– Он сложный, Оль. Он хочет заменить мою историческую дренажную систему на дешёвый пластик и сажать подмосковные розы вместо сортовых немецких. Назвал мой проект «дорогой фантазией».

Услышав, как Ольга на том конце провода издала неопределённый звук, я почувствовала, что попала в точку.

– «Дорогая фантазия»? – переспросила она, и в её голосе прорезался лёд. – Серьёзно? Он так и сказал?

– Слово в слово.

– М-да. Некоторые мужчины поразительно неоригинальны в своих попытках самоутвердиться. Где-то я это уже слышала.

Мне не нужно было уточнять, где – эта фраза, как ядовитый плющ, оплела все последние месяцы моей жизни с Кириллом. Это был его любимый приём: «Анечка, это всё, конечно, очень красиво, твои акварельные эскизы, твои мечты о садах… но это дорогая фантазия. А теперь давай я, как практичный человек, превращу это в то, что можно продать». И он превращал, убирая из моих идей всё живое и уникальное, оставляя лишь выхолощенный коммерческий продукт, под которым, впрочем, всё равно стояла моя фамилия.

– Вот и я о том же, – мой голос сел. – У меня было такое дежавю, Оль, что на секунду показалось, будто я снова там, в нашем старом офисе, и Кирилл объясняет мне, почему мой талант ничего не стоит без его денег и связей.

Замолчав и прислушиваясь к тишине в квартире, я отметила, что из комнаты Лёвы не доносилось ни звука – спит, слава богу. Встав и подойдя к окну, я стала смотреть на огни ночного города. Наша квартира была на десятом этаже старой панели, и вид отсюда открывался не на исторические усадьбы, а на тысячи таких же светящихся окон, за каждым из которых была своя жизнь, свои битвы и свои перемирия.

– Аня, – голос Ольги стал серьёзным, без тени иронии. – Этот Воронцов не Кирилл. Не смей их даже сравнивать. Кирилл – аферист и нарцисс, а этот твой архитектор, скорее всего, просто зануда и жмот, который трясётся над каждой копейкой инвесторов. Это разные вещи.

– Я знаю. Умом я всё понимаю, но было так похоже… это ощущение, когда мужчина смотрит на твою работу, на дело всей твоей жизни, и видит в этом лишь цифры в смете. И говорит с тобой так, будто ты маленькая девочка, которая играет в песочнице, а он – взрослый дядя, который пришёл объяснить, как устроен реальный мир.

– И что ты сделала? Надеюсь, ты объяснила ему, куда он может засунуть свой реальный мир вместе с пластиковыми трубами?

– Объяснила. Вспомнила про комиссию по охране памятников. Кажется, подействовало, но это было только начало.

Сделав глубокий вдох, я рассказала ей про вторую часть нашего «знакомства» – про уволенного рабочего, про его пьяные угрозы, про то, как он пошёл в нашу с Лёвой сторону, и про то, как Дмитрий встал между нами. Я описывала всё в деталях, пытаясь через слова самой понять, что же я увидела.

– …он просто шагнул вперёд, Оль. Ни слова, ни позы. Просто встал и заслонил нас, а потом одной фразой, одним жестом его убрал – без шума и пыли. И ушёл, будто ничего не случилось.

Ольга молчала, что было на неё не похоже – обычно она комментировала всё на лету.

– Оль? Ты тут?

– Тут я, – наконец отозвалась она, и голос у неё был задумчивый. – Перевариваю. Значит, сначала обесценил, а потом спас? Интересный тип. Не похож на Кирилла, это точно. Тот бы либо спрятался за твою спину, либо, наоборот, устроил бы шоу с вызовом охраны и потом месяц рассказывал о своём героизме.

– Вот именно! – я почти выкрикнула это, радуясь, что она поняла самую суть. – В этом-то и проблема! Если бы он был просто заносчивым снобом, всё было бы понятно – я бы его ненавидела, воевала бы с ним за проект, и всё. Но он оказался другим. Надёжным. Ты понимаешь, какой это когнитивный диссонанс? Я не знаю, как к нему относиться.

– А зачем тебе к нему «относиться»? – прагматично заметила Ольга. – Он твой коллега. Подрядчик, если быть точным. Относись к нему как к функции – он строит дом, ты сажаешь сад. Ваши отношения регулируются договором. Точка.

