– Не потому, что какой-то старик плакал, – поправил ее Се Юнь, – а потому, что плакал Лян Шао! Разве ты не знаешь, кто это такой? Отец тебе не рассказывал?

На самом деле имя казалось ей знакомым, и она наверняка уже слышала его когда-то. Таким уж был ее отец: вечно он много болтал о том о сем. Для Чжоу Фэй его пространные речи – все равно что буддистские сутры: в одно ухо влетали, а из другого вылетали. Хорошо, если она улавливала хоть десятую часть услышанного, но отец был слишком добр, чтобы наказывать ее за это.

Так и не дождавшись ответа, Се Юнь принялся объяснять:

– Когда Цао Чжункунь захватил власть, Лян Шао отправился на север. Установив по обоим берегам низовьев реки Хуайхэ ловушки, он спас молодого императора прямо на глазах у Семи звезд Северного Ковша. Он тогда тяжело ранил Таньлана^[41] и Уцюя^[42] и даже потерял в битве единственного сына. После он еще не раз рисковал собой, поддерживая Юг. Его можно считать… да, героем. А когда такой человек теряет надежду – все равно что гора рушится. Как тут не расчувствоваться? Кроме проворных ног у меня других талантов нет, поэтому разок сбегать по его поручению не составило особого труда.

Чжоу Фэй кивнула, но на самом деле мало чего поняла.

– А эти какие-то там «звезды», они очень сильны? – немного поразмыслив спросила она.

– Семь звезд Северного Ковша. Когда Цао Чжункунь захватил трон, многие оказались недовольны. Но чтобы усмирить всех, потребовалось бы слишком много времени, так что он просто решил избавиться от каждого, кто посмел открыть против него рот.

Чжоу Фэй никогда раньше не слышала столь прямолинейного объяснения и не удержалась от удивленного вздоха:

– А?

– Конечно, он не мог перебить всех сам, – продолжил Се Юнь, – но в его окружении нашлось семь мастеров, верных последователей, которые объединились под именем созвездия Бэйдоу, Северного Ковша, и занимались для Цао Чжункуня убийствами. Что до их силы… Что ж, попробую объяснить так. Однажды твоя мать с отрядом вторглась в Северную столицу, чтобы убить самозванца, и даже три тысячи императорских гвардейцев не смогли их тогда остановить. Цао Чжункуня сопровождали только двое из людей Северного Ковша, Луцунь^[43] и Вэньцюй^[44], им удалось защитить тирана. Если бы на месте оказались все семеро, то неизвестно, что бы стало с твоей матерью. Ну что, достаточно сильны?

Чжоу Фэй сочла его ответ весьма убедительным.

В ее глазах Ли Цзиньжун была неприступна точно гора. Каждый раз, когда сердилась на мать, девочка шла упражняться, и из трехсот шестидесяти пяти дней в году триста шестьдесят четыре она тратила на совершенствование. Каждую ночь ей снилось, как глава Ли снова заносила над ней руку с хлыстом, а Чжоу Фэй ловко выхватывала его, бросала под ноги матери, а затем, довольно сверкнув улыбкой, гордо удалялась… Конечно, это всего лишь сны. Время от времени ее даже посещали мысли, что ей никогда не превзойти собственную мать. Всякий раз, когда ей казалось, что она почти достигла цели, Чжоу Фэй поднимала голову и мама снова смотрела на нее своим холодным, пронизывающим взглядом, а расстояние, что разделяло их, меньше никак не становилось.

Се Юнь вздохнул, подводя итог:

– Теперь ты все поняла? Смотреть на то, как герой вроде Лян Шао без сил лежит на земле, заливаясь слезами, так же печально, как и то, что такая хорошенькая девушка, как ты, однажды состарится, покроется морщинами и растеряет свое очарование. Но раз уж я столкнулся с таким горем, то не мог просто пройти мимо.

Чжоу Фэй не нашлась с ответом.

Никто не осмеливался говорить Ли Цзиньжун обыденные любезности вроде «у вас красивая дочь». Старшие в лучшем случае со сдержанной скромностью хвалили Чжоу Фэй за ее способности: «Ваша дочь талантлива, как вы в ее годы!» Что уж говорить о сверстниках: за месяц они могли обменяться с ней лишь парой фраз. Словом, никто никогда не говорил ей, что она «хорошенькая», и сейчас, услышав такую похвалу, девочка немного растерялась.

