Окинув взглядом уютный палисадник перед домом, деревья в инее и укутанные снегом кусты, Саша подошел к ямщику, на правах старшего расплатился с ним собранной со своей шестерки складчиной и дал пятиалтынный на обратный путь, чтобы никто не переманил их вожатого, и он точно дождался.

– Благодарствую, господин юнкер, – убирая деньги в карман, пробасил ямщик. – К которому часу приезжать, к полуночи?

– Не раньше, – кивнул Дебич, махнул рукой и направился к дверям.

В холле было шумно. Юнкера скинули шинели, башлыки и шапки, как попало пристроив все это богатство на боковую вешалку, и теперь топтались у зеркала, поправляя мундиры и приглаживая волосы. Счастливые обладатели усов, старались подкрутить их в как можно более щегольской манере. Дебич только вздыхал, глядя на это – его собственные усы расти никак не желали, хоть он уже и пытался бриться по утрам, скребя легкий пушок на щеках и над губой старинной отцовской бритвой.

Швейцар объяснил «господам обер-офицерам», где можно оправиться, пригласив обращаться к нему запросто, «если покурить, освежиться или наливочки».

– Одеколон хороший, от Брокарда, а наливка домашняя – вишневая и клюквенная, без всякого спирту, только свой собственный градус, даже господин Председатель попечительского совета граф Боборыкин не брезгует откушать.

Сверху послышалась музыкальная какофония – оркестр настраивал инструменты.

– Пора, господа, – кивнул своей роте Дебич. – Не к лицу нам опаздывать, еще начальнице представляться, а уже бал начинают, – и юнкера друг за другом потянулись по лестнице на второй этаж. Там их уже ждали две воспитанницы старших классах в парадных платьях с небольшим декольте: одна в кремовом, вторая – в салатовом. Они провожали всех гостей в бальную залу, из открытых дверей которой пахло лимоном, паркетной мастикой и еще чем-то вкусным и лился яркий свет от множества зажженных люстр и бра.

Первая барышня была высокой, светловолосой, с ярким румянцем и выразительными голубыми глазами. Когда она улыбалась, на щеках появлялись милые ямочки. Вторая же – худенькая и невысокая с рыжими, чуть вьющимися волосами, из-за чего ее прическа казалась слегка растрепанной, Саше вовсе не глянулась – «серая мышка», – подумал он, – «нет, скорее, рыжая, полевка».

Зала поражала светом, обилием зеркал и множеством парадно одетых гостей – тут были и ученицы старших классов в платьях пастельных оттенков, и офицеры в эполетах и сапогах без шпор, даже один полный генерал, но уже того возраста, что способен был только сидеть в кресле, яростно борясь со сном. В углу недалеко от настраивающего инструменты оркестра на возвышении стоял ряд кресел, в которых восседала начальница училища Ольга Егоровна Венкстерн^[6] (относительно имени юнкера просветил Жорж в кубе) в окружении нескольких дам. Все они – в глубоко декольтированных платьях из какого-то струящегося материала, с высокими прическами – были примерно одного возраста, вернее, совсем без оного, потому что на взгляд им можно было дать от тридцати до пятидесяти. Колье и диадемы дам блестели в свете люстр и притягивали взгляд.

Дебич выстроил юнкеров, и они направились прямо к обтянутым синим бархатом креслам, стараясь не поскользнуться на слишком хорошо натертом паркете. «Идти надо, как в танце, ставя ноги чуть вбок и не отрывая их от пола», – вспомнил Саша наставление училищного танцмейстера и показал этот шаг остальным. Получилось замечательно, и пол под ногами перестал быть катком.

– Князь Дебич, старший команды юнкеров, наряженных на бал от Александровского училища, – представился Саша, аккуратно поцеловал протянутую дамой руку, поклонился и отошел, уступая место товарищам. Оглянувшись, успел заметить, что давешние барышни, улыбаясь, смотрят на него, но, поймав его взгляд, спешно прикрываются веерами и ретируются за колонну. «Ну, точно мышки. Смешные», – подумалось юнкеру. Он усмехнулся, подхватил под руку Воронова и уверенной походкой направился в буфет промочить горло в ожидании танцев.

– Какие он тут все хрупкие и маленькие, – не удержался от комментария Михаил. – Не кормят их что ли?