– Если бы всё было так просто, – я усмехнулась. – Мы будем работать на одном объекте год, бок о бок. Мне нужно понимать, кто он.

– Ань, ты сейчас пытаешься заглянуть в душу человеку, которого видела пятнадцать минут. Может, он спас тебя просто потому, что не хотел труп на своей стройплощадке в первый же день? Это портит отчётность.

Я знала, что она утрирует, пытается сбить мой пафос и вернуть меня в плоскость здравого смысла, но сегодня это не работало.

– Нет, дело не в этом. Я видела его глаза, когда он смотрел на того мужика – там не было ни страха, ни злости. Там было решение. Он просто решил проблему, а потом он посмотрел на Лёву, и взгляд изменился. Стал мягче.

Я замолчала, сама удивляясь своим словам – я и не осознавала, что подметила эту деталь, пока не произнесла её вслух.

– Так, Ветрова, стоп, – скомандовала Ольга. – Тормози. Я уже слышу в твоём голосе эти опасные нотки. Ты изголодалась по нормальному мужскому поступку, тебя впечатлило, что кто-то повёл себя не как законченный эгоист. Это нормально, но это не значит, что ты должна тут же приписывать ему все добродетели мира и мыслено примерять его фамилию. Этот человек – твой профессиональный оппонент и, судя по началу, довольно жёсткий. Помни об этом. Помни, чем закончилось в прошлый раз, когда ты смешала работу и личное.

«Прошлый раз». Эти два слова камнем упали в тишину. Мне не нужны были напоминания – я жила в этом «прошлом разе» каждый день. Он был в неоплаченных счетах, которые до сих пор иногда всплывали, в необходимости штопать Лёве джинсы, потому что на новые просто не было денег, в моём паническом страхе перед любыми кредитами и партнёрскими соглашениями.

– Кирилл тоже поначалу казался надёжным, – тихо сказала я, скорее себе, чем ей. – Помнишь, как он красиво ухаживал? Как носил меня на руках, буквально? Как говорил, что мы команда, что мой талант и его хватка покорят мир? Я ведь верила, я летала. Я придумывала проекты, а он их «упаковывал», и я думала, мы строим наше общее будущее, нашу империю.

Подойдя к холодильнику и достав бутылку холодной воды, я заметила, как руки слегка дрожали.

– А потом оказалось, что вся эта «империя» с самого начала записывалась только на него – все контракты, все счета. Я была просто «ведущим дизайнером» в его фирме на птичьих правах. Я была так поглощена творчеством, садами, чертежами, что даже не вникала в эту скучную юридическую муть. Я ему доверяла абсолютно.

– Это была не твоя вина, – твёрдо сказала Ольга. – Ты любила, а он этим пользовался. Классическая схема.

– Когда он ушёл, он забрал не только деньги, Оль. Он забрал всё – проекты, которые мы делали вместе, и продал их другим заказчикам. Он обанкротил фирму, повесив на неё все долги, и часть из них, по поручительствам, которые я подписывала не глядя, легла на меня. Он забрал четыре года моей жизни, забрал у Лёвы отца. И самое страшное – он почти убедил меня, что без него я никто. Просто девочка с альбомом для рисования. «Дорогая фантазия».

Сделав большой глоток воды, я попыталась проглотить ком, подступивший к горлу.

– И вот сегодня я встречаю человека, который говорит мне те же самые слова, а потом ведёт себя так, как Кирилл не смог бы повести себя даже в самом героическом сне. И я не знаю, что мне с этим делать – кому верить: своим ушам, которые слышат знакомую угрозу, или своим глазам, которые видят то, о чём я уже и мечтать забыла?

– Верь договору, – как мантру повторила Ольга. – И своему юристу. То есть мне. А этому Воронцову просто дай время себя проявить – люди со временем всегда показывают свою суть. Просто смотри внимательно и держи его на расстоянии вытянутой руки. На всякий случай.

Совет был хороший, правильный, единственно возможный, но моё смятенное сердце отказывалось его принимать.

– Ладно, – вздохнула я. – Ты права. Как всегда. Просто тяжёлый день.

