– Это была идея Лина. Я лишь дала им деньги и пристанище, – покачала головой Сан, словно сама она не сделала ничего значимого. Тогда Вон объявил, что устал, и покинул секретную комнату. Брови его были нахмурены.

Однажды, когда Ли Сынхю, прежде вежливо отвергавший его приглашения, наконец посетил столицу, счастливый и гордый Вон поспешил к ней с рассказом.

– Он оправдывался, мол, стар совсем и болен, никак не приехать, но сын его расстарался и привез отца с горы Тутхасан. Ли Сынхю немало лет живет на этом свете, и взгляд его теперь глубокий и острый. Мудрости ему не занимать: он в силах с первого взгляда понять, что будет людям на пользу, а что – во вред, и точно знает, какая политика принесет пользу простым людям, а какая будет безрезультатна.

– Лин рассказывал. Он говорил, что этот человек из тех, кто может высказывать критику, не пресмыкаясь перед властью, и потому он необходим твоему реформаторству. И на гору Тутхасан ради встречи с ним ездил. Судя по твоей радости, Лин, похоже, был прав.

«Когда вы двое успели встретиться и поговорить об этом?» – снова нахмурил брови Вон. Мягко опустив пиалу, содержимым которой он наслаждался прежде, его величество ушел – сказал, работы предстоит немало, может, и ото сна придется отказаться.

Так они встречались и расставались день ото дня. Каким бы оживленным ни был разговор, стоило Сан попытаться заговорить о Лине или Сонхве, Вон всякий раз оправдывался усталостью или государственными делами и уходил. В иные дни он распивал алкоголь, пока не начинала кружиться голова и не приходилось звать на помощь Чин Квана. Назавтра же говорил, что спьяну не помнит предыдущий день. Сан, терпеливо ожидавшая добросердечности Вона, больше не могла этого выносить. Неясно было, когда же наконец он признает, что поведение ее исключительно примерно, и позволит им с Сонхвой и остальными встретиться. И чем больше проходило дней, тем сильнее ее сердце болело от непонимания поступка Лина: ну как он мог оставить ее и отправиться на чужбину в одиночестве?

Ее не отпускало желание отправиться за Лином хоть на край света, отыскать его, увидеть его лицо, схватить за ворот и расспросить обо всем. «Я ведь обещала отринуть все и отправиться за тобой, так почему ты оставил меня?» – желала она спросить его, встряхнув. Нет, прежде прочего она желала почувствовать его аромат – сосновый, едва ощутимый. И, обняв его за шею, прижать к себе так крепко, чтобы Лин не смог уйти, чтобы впредь не осмелился оставить ее. Нет, нет, на самом деле просто увидеть его было бы достаточно. Сан отчаянно желала вновь взглянуть на него, но и представить не могла, каких трудов будет стоить отыскать его на просторах огромной Монгольской империи, в далеких и чуждых землях, что лежат за морем и пустынями; и одна лишь мысль о том, что на поиски может не хватить целой жизни, вызывала такой страх, что спирало дыхание.

Но, конечно, всем ее чаяниям не суждено было осуществиться, пока сама она оставалась взаперти в тайной комнате. Именно поэтому перво-наперво ей нужно было выбраться оттуда. Если Вон не выпустит ее, придется пробиваться силой. Придется сбежать и отыскать Сонхву с остальными и Лина. Пусть его величество и угрожал лишить жизни людей Сан, если та ослушается его, она все же решилась попытаться ускользнуть: думала, что Вон, часто навещавший ее во дворце госпожи Чо и всегда проявлявший ласку и мягкость, не может опуститься до жестокости.

Вон, которого она знала, во многом напоминал ее саму. Он был вспыльчив и легко мог прийти в ярость, но долго ненавидеть или злиться был не способен. Поэтому Сан больше не вела себя покладисто, как прежде, и теперь прибегала к любым ухищрениям, лишь бы выбраться из-под надзора Чин Квана. Злилась, умоляла, лгала, порой даже пыталась добиться желаемого силой. Но ее страж не поддавался на уловки и оставался непоколебим, словно скала, чем жестоко разбивал ее надежды.