– Может, просто не выросли еще, – пожал плечами Саша.

– Нас встречали самые старшие, выпускной класс, начальница кому-то говорила, я услышал, – парировал Воронов. – Получается, если они и моложе нас с тобой, то на год где-то. В общем, jeune fille à marier, как раз твой случай, – он усмехнулся и залпом выпил стакан сельтерской.

– Увы, не мой, тут большинство – бесприданницы, а мое положение ты знаешь. Сам не хочу, – он вздохнул, – но маменька привыкла жить на широкую ногу. Кто я такой, чтобы лишать ее радости? – Дебич тоже попросил воды, но тут оркестр заиграл в полную силу, распорядитель, вылетев на центр, объявил:

– La Polonaise, messieurs, invitez vos dames (Полонез, кавалеры, приглашайте своих дам (фр.)), – весело хлопнул в ладоши, и пары начали выходить на центр.

Дебич оглянулся, выбирая, кого из барышень ангажировать на танец. Ближе всего оказалась «мышка-полевка» в зеленом платье, и именно ей он с поклоном предложил руку:

– Позвольте вас пригласить, юнкер князь Александр Дебич, – Саша щелкнул каблуками и слегка наклонил голову.

– Александра Федоровна Громницкая, – представилась девушка, слегка приседая в реверансе, а потом положила руку на плечо юнкера, гордо подняла голову, и он почувствовал, что теряется в глубине ее карих глаз.

«Что это? Зачем? Как невовремя…», – подумал Дебич, а сердце радостно запело, и губы сами собой растянулись в улыбку. Эта маленькая мышка неожиданно сразила его наповал.

Саша знал за собой, что влюбчив – все прошлое лето в усадьбе его мыслями владела соседская Зиночка, а до этого целый Сезон он спать не мог, вспоминая голубые глаза и пухлые губы Сони Белопольской, чья матушка когда-то училась вместе с княгиней Дебич в институте. Нынешняя осень принесла новую влюбленность – в сестру корпусного приятеля Оленьку Извольскую, что с недавнего времени стала вместе с матерью навещать того в приемные дни. Именно с ней Саша намеревался танцевать в Благородном собрании, а через пару дней он был приглашен на домашний музыкальный вечер к Горецким, где обитали пять барышень разного возраста и стайками носились их подруги, создавая атмосферу всеобщей влюбленности и радости.

Дебич нравился девушкам и всегда с головой уходил в новое увлечение – дарил цветы, сочинял стихи, что, надо сказать, получалось у него весьма недурно, готов был играть с барышней в четыре руки на пианино, рисовать ей в альбом и писать туда разные милые глупости, но был он столь же ветренным, сколь влюбчивым, и расставался всегда легко, не сильно страдая сам, но и не обижая девицу. Во время танца он всегда умел не только великолепно вести партнершу, но и виртуозно занимать ее разговором на любую тему, сейчас же мог только несколько глуповато улыбаться, глядя на Александру, и односложно отвечать на ее вопросы, что выглядело ужасно нелепо.

Юнкер старался взять себя в руки, но едва он собирался начать милую болтовню, язык прилипал к гортани, сердце начинало биться сильнее, на лбу выступали бисеринки пота и даже привычные знакомые с детства па танца давались с трудом, и в один момент он едва не сбился с такта. «Стыдитесь, князь, – упрекнул внутренний умник. – Вы лучший танцор училища, и чуть не оконфузились». На какое-то время это помогло, Сашу немного попустило, и по окончании полонеза он смог поблагодарить партнершу и отвести ее к креслам у колонны. На вопрос, не желает ли она освежиться, девушка ответила отказом, тогда юнкер попросил позволения отлучиться и направился прямиком в каморку к швейцару, где выпил залпом лафитничек наливки и, попросив папиросу, не одеваясь, выскочил на крыльцо курить.

То, что случилось с ним сейчас, было ни на что не похоже. Словно удар молнии – хотелось петь, кричать, прыгать от радости и одновременно тихо спрятаться где-то в углу. Обнимать весь мир и в то же время он всех затаиться. Странное, нелепое и невероятно волшебное ощущение какого-то внутреннего полета, которое было настолько личным, что делиться им ни с кем не хотелось.

