заработками, бездельничаете, таскаете деньги из материнского кошелька и все еще мечтаете выйти замуж за принца! Да только где они, ваши мэрские сыновья и прокурорские внуки?! Женились на скромных и образованных девушках! А вы так и бегаете по гулянкам, как восемь лет назад!

– Ой, посмотри-ка, зазналась! – фыркает Злата.

– В богатом доме теперь работает, небось! – добавляет Агата.

– И кто же твой работодатель?!

– Давай-давай, рассказывай!

– Ничего я вам не скажу! – говорю я твердо и, воспользовавшись моментом, когда они обе отошли от входной двери, делаю шаг в ее сторону, планируя покинуть этот дом – и никогда сюда больше не возвращаться.

Вот только сестры оказываются проворнее: они бросаются мне наперерез, Злата хватает меня спереди и всеми силами пытается прижать к стене, а Агата тем временем снова выдирает сумку из моих рук.

– Давай, открывай, смотри, что там есть?! Деньги, например?! – кричит Злата, сопит от напряжения, но держит крепко, потом еще и синяки на руках наверняка останутся… Боже, ну как так можно?! Они же мои ровесницы! А ведут себя, как маленькие дети! Дарина – и та умнее и взрослее!

Через несколько секунд мне удается вырваться, но к тому моменту Агата вытаскивает из моей сумки трудовой договор.

– О! – восклицает она. – А это интереснее денег!

– Немедленно отдай! – требую я, но тут в гостиную входит мачеха.

– Что здесь происходит?! – спрашивает она строго.

– Ничего особенного, – говорит Злата. – Просто сестренка показывает нам свой трудовой договор… Нам ведь всем интересно, куда она устроилась!

– Дай сюда, – требует Элина, и Агата послушно передает ей документы.

– Мне уже пора, – говорю я снова, но меня никто не слушает.

Мачеха опускает на глаза очки и читает:

– Гражданин Артем Михайлович Королев, именуемый в дальнейшем как работодатель, и гражданка Лидия Дмитриевна Шадрова, именуемая в дальнейшем как работник, заключили срочный трудовой договор… – она прерывается и смотрит на меня: – Так ты теперь на Королева-младшего работаешь?!

Она что, его знает?!

10 глава

Конечно, мачеха не рассказывает мне ничего о том, откуда знает Артема Михайловича, а я, хоть мне и интересно, не расспрашиваю, себе дороже.

Я просто хочу поскорее убраться из этого дома – и вернуться в Москву.

Само собой, временами я буду очень скучать по Рузе. Здесь все-таки прошло мое детство, и пока был жив папа, я была вполне счастлива в этом маленьком городке на берегу одноименной речки, где мы купались жаркими июльскими деньками, а зимой надевали коньки и катались по ледяной глади…

Но собственная безопасность и спокойствие мне дороже, ведь даже сейчас, когда я, казалось бы, вырвалась из многолетнего ада, Злата и Агата напомнили мне о нем привычным физическим и моральным насилием. Слава богу, что у меня в сумке не было налички: они бы сперли все до копейки.

– Даже не переночуешь дома?! – надменным тоном спрашивает у меня мачеха, отдавая трудовой договор, который я тут же убираю обратно в сумку.

– Чего ради?! – фыркаю я. – Терпеть издевательства?!

– Никто над тобой не издевался… – Элина закатывает глаза. – Подумаешь, пошутили немного девчонки… Они же соскучились.

– Ну да, – киваю я. – Вообще-то, это называется газлайтинг.

– Чего-чего?!

– Газлайтинг, – повторяю я твердым голосом. – Когда абьюзер отрицает факт насилия и убеждает жертву, что той показалось.

– Не наговаривай на сестер!

– Ладно… я пойду. Всего доброго.

Я выхожу на порог, прикрываю за собой дверь и замираю на несколько секунд в полной уверенности, что никогда сюда не вернусь.

В хозяйский дом я возвращаюсь поздним вечером.

Мария Ивановна встречает меня в прихожей:

– Вы рано, Лидия Дмитриевна… У вас же два выходных! Мы думали, что вы вернетесь только завтра вечером…

– Но я же… я же могу остаться?!

– Конечно! Ваша комната всегда в вашем распоряжении, пока вы работаете на Артема Михайловича!

– Отлично, спасибо.

– Только не шумите, пожалуйста… Дарина заболела.

– Ой, – вырывается у меня невольно. – Что случилось?!

– Высокая температура, почти тридцать восемь, она вся горит…

– Бедная малышка, – я прикрываю рот ладонью.

– Простыла, небось.

– Может… может, это я виновата?! Одела ее недостаточно тепло или…

– Нет, – Мария Ивановна качает головой. – Дарина у нас часто болеет. Врачи говорят, низкий иммунитет. Она вроде и витамины пьет, и в бассейн ходит, и на свежем воздухе много времени проводит… но все равно болеет. Вообще-то, психолог один раз сказал, что дело в отсутствии материнского тепла, но Артем Михайлович заявил, что он – шарлатан, вот и все…

Я поджимаю губы, потому что прекрасно понимаю: психолог может быть прав. Так называемый уход в болезнь – известное проявление психосоматики. Если ребенок недополучает тепла и любви, если у него есть какая-то проигнорированная взрослыми потребность, если ему мешают реализовывать свой творческий потенциал, например, он начинает болеть. Такие болезни бывают разными: от банальной простуды до какого-нибудь рака… Вот только кто я такая, чтобы давать советы?! Артему Михайловичу они явно не нужны. Да и что я могу сделать?! Разве что окружить Дарину любовью и заботой… Вот только маму я заменить все равно не смогу.

По дороге в свою комнату я замечаю, что дверь детской чуть приоткрыта, и в свете ночника видно, что над постелью болеющей Дарины склонился взволнованный Артем Михайлович.

Прежде чем зайти в свою комнату, я слышу короткий разговор:

– Я все что угодно тебе на новый год подарю, ириска, ты только поправляйся, ладно?!

– Папочка, мне не надо что угодно… подари мне маму!

11 глава

На следующее утро Дарине становится хуже, температура поднимается почти до тридцати девяти, и Артем Михайлович вызывает врача.

Педиатр из какой-то элитной частной клиники выслушивает малышку, смотрит нос, горло, а потом выписывает лекарства – точно такие же, как и во все прошлые разы, по словам Марии Ивановны, – и уходит…

– Давайте помогу, – предлагаю я Артему Михайловичу, видя, как он, сам не свой, выходит из детской, чтобы налить Дарине воды, а себе – кофе.

– Сегодня у вас выходной, – говорит мужчина. – Приступите завтра.

– Но вашей дочери плохо уже сегодня, – возражаю я. – А заботиться о ней – это моя работа… И я предлагаю не ради надбавки, уверяю вас! Деньги – это замечательно, но есть вещи гораздо более важные. Например, здоровье маленького ребенка, которому сейчас больно и страшно… Я вижу, что вы прекрасный отец – но вы со вчерашнего вечера не спали. Вам нужно отдохнуть, Артем Михайлович, хотя бы немного, а я пока побуду с Дариной.

Он смотрит на меня с недоверием, словно ушам своим не верит:

– Серьезно?! Вам даже надбавка не нужна?!

– Нет, – качаю я головой.

– Тем не менее, вы ее получите, – твердым голосом говорит Артем Михайлович, а потом жестом приглашает меня в детскую.

Малышка и вправду вся горит. Я прошу у Марии Петровны миску с теплой водой и полотенце, раздеваю Дарину до трусиков и осторожно обтираю, чтобы смыть пот, соль, и немного сбить температуру. Потом оставляю сложенное в несколько раз полотенце у девочки на лбу, чтобы оно, остывая, постепенно вытягивало жар. Папа делал так в моем детстве, когда я болела, и это всегда помогало… надеюсь, поможет и моей новой подопечной.