За легкой беседой Се Юнь как раз закончил вырезать бамбуковую флейту. Он легонько сдул опилки и озорно улыбнулся:

– Беги отсюда, а то мать изобьет тебя, если поймает.

– А ты что собираешься делать? – торопливо спросила Чжоу Фэй.

Се Юнь подмигнул ей и поднес бамбуковую флейту к губам – из инструмента вырвалось несколько нот, высоких и низких. Звонкий свист мгновенно нарушил тишину, царившую в роще, и разбуженные птицы разом взмыли в небо. Зрачки юноши засияли зеленью бескрайнего бамбукового моря. По мере того, как люди, поджидающие в засаде, подбегали все ближе и ближе, звуки флейты постепенно сливались в единый мотив. Похожие мелодии, так называемые почжэнцзы^[45], обычно играли во время битвы, надеясь приблизить победу.

«Будто осиное гнездо разворошил своей музыкой!» – подумала Чжоу Фэй, насторожившись. Она бросилась было в лесную чащу, но на полпути решила, что все-таки переживает за этого человека по фамилии Се. Приметив дерево повыше, она взобралась на него и принялась наблюдать. Слова его больше походили на сказки для детей, но вполне могли быть и правдой, если только не найдется кто-то, кто сможет их опровергнуть. Вопросы, так и оставшиеся без ответов, терзали ее сердце: почему Се Юнь согласился доставить письмо по просьбе какого-то незнакомого старика, почему он, насилу улизнув ночью, вернулся и сам себя снова загнал в ловушку?

Пока Чжоу Фэй карабкалась на дерево, Се Юня уже успели окружить вооруженные до зубов ученики. Девочка судорожно сжала в руке горсть семян железного лотоса и попыталась хоть что-нибудь разглядеть сквозь просветы между листьями. Некоторых она узнала – лучшие из лучших, – похоже, глава Ли подготовилась и нарочно отправила следить за двором Чжоу Итана именно их.

Вероятно, все они получили четкие указания от главы и теперь бросились вперед слаженно и без лишних слов, будто по заранее обдуманному плану.

Четверо из них сразу же отрезали Се Юню путь к отступлению, следом одновременно ринулись вперед еще три искусных мечника, а еще двое бойцов, неплохо владевших цингуном, один за другим взмыли вверх и заняли два больших дерева, чтобы противник не сбежал от них по воздуху. Вдобавок ко всему на Се Юня нацелились тринадцать самострелов: тетива на них уже была натянута. Даже будь он птицей, они бы в мгновение ока превратили его тело в решето.

Чжоу Фэй опустила голову пониже, размышляя о том, что бы она сделала на его месте. Прятаться она не любила, поэтому, скорее всего, спрыгнула бы туда, где ветви и листья заслонили бы ее от нескольких болтов. Только перемещаться нужно стремительно и безжалостно, выбрать направление и неотступно продвигаться вперед, отражая удары. Ей думалось, что уж она-то точно выбралась бы из любой передряги. Но Чжоу Фэй понимала, что Се Юнь поступит иначе. Его цингун безупречен, так что и другие способности наверняка не уступали. Девочка убеждала себя, что судьба загадочного гостя ее совсем не волнует, – она всего лишь тешит свое любопытство.

– Ой! – неожиданно вскрикнул Се Юнь, когда кто-то замахнулся на него клинком. Юноша отпрянул и, зажмурившись, вытянул вперед бамбуковую флейту – лезвие легко отсекло добрую часть инструмента. Казалось, молодой господин не на шутку перепугался: он приподнял подол и трижды подпрыгнул на ветке, суетливо пытаясь спрятаться. Вся его одежда была продырявлена настолько, что он напоминал попрошайку с благородными замашками, мечущегося в страхе от сверкающих клинков, как испуганная крыса.

Чжоу Фэй не верила своим глазам: и это все?

Воздух рассекло несколько болтов, выпущенных из самострелов, они летели прямо в незваного гостя. Се Юнь ни с того ни с сего рванул вверх на три с лишним чи, так легко, как пушинки одуванчика уносятся вслед за дуновением ветра. От потрясения Чжоу Фэй чуть семена железного лотоса не рассыпала. Цингун Се Юня завораживал: его перемещения напоминали не то движение струящихся облаков, не то полет небожителей.