Знал ли государь о ее попытке сбежать, не знал ли, но вечером, когда Вон вновь пришел навестить Сан, поведение его не слишком отличалось от привычного. Он по обыкновению рассказал о своем дне и покинул тайную комнату лишь поздним вечером. Вот уж несколько дней Сан пыталась побороть Чин Квана и сбежать, а вечерами как ни в чем не бывало беседовала с Воном. Вот и новый день подходил к концу, попытка сказаться больной тоже обернулась неудачей.

Отняв руки от головы, Сан резво поднялась. Вновь подойдя к двери, она взглянула наружу через щель. Не видно ничего и даже не слышно. Однако она понимала: это лишь доказывает чужую бдительность.

– Чин Кван, – тихонько позвала она. – Извини за беспокойство последних дней.

Он по обыкновению не ответил. Ему, ясно, крайне надоела непредсказуемость: Сан то бесновалась, словно пойманный в ловушку дикий зверь, то вдруг успокаивалась и принималась вести себя благовоспитанно. Если подумать, положение у Чин Квана тоже незавидное. Сан вдруг стало жаль его. Вовсе и не питал он к ней неприязни, просто ему, солдату, что следовал приказам, как того и предписывал долг, нелегко было оставаться вежливым с бунтовавшей против него девушкой.

– Извини, – вновь искренне попросила она. – Я знаю, почему ты охраняешь меня столь тщательно. И понимаю. Если кто-нибудь заметит меня снаружи, это навредит его величеству. Если только его противники прознают, что он укрывает предателя Короны из дружеских чувств, последствия будут смертельными. В опасности окажутся все: вы с подчиненными, кому государь велел защищать меня, госпожа Чо и даже здешние служанки, хоть те и не видели меня ни разу. Поэтому я больше не стану мучить тебя и пытаться сбежать из дворца; тихонько спрячусь здесь и не стану рисковать ничьей жизнью…

Глаза ее наполнились слезами – чувствовалось в голосе. Может, он и это принял за уловку? Снаружи по-прежнему стояла тишина. Прижавшись спиной к двери, Сан опустилась на пол и горько улыбнулась. Она говорила от сердца, но это действительно была уловка – от людей вроде Чин Квана, кто всегда остается сосредоточен лишь на важном, честностью можно добиться большего, чем хитростью.

– Но лучше бы меня и вовсе здесь не было, Чин Кван. Одно мое существование досаждает его величеству. Он проводит в этом дворце каждую ночь, неужто люди не сочтут это подозрительным? Разве поймут, отчего и днем и ночью стражи государя охраняют дворец? Он ведь каждый день навещает дворец ее величества госпожи Чо, так разве ж поймут это другие его жены? Первая супруга его величества, которую он так лелеял прежде, должно быть, чувствует себя одиноко. Я ведь приношу одни хлопоты. Вдруг это посеет раздор между ваном, его супругой и сановниками? Сколько еще вам удастся скрывать, что я здесь? Пусть даже ради этого старается сам правитель. Разве я не права? Чин Кван, ты слушаешь? – Стояла тишина. Но он слушал. Сан была в этом твердо уверена. – Потому и говорю: будет лучше, если я исчезну. Тогда его величество не обвинят в укрывательстве и защите преступницы, а вы с госпожой Чо перестанете жить в тревоге. Поэтому помоги мне, Чин Кван, пожалуйста. Я не стану больше доставлять неприятности тебе и твоим людям, пытаясь сбежать. Давай придумаем, как мне покинуть эту комнату, но уберечь тебя от гнева его величества. У меня есть пара мыслей… – сказала она и, слегка повернув голову, выглянув наружу через щель в двери. Оттуда донесся тихий, едва заметный звук. Значит, он слушает? Сан поднесла ко рту неплотно сложенные ладони и понизила голос. – Дни становятся все жарче. А у этой комнаты, ты и сам знаешь, есть недостаток: сюда не проникает ветерок. Если проведу здесь лето, умру от бессилья. Я не похожа на других девушек. Не буду двигаться – растеряю всякие силы. А коль поголодаю несколько дней, сделаюсь на вид совсем больной. Ты ведь и сам видел, как я притворяюсь. Его величество обязательно скажет: «На тебе лица нет. В чем дело?» И если я отвечу, что задыхаюсь здесь, в комнате, куда совсем не проникает свежий воздух, и уверю его, что тотчас почувствую себя лучше, если только окажусь снаружи, уж разве он откажет мне? Я добьюсь его позволения, не беспокойся! И если все получится, в тот же день сбегать не стану. Раз, еще раз и еще – я буду возвращаться в комнату, чтобы успокоить его величество. Словно и не стану сбегать никогда! Тогда он уменьшит количество стражи и позволит мне бывать снаружи подольше, и шанс улизнуть обязательно появится. Хотя бы раз до конца лета. Но придется поломать голову над тем, как бы стражникам остаться невиновными в моем побеге.