Выкурив две папиросы и изрядно замерзнув, Дебич снова выпил настойки, зажевав ее ментоловой пастилкой, потом долго приводил себя в порядок в туалетной комнате, прежде чем вернуться в зал под чарующие звуки вальса.

Глава вторая

Оркестр заиграл вальс, Аликс сидела на стуле у колонны, нетерпеливо притоптывая в такт ногой и оглядывая зал. Симпатичный юнкер, оказавшийся ее тезкой, так и не появлялся. Неожиданно дверь в залу отворилась, и девушка скорее почувствовала, чем увидела предмет своих грез. Их взгляды встретились, Саша поспешил к «мышке», боясь, что кто-то пригласит ее раньше него. Она же вся засветилась лицом, готовая вскочить со стула, едва юнкер окажется рядом.

Его предложение и ее согласие на танец прозвучали одновременно. Дебич еще не закончил поклон, как Аликс положила руку ему на плечо, готовая закружиться в вальсе.

– От вас морозом пахнет и вишневой наливкой, – неожиданно сорвалось с губ девушки, и она испуганно затихла.

– Курить выходил, а наливкой запах табака отбить пытался, – улыбнулся Саша, и на душе у него стало легко и радостно. – Мы же с вами тезки, как вас по имени называют? Меня Алекс.

– Аликс, как императрицу, мы же с ней тоже тезки, – лукаво блеснула глазами девушка, быстро потупив взгляд. – Так, конечно, дерзко говорить, – она закусила губу и глянула на юнкера из-под ресниц.

«Интересно, у кого она эдакому кокетству научилась? – подумал Саша. – Или это не флирт вовсе, а чистота сердечная?» – он снова улыбнулся девушке, виртуозно ведя ее в вальсе.

– С вами легко танцевать, можно ни о чем не думать и не считать такт, – Аликс слегка откинулась на руку юнкера, глядя куда-то мимо него.

– Вам удобно? Не быстро? Голова не кружится? – заметив ее маневр, спросил он.

– Только немного, так всегда от вальса, – она улыбнулась немного грустно. – Очень люблю его танцевать, но голова моя с этим танцем не дружит.

– Давайте сбавим темп, – тут же предложил Дебич. – А то и вовсе выйдем из круга, отведу вас в буфетную.

– Нет-нет, – слегка помотала головой девушка. – Ой, – она прикрыла глаза. – Все хорошо, еще один тур, пожалуйста. Это мой последний бал в училище. На Пасху будет не до танцев – экзамены на восьмой год обучения, а дальше вообще не знаю, как сложится.

– Зачем восьмой? – удивился Саша.

– На звание домашней учительницы. Тогда я смогу стать гувернанткой, или земство какое меня пригласит. А это и жалованье, и стол, и крыша над головой. – Аликс говорила это все спокойно и даже радостно, но сердце юнкера почему-то сжалось. «Наверное, сирота, вот и приходится думать, как на жизнь заработать», – подумал он, но вслух не сказал ничего.

Тур вальса закончился, Саша проводил свою партнершу к креслам и сам остался стоять рядом. Он знал, что это против правил, и на следующий танец он должен непременно пригласить какую-то другую девушку, но ему было так тепло рядом с этой милой «полевочкой», что никуда не хотелось от нее отходить.

– La quadrille, messieurs engagent les dames (Кадриль, кавалеры приглашают дам (фр.)), – прокричал, выбежав в центр залы, распорядитель. – Кадриль, кадриль!

Дебичу очень хотелось снова танцевать с Аликс, но он не посмел пригласить девушку, на второй танец подряд. «Не хватало еще глупых сплетен вокруг ее имени. Конечно, это почти домашний бал, и правила более вольные, но лучше я ангажирую ее на мазурку перед ужином», – подумал он, решительно пресекая собственные попытки поступить по желанию сердца, а не разума. И все-таки сердце почти победило, когда рядом с креслом Аликс возник Воронов и поклонился, приглашая ее:

– Позвольте просить вас на кадриль.

– С удовольствием, – откликнулась девушка, подала Мишелю свою затянутую в перчатку руку и пошла с ним на центр, где строились к танцу пары, мельком оглянувшись на Сашу с улыбкой, словно говоря «это ненадолго, и так надо».

Другу Дебич доверял, как себе, в то же время прекрасно понимая, что от танцев с другими кавалерами он Аликс оградить не сможет, да и прав таких не имеет.