«Как же он все-таки хорош», – думала Чжоу Фэй, собирая семена обратно в ладошку.

Не успел бешеный стук сердца в ее груди успокоиться, как трое мечников снова бросились на Се Юня, но тот отчего-то просто поднял руку. Любопытство Чжоу Фэй разгорелось пуще прежнего, и она во все глаза смотрела во двор, чтобы не пропустить, что таинственный гость предпримет на этот раз. Кто бы мог подумать, что юноша вдруг отбросит свою бамбуковую флейту и закричит:

– Эй-эй-эй, хватит, хватит, я не смогу победить вас, ребята! Ой! Осторожнее, еще заколешь кого-нибудь насмерть!

Три меча тотчас уткнулись в шею «летающего небожителя», и теперь он уже точно вынужден был сдаться.

– Прошу доблестных бойцов проявить ко мне капельку милосердия, – продолжил он, изо всех сил вытягивая шею, дабы ему случайно не поранили кожу. – Если меня захотят допросить, а вы перережете мне глотку, я ничего сказать не смогу.

Ученики, сбежавшиеся на переполох, разом замолчали, толпа расступилась, и молодые бойцы один за другим склонили головы. Прибыла Ли Цзиньжун. Если зрение Чжоу Фэй не подвело, мать взглянула и в ее сторону, поэтому девочка поспешила пригнуться еще ниже.

– Глава Ли, – Се Юнь улыбнулся ей издалека и перевел взгляд на три лезвия, приставленных к его шее.

Ли Цзиньжун понимала, что у нее под носом он ни на какие уловки не пойдет, а потому невозмутимо кивнула, и все мечи, сдерживающие юношу, одновременно вернулись в ножны. Се Юнь потер шею и содрогнулся от одной мысли о том, что эти острые клинки только что чуть не отняли у него жизнь. Он достал из рукава древнюю приказную бирку главнокомандующего, посмотрел на нее и рассмеялся:

– Вот он, Аньпинский приказ: «И пусть Небеса даруют своему избраннику долгую жизнь и вечное процветание». Вещица хоть и благословенная, но меня она долгими годами свободы и счастья не одарила.

Ли Цзиньжун, мельком взглянув на бирку в его руке, ехидно произнесла:

– Создавая печати с такими словами, император Цинь наверняка надеялся, что они веки вечные будут хранить его потомков, и что в итоге? Династия, продержавшаяся всего два поколения, восстание Ван Мана, бегство неспособных наследников – все, над чем так усердно трудятся императоры, будь то хорошее или плохое, каждый раз в одночасье оборачивается прахом.^[46]

Чжоу Фэй никогда раньше не слышала от своей матери столь длинных речей, даже подумала ненароком, не вселился ли в нее сам Чжоу Итан.

Се Юнь в ответ покачал головой и повесил Аньпинский приказ на ветку.

Глаза демоницы Ли сверкнули:

– Разве не ты говорил, что не доверишь его никому?

– Я приехал сюда издалека, чтобы передать весточку, – рассмеялся Се Юнь. – Аньпинский приказ – всего лишь маленький подарок. Теперь, когда послание доставлено, эта вещица для меня – просто безделушка. Ни к чему ради таких пустяков жертвовать собственной жизнью.

– Послание доставлено? – лицо Ли Цзиньжун помрачнело. – Ты правда думаешь, что случайный набор звуков станет для тебя спасением? С таким же успехом я могла бы сказать, что того, кто тебе нужен, здесь и вовсе нет!

Чжоу Фэй на мгновение стало тревожно, но она не знала, из-за чего именно. У нее аж сердце екнуло – верно, глава все же намеревалась ее выпороть, но, чтобы не потревожить отца, лишь отложила наказание. Как вообще демоница Ли могла позволить самонадеянному чужаку играть на своей дудке, когда ему вздумается, возле дома самого Чжоу Итана? Неужели внутри и впрямь никого нет? Фэй знала, что Ли Цзиньжун никогда бы не навредила отцу, значит, дело в этом «послании». Но если оно не будет доставлено, не порубят ли гонца на кусочки?

«Император не торопится, зато другим неймется»^[47], – заключила Чжоу Фэй, глядя на все с высоты своего дерева.

Се Юнь, казалось, вообще ни о чем не волновался и неторопливо продолжил разговор с главой: