Эл наконец добился того, чтобы девушка взглянула на него с интересом. Для неё участие в Императорских Скачках было заветной мечтой, но туда не допускали женщин, даже из княжеских семей.

– Неужели? – Она сощурилась.

Почуяв интерес Нонны, Эл пустился во все тяжкие:

– Смею признаться, я участвую в ближайшем сезоне. Буду одним из новых фаворитов.

Он явно сказал это для красного словца, но кузина неожиданно предложила:

– Тогда встретимся на скачках в октябре. Вы не против? И как зовут вашего рысаря?

В глазах Лаврентия отразилась паника.

Судя по всему, никакого рысаря у него и в помине не было, а ездить верхом на таких опасных животных он вообще не умеет, но Бог Женщин сдаваться не собирался, поэтому выдумал на ходу:

– Белая… Белая Стрела.

Нонна опять сощурилась, но взглянула уже на меня.

– Ты слышал, братец? Совпадение знаменательное. Я бы назвала это зловещими происками судьбы, если бы в ней был хоть какой-то смысл. Но ты только послушай: у тебя – Чёрный Буян; у Лаврентия – Белая Стрела; у меня – Красная Фурия. Мы обязательно должны прокатиться вместе. Не исключено, что из этого выйдет что-то катастрофическое, но занятное.

Её голос утонул в шуме гудка – поезд просигналил о скором отправлении.

Нам пришлось поторопиться.

Нонна не стала больше задерживаться и попрощалась с нами, а потом поспешила в сторону вокзала, пообещав обязательно быть на скачках этой осенью.

– И что теперь делать, друг? – уныло прошептал Эл, глядя, как Нонна уходит в сопровождении охраны и помощниц. – Я же рысаря ближе, чем на пушечный выстрел, к себе никогда не подпускал. У меня с этими магическими тварями с детства не сложилось.

– Скажи ей правду, – посоветовал я. – Тогда мне не придётся бить тебя по физиономии за твои попытки соблазнить мою двоюродную сестру.

– Что-то не везёт мне в последнее время, – ещё мрачнее отреагировал тот. – Из дома пришлось бежать, на вагон колдуны напали, дар Сердцееда не сработал, ты мне по физиономии бить собираешься, да ещё и на станции никто не встретил. Что со мной не так?

Он опять внимательно оглядел перрон и принялся писать сестре в Скриптории.

Та ответила ему через минуту ожидания. Причем ответила на иностранном языке – я успел заметить появившиеся иероглифы на листке блокнота, написанные уверенно и размашисто. Да ещё и с восклицательным знаком.

Кажется, это был язык народа Шаньлин.

Изучить его мне так и не довелось, о чем я уже успел пожалеть, потому что ехал как раз в сторону границы с их землями.

– Вот достала, опять на мне практикуется, – пробурчал Эл. – Я же не понимаю её по-шаньлински. Хотя я её и по-русски порой не понимаю.

Сестра будто услышала его, и на зелёном листке Скриптории появились строчки уже на русском.

Прочитав ответ, Эл просиял.

– Благодарствую, прекрасная сестрица! – В его голосе послышалось облегчение. – Я твой должник!

Он заулыбался и черканул слова благодарности своей сестре.

Потом закрыл Скрипторию, сунул её в карман пиджака и зачем-то надел на нос свои треснутые очки, после чего изобразил короткий победный танец: шагнул назад, скользнув подошвами туфель по асфальту, сделал оборот, коснулся лба и щёлкнул пальцами.

– Свобода, друг!

Княжичи так себя, конечно, на людях не ведут. Особенно из такого известного и уважаемого рода.

Однако Элу на это было наплевать.

– Ольга уговорила матушку перенести ритуал, – сообщил он уже по дороге к вагону. – Сказала ей, что лучше такие ритуалы проводить в день зимнего солнцестояния. Мол, так лучше проверяется Чистая Любовь к Предметам. Это, конечно, выдумки. Сестра сочинила. Зато теперь у меня есть больше полугода, чтобы достать нужное зелье. Матушка даже согласилась дать мне свободу, до самого ритуала. Видимо, испугалась, что я её возненавижу. Сказала, что не перекроет денежное содержание. А еще позволит мне испытать судьбу. Представляешь? Испытать судьбу! Так моя матушка никогда бы не сказала, но, похоже, она начала понимать меня!

Эл взялся за поручень и легко запрыгнул на ступеньку вагона, затем ещё раз щёлкнул пальцами, повернулся ко мне и объявил:

– Так что я еду дальше! Испытывать судьбу!

– Свою или мою? – усмехнулся я.

– Твою, конечно! – засмеялся Эл. – Моя уже испытана!

– Ну-ну. – Я бы с ним, конечно, поспорил, но у меня имелось более важное дело.

Я спрятал золотое кольцо Нонны в кармане, быстро достал оттуда часы и отщёлкнул на них крышку.

Времени оставалось мало – всего около пяти минут.

И на этот раз решалась не моя судьба, и даже не судьба Эла, а кое-кого другого.

Глава 7

Времени имелось мало.

Оставив Эла в вагоне-ресторане в компании выпивки, чёрной икры и охраны поезда, я наконец отправился к себе в купе, чтобы остаться одному, но по пути опять задержался – столкнулся ещё и с няней Ангелиной.

Увидев меня, та всплеснула руками и встала в тамбуре, не давая пройти.

– Илюша, ты такой бледный! Как ты себя чувствуешь?

– Всё хорошо, Ангелина Михайловна, – как можно мягче произнёс я. – Надеюсь, вы хорошо устроились в своём купе?

– Ну конечно, крошечка. Всё замечательно. Хотя повар в ресторане мог быть и повежливее. Я хотела воспользоваться его духовкой, чтобы испечь тебе пирог с новой начинкой, а он не позволил.

Она улыбнулась и по-заговорщицки тихо добавила:

– Даже не знаю, как в его супе по-бреольски оказалось десять порций леденящего перца. Возможно, начальник поезда разберётся. Он как раз сейчас ест это блюдо на ужин.

Я усмехнулся.

Моя няня, как всегда, была прекрасна.

– У тебя что-то случилось? – нахмурилась она. – Хочешь, я всё же испеку тебе пирог? С поваром договорюсь.

– Лучше просто отдохните. Вы успеете напечь пирогов и в Гнилом Рубеже.

Я взял её за плечи и нахально отодвинул в сторону.

Она не стала мне больше мешать, но всё же добавила, когда я уже