Через несколько минут, немного придя в себя, девочка разлепляет красные, слезящиеся от болезни глаза, смотрит на меня и тихо говорит:

– Няня Лида, ты вернулась…

– Ну конечно, я вернулась, милая моя, – я глажу ее по горячей щечке. Смотреть на нее такую очень больно, ведь буквально вчера утром, когда я уезжала в Рузу, она была весела, бодра и полна сил. – Мне просто нужно было забрать некоторые вещи в старом доме… Но больше я никуда не уеду, обещаю.

– А я заболела…

– Вижу. Ничего страшного, ты очень быстро поправишься.

– Главное, успеть до нового года… А то если не получится пойти на новогоднюю елку – я буду очень расстроена…

– Я уверена, что ты успеешь поправиться, – говорю я. – Ведь у нас есть еще несколько дней, главное – выполнять все рекомендации врача и лечиться!

– Ладно… – кивает малышка и закрывает глаза обратно.

К счастью, уже утром понедельника девочке становится намного лучше, она сама умывается и чистит зубы, с аппетитом завтракает, а потом и вовсе обращается ко мне с важной просьбой:

– Няня Лида, ты поможешь мне написать письмо Деду Морозу?!

– Ты его еще не написала? – удивляюсь я. Обычно дети делают это в начале или в середине декабря, а сегодня уже двадцать пятое!

– Написала, но я… я хочу написать еще одно.

– И зачем же?!

– Потому что папа посоветовал мне попросить у Деда Мороза что-нибудь… ну, нормальное, как он сказал… и я попросила новую Барби и снегокат.

– Отличный выбор, – говорю я, чтобы приободрить малышку, но она продолжает:

– Вообще-то, я уже взрослая и знаю, что настоящий Дед Мороз всего один, он живет в Лапландии и не успевает читать все письма, которые посылают ему со всего мира. Я знаю, что мое письмо прочитает папа – и купит мне Барби и снегокат. Но я очень хотела бы обратиться к настоящему Деду Морозу и попросить у него маму. Вдруг получится?!

12 глава

Конечно, я не могу отказать Дарине в ее просьбе.

Мы вместе пишем до слез трогательное письмо Деду Морозу, запечатываем его в красивый ретро-конверт, специально приобретенный для такого дела, клеим марки, и я отношу его в ближайший почтовый ящик.

Накануне новогодних праздников особенно хочется верить в чудо, и не только детям, но и взрослым… порой взрослым чудо даже нужнее…

Опустив конверт в ящик, я поднимаю глаза в белое-белое зимнее небо, с которого летят снежинки, и думаю: пускай исполнится. Пускай Дед Мороз, или Бог, или Вселенная отправят этой чудесной девочке самую добрую, самую заботливую и самую любящую маму… Ну а пока ее нет – я буду делать все, чтобы Дарина поменьше грустила и была счастлива.

Моими заботами, а также заботами Артема Михайловича и Марии Ивановны, конечно, малышка довольно быстро идет на поправку, и через два дня уже весело крутится в прихожей перед большим зеркалом, выбирая платье, в котором пойдет на завтрашний новогодний утренник.

– Лучше голубое или зеленое?! – спрашивает она у меня и смотрит большими чистыми глазами прямо в душу. Мне приятно, что мы так быстро подружились, приятно, что она доверяет и просит моего совета.

– Мне оба очень нравятся, – улыбаюсь я. – Но в голубом ты больше похожа на снежинку, особенно если украсить его блестками, а в зеленом – на елочку, к которой можно пришить мишуру…

– Не хочу мишуру! – важно заявляет Дарина. – Лучше буду снежинкой!

– Замечательный выбор.

– А ты пришьешь блестки?! Пожалуйста!