– Я понимаю, – её голос снова потеплел. – Ты, большая молодец, что справилась и с ним, и с тем уродом. А сейчас иди выпей чаю с ромашкой и ложись спать. Тебе нужны силы. Война, как ты говоришь, только началась, и твой генерал должен быть в форме.

После того как мы попрощались, я ещё долго стояла у окна, глядя в темноту. Ольга была права – нужно быть сильной, собранной, держать дистанцию и не позволять эмоциям взять верх над разумом.

Тихонько приоткрыв дверь в комнату сына, я увидела, что Лёва спит, раскинув руки, и во сне чему-то улыбается. Рядом с кроватью на столе лежал его альбом, открытый на последнем рисунке, и на нём была уже не сказочная фея в развалинах фонтана. На серой бумаге были нарисованы три фигуры: одна большая, женская – это, очевидно, была я, рядом с ней маленькая, мальчишеская, с альбомом в руках. А перед нами стояла третья фигура, ещё больше, очень широкая в плечах, нарисованная твёрдыми, уверенными линиями. Она стояла к нам спиной и загораживала нас от чего-то тёмного и корявого, что было нарисовано в углу листа.

Моё сердце пропустило удар. Он не просто всё видел и слышал – он всё понял по-своему и запечатлел это так, как умел.

Я смотрела на этот простой детский рисунок, и вся моя напускная броня, вся готовность к войне дала трещину. Руины прошлого были не только в заброшенной усадьбе – самые страшные руины были внутри меня. И я отчаянно боялась, что одного неосторожного шага будет достаточно, чтобы они обрушились и погребли под собой и меня, и моё хрупкое, только-только проклюнувшееся будущее.

Глава 4

Ночь была беспокойной. Я то и дело проваливалась в тревожный, поверхностный сон, в котором переплетались образы руин, насмешливые глаза Дмитрия Воронцова и тёмная, корявая фигура из Лёвиного рисунка. Проснувшись задолго до будильника, разбитая и опустошённая, я ощущала себя так, будто всю ночь не спала, а вела с кем-то изнурительный спор.

Солнце только начинало окрашивать небо в нежно-розовые тона, когда я тихонько выбралась из постели и пошла на кухню. Включив кофеварку и прислонившись лбом к холодному стеклу окна, я смотрела на город внизу, где ещё всё спало, а редкие машины проносились по проспекту, как светлячки в предрассветной мгле.

Обычно утро было моим самым любимым временем – временем тишины, планов, надежд, но сегодня на душе лежал камень. Рисунок Лёвы не выходил у меня из головы, и этот простой лист бумаги, исчерченный грифелем, стал зеркалом, в котором отразилось всё, от чего я так старательно отворачивалась: мой страх, уязвимость моего сына и неожиданное появление в нашей жизни силы, которую я не знала, как классифицировать.

Дмитрий Воронцов – одновременно защитник и оппонент, стена, вставшая на пути угрозы и стена, преградившая путь моей мечте. Как это могло уживаться в одном человеке? Совет Ольги – «относись к нему как к функции» – звучал правильно, но казался невыполнимым, поскольку после вчерашнего он перестал быть просто функцией, став фактором: непредсказуемым, непонятным и оттого ещё более тревожным.

Когда кофеварка фыркнула, выпуская последнюю порцию ароматного напитка, я налила себе полную чашку и сделала глоток, горячая горечь немного привела меня в чувство.

Хватит рефлексировать, Ветрова. Ты профессионал, руководитель проекта. У тебя есть цель, и ты будешь к ней идти. Сегодня я вернусь в «Тихие холмы», найду этого Воронцова, и мы поговорим – не как женщина, которую напугали, и мужчина, который её защитил, а как два руководителя, которым нужно найти способ работать вместе, не разрушив при этом вековой памятник архитектуры. Я буду холодной, вежливой и непреклонной, как гранитная набережная, говоря только о деле: дренаж, розы, смета. Никаких эмоций.

С этим решением на душе стало немного легче, и я составила план. Лёву сегодня оставлю дома, позвонив нашей соседке, пенсионерке Анне Петровне, которая иногда выручала меня, я к своей огромной радости получила согласие посидеть с ним до обеда. Я не хотела снова подвергать его стрессу и, если быть до конца честной с собой, не хотела, чтобы его присутствие снова стало для меня смягчающим обстоятельством. Сегодня я шла на битву одна.