Выбежав из тайной комнаты, он столкнулся взглядом с Чин Кваном, который направлялся к нему сквозь толпу снующих по двору стражников. Вон жестом велел ему подойти ближе, и тот, приблизившись, склонил голову.

– Мне жаль, ваше величество.

– Говори тише, остальные не должны этого слышать. Что произошло?

– Люди ее величества ворвались сюда, когда стражники сменяли друг друга на постах. Как раз в это время госпожа выходила из умывальни… Прежде чем я успел сбежать отсюда вместе с ней, нас окружили солдаты. Опомниться не успел, как она исчезла. По приказу ее величества всех слуг вывели из дворца, и я принялся искать госпожу, но вернулся, чтобы доложить обо всем вам.

– И где она?

– Пока не…

Голова Чин Квана дернулась вбок от сильного удара. Кулак Вона был сжат, на пальце блестело огромное острое кольцо.

– Идиот! Как лучший воин Корё упустил одну-единственную девушку?

Чин Кван, чья щека была распорота кольцом, распрямил шею и уронил голову. Остальные стражники не понимали, в чем дело, но, заметив настроение его величества, тоже склонили головы. Размышляя о том, как же быть, Вон переводил взгляд с одних стражников на других. Обойдя Чин Квана, он подошел к ближайшему воину и ткнул пальцем ему в грудь.

– Ты! Иди и разузнай о придворных служанках, которых увели отсюда: как зовут, чем занимаются во дворце. Проверь каждую. Если чьего-то имени не окажется в списках прислуги, немедленно сообщи мне.

Стражник, получивший приказ, тотчас умчался. Вон тоже покинул двор и направился к дворцовым воротам. Резко обернувшись, он посмотрел на Чин Квана, последовавшего за ним вместе с другими солдатами, и закричал:

– И видеть тебя не желаю! Иди домой и размышляй над этим, пока я тебя не позову.

Низко поклонившись в почтении, Чин Кван угрюмо исчез. Повременив немного, Вон подошел к одному из крепких солдат и низко прошептал:

– Следуй за Чин Кваном. Заметишь малейшую странность – доложишь мне.

Он крепче прежнего сжал ножны, которые до сих пор держал в руке, – последнее, что осталось от Сан. Прощание: оставив то, что он когда-то подарил, она навсегда покинула его. О чем она думала, когда аккуратно складывала ножны поверх шелка, пока вокруг звучали отчаянные вопли и нужно было ускользнуть и от солдат Будашир, и от Чин Квана? Вон насилу впился в губы белоснежными зубами.

Вон велел своим людям вызволить из тюрьмы стражников, которых заключили под охрану. А затем собрал их в женской половине Сунёнгуна и потребовал во всех подробностях рассказать о том, что произошло, когда люди Будашир ворвались во дворец госпожи Чо. Рассказ Чин Квана оказался недалек от правды. Стражники сообщили, что солдаты, неожиданно ворвавшиеся во дворец, хватали и уводили прочь всех девушек, походивших на дворцовых служанок. Умывальня находилась неподалеку от тайной комнаты и упиралась в тупик, и поскольку вся стража, кроме Чин Квана, стояла в противоположном конце коридора, если бы кто-то сбежал оттуда, они бы заметили. Но никто не видел убегавшую девушку.

На самом деле они даже не знали, кого охраняет Чин Кван, лишь догадывались. И всех их схватили солдаты Будашир, когда они попытались оказать сопротивление, поэтому ни у кого из стражников не было времени оглядеться. Они видели лишь, как Чин Кван сопротивлялся солдатам, которые окружили его и пытались уволочь.

– Должно быть, под стражу заключили всех, кроме ее величества госпожи Чо. Спаслись лишь служанки, которые покинули дворец прямо перед тем, как солдаты ее величества прорвались к нашим постам. Даже солдат караула, охранявших дворцовые врата, заперли в темнице.

– То есть кому-то из служанок удалось сбежать? – подрагивая, спросил прищурившийся ван.

– Личным служанкам ее величества госпожи Чо – нет. Лишь служанкам и торговцу с манускриптами, которых ваше величество велело пропустить во дворец. Люди ее величества удостоверились в этом и выдворили их.

– Сколько там было человек?

– Две служанки и мужчина, который волок сундук.

– Эти же трое входили во дворец?

– Это нам не известно – мы не видели, как они вошли. Должно быть, их впустил глава караула. Мы сейчас же все разузнаем.

– Нет, довольно! – вскинув руку, прервал его Вон. Задумавшись на мгновение, он постучал пальцем по лбу, а затем по очереди посмотрел каждому из трех стражей в глаза и отдал приказ. Веский и серьезный голос дал понять: дело не из легких, но государь им доверяет, поэтому воины насторожились. – Ты отправляйся тайно наблюдать за Чин Кваном. Одного стража я уже послал следить за ним, разузнайте и в подробностях доложите мне, куда он ходит и с кем встречается. Не спускай с него глаз и ни за что не попадайся ему. А вы двое отправляйтесь в Пённандо и осмотрите торговые суда, отбывающие сегодня. Вместе с местными чиновниками проверьте каждую девушку от двадцати до двадцати пяти лет. Всех, кого не удастся опознать, снимайте с кораблей и берите под стражу. Так несколько дней, пока я не прикажу обратного.

Когда стражи, поклонившись, двинулись выполнять приказ, Вон вдруг почувствовал изнеможение, в глазах потемнело. Его нервы, натянутые до предела, словно тетива лука, вдруг расслабились. Нет, пока рано. Спиной чувствуя небольшой клинок, лежавший за пазухой, он покачал головой: «Пока не отыщу ее, душе не будет покоя».

На тыльной стороне ладони, куда его полоснуло клинком, до сих пор виднелся пока не заживший рубец. Получить такой – дело удивительное для вана, и лишь ему одному было известно, откуда взялся этот рубец.

«Я ведь говорил, Сан: если поймаю за попыткой побега, собственными руками убью!» – припомнил он и медленно покинул Сунёнгун. Жарко светило полуденное солнце, и оттого у него вновь закружилась голова. Когда подоспевший евнух посоветовал ему отдохнуть, Вон легонько кивнул.

– Я иду к своей первой супруге. Ступай вперед и передай, что я буду признателен, если она приготовит мне чаю.

– Ее величество сегодня в доме Игян-ху. Несколько дней назад ваше величество позволило ей уехать.

– Это сегодня? Тогда я пойду к матери моих сыновей.

По дороге ко дворцу Есыджин Вон раздумывал, отчего первым делом подумал отправиться к Тан. Пусть он и навещал Сан ежедневно, но каждые три дня заходил к Тан, чтобы выпить чаю. Других жен, даже Будашир, он не удостаивал вниманием, и лишь она была исключением. Быть может, все дело в устоявшейся привычке. Не сказать, что разговоры их были особенно теплы и нежны, он приходил скорее из желания увидеть ее лицо, чем из-за того, что заботился о ней. Разве ж ноги понесли его к Тан не потому, что ее чистое и изящное личико напоминало Вону о другой? При мысли об этом он поджал губы.

Когда он вошел в покои Есыджин, та поприветствовала его весьма спокойно.

– Ты раньше, чем я ожидала.

– Налей мне выпить, – с таким же безразличием ответил он и опустился на стул. Устало откинул голову и расправил плечи, а затем вдруг усмехнулся. – Хах, раньше, чем ты ожидала? Так, значит, догадывалась, что я приду?

– Когда дворец госпожи Чо разгромили, я поняла, что рано или поздно ты явишься ко мне. Но и подумать не могла, что это произойдет так быстро. Не так уж приятно быть заменой для замены.

Велев дворцовой служанке принести им выпивку и закуски, Есыджин села рядом с ним. Пока их не принесли, ван молча смотрел в стол. А когда служанка вышла, оставив их вдвоем, Есыджин наполнила пиалу Вона, и тот заговорил, словно сдерживался все это время:

– Нет замены для замены. И замены нет. Мне нужна настоящая.

– Но проблема в том, что настоящая ускользнула у тебя из рук.

Она была совершенно права, хоть и не знала о том, что прежде Сан находилась взаперти во дворце госпожи Чо. Вон все быстрее наполнял и осушал пиалы. И Есыджин это не радовало: прежде она не раз сталкивалась с безумствами своего супруга. А разжигал это безумие и тягу к насилию алкоголь.

– Помнишь прошлый раз, когда ты приходил ко мне? Тогда ты долго плакал у меня на руках, кусая губы в кровь. Это был первый раз, когда я видела твои слезы.

– И последний. Так что перестань вспоминать об этом!

– А ты знаешь… я очень хотела увидеть, как ты плачешь. Думала, если ты, безжалостный, жестокий, ужасный, бездушный и беспощадный, станешь плакать и страдать, как обыкновенный человек, мне станет легко на душе, как ни от чего другого. Ты поймешь мои чувства, если вспомнишь, как обошелся со мной.

– Лучше б мне плакать при мысли о тебе? Кричать во весь голос, словно дитя малое, и извиваться на полу, а, Есыджин?

– Но это не принесло мне облегчения. Смотреть на твое покрытое слезами лицо было так тяжело. Среди всех ночей, что я провела с тобой, та была самой болезненной. Вынести твои слезы было тяжелее, чем моменты, когда ты увлеченно истязал мое тело. Тогда стоны срывались с губ, хоть я и сжимала их, силясь сдержать плач.

– Хватит! Чтоб тебя, я даже вкуса алкоголя не чувствую.

– Наутро ты был в порядке, как и всегда. Когда я услышала, что Ван Лин и та девушка, Сан, пропали, я поняла, отчего были те слезы: ты отослал их. А значит, тебе предстояло жить без них.

– Что ты хочешь этим сказать? Перестань ходить вокруг да около, Есыджин, скажи прямо, как есть!

– Я говорю, что пора тебе перестать жить в их тени, Иджил-Буха! Лишь оттого, что Ван Лин и та девушка больше не рядом, ты не одинок в этом мире. Вокруг столько людей, готовых помочь! Относись с уважением к тем, кто жертвует собой ради тебя, будь готов и сам прийти помощь, будь благодарным и не относись к ним как к заменам!

Опустив пиалу на стол, Вон резко схватил ее за подбородок. Провел пальцем по пухлым красным губам, бесстрашно роптавшим на него, и насмешливо сказал:

– Так я, значит, должен обнимать тебя как настоящую жену? Больше не думать о Сан, не вспоминать ее и с искренним чувством прижать тебя к себе?

– Я не об этом говорила! Вот же подлый…

– Твои опасения напрасны, Есыджин. Даю слово: я не стану обнимать тебя как замену ей. Но и со всей искренностью не обниму. Я ведь уже говорил, разве нет? Мне нужна настоящая. Познав истинный аромат и прикоснувшись к ней настоящей, я больше не желаю ни одной замены.

– Что… это значит? – подозрительно спросила она. Белки ее глаз отливали синевой.

Вон отпустил ее подбородок и пожал плечами. Только он собрался заговорить, снаружи послышался шум. Вернулся один из его стражников. Тот, кого он отправил следить за Чин Кваном.

– Глава дворцовой стражи покинул западную окраину и направился по пути к Санедо^[20], где встретился с девушкой, ожидавшей его в паланкине у обочины. Он усадил ее на своего коня и держит путь на запад.

– Так и знал, – поднявшись, ударил по столу Вон.

Есыджин широко распахнула глаза и обеспокоенно встала вслед за ним:

– Что случилось, ваше величество?

– Я ищу то, что потерял.

Он поспешно направился к двери. Его походка, быстрая и подвижная, никак не указывала на то, что он за короткое время осушил несколько пиал. Уже собравшись выйти из комнаты, он вдруг обернулся к безучастно стоявшей Есыджин.

– Не одинок, говоришь? Столько людей готовы помочь? Но вот тебе доказательство: я совершенно одинок. Все, кому я доверял, задумали бросить меня. Говоришь, люди, не жалея тел, станут жертвовать собой ради меня. И все по-своему станут мне помогать. Ни слова больше! Мне нужны люди, которые станут помогать мне по-моему. Надеюсь, и ты такой человек, Есыджин.

Оставив позади так и не понявшую его девушку, Вон ускорил шаг и покинул ее дворец. Сменив монаршие одежды на обыкновенные и надев шляпу панкат, он вскочил на коня и, яростно подгоняя его кнутом, пустился к реке Йесонган в сопровождении лишь двух воинов. Казалось, сердце его вот-вот разорвется от гнева. Не зря он ожидал, что Чин Кван его предаст, – прав был. Но эта правота расстраивала его даже больше, чем злила.