– Нет, в этом случае все стражи умрут – будут они подле тебя или не будут.

Вдруг дверь распахнулась, и прижимавшаяся к ней Сан заметно накренилась вперед. Но удивило ее не это, а показавшийся из-за двери ван.

– Вон!

Он взглянул на побледневшую, словно на пороге смерти, девушку и, стиснув зубы, улыбнулся.

– Умрут все, Сан. Все свободные от вахты в день побега. Все, кто живет и служит в этом дворце: мужчины и женщины, все без исключений. Даже госпожа Чо.

– Зачем… они ведь невинны и никак с этим не связаны!

– Тогда не забывай об этих невинных, принимая решение. Хочешь сбежать – убегай. Раз уж их жизни не так и важны для тебя. Это я вижу.

– Это ложь. Ведь так? Скажи, что это ложь, Вон!

– Я ван. Недооценивай монаршие слова! – Захлопнув толстую дверь с такой силой, что она заходила ходуном, он прошел в глубь комнаты и сел за стол. Наполнил пиалу алкоголем и осушил ее одним глотком. И взглядом не окинув до сих пор сидевшую у двери Сан, он приказал: – Иди сюда.

– Мне и здесь хорошо.

Подтянув колени к подбородку и обхватив их руками, Сан сжалась. Посмотрев на нее, Вон отвернулся и подлил себе выпивки. В комнате повисла мрачная тишина. Его величество залпом осушил несколько пиал подряд.

– Так… – негромко заговорил он, – сбежать, выходит, хотела? В глаза мне льстила и счастливой притворялась, а у меня за спиной придумывала, как бы сбежать отсюда. Куда ты собиралась отправиться, одурманив моих стражей самоуверенностью и невинностью, Сан?

– Ты сказал, что позволишь мне встретиться с людьми из Покчжончжана, если я буду послушной, Вон. Но ты не сдержал обещание. – Услышав ее хриплый и чуть слышный голос у себя из-за спины, он ухмыльнулся. Его величество снова наполнил пиалу алкоголем.

– Собиралась сбежать и встретиться с ними? И как же?

– Если бы я спросила Чин Квана…

– Он был достаточно близко, чтобы вести с ним тайные разговоры, но ты так ничего и не услышала? О том, что стало с предателями из Покчжончжана.

– Что… стало?

– Ты не сможешь выбраться отсюда, но и их не увидишь. Не сможешь с ними встретиться.

Сан резко вскочила на ноги и с шумом подлетела к нему. Она громко ударила по столу совсем рядом с его величеством, что продолжал неторопливо распивать алкоголь.

– О чем ты говоришь, Вон?!

– Некоторые из них мертвы, другие сбежали. Они намеревались устроить мятеж, поэтому не доверяли мне и напали на людей Чин Квана – всех убили, прежде чем сбежать. Обычное дело для предателей.

– Этого… не может быть.

– «Этого не может быть, этого не может быть!» Вечно ты так говоришь. Спроси Чин Квана, раз так ему доверяешь. Если это же скажет он, ты, видно, поверишь.

Сан сжала в руке раскинутую на столе шелковую ткань. Ноги ее задрожали, и она рухнула на пол; по столу разлетелись стоявшие поверх шелка чаши. Посуда с шумом разбивалась об пол, кругом разлеталась еда, а Вон и глазом не моргнув осушил пиалу, которую держал в руках.

– Даже если ты сумеешь сбежать, теперь тебе некуда и не к кому идти, Сан. Поэтому, пожалуйста, не доставляй Чин Квану хлопот своими глупостями и веди себя тихо. На месте, где стоял Ончхангун, уже возводят мой дворец, просто подожди, пока строительство не завершат. Там будет дышаться куда как легче, чем здесь.

– Не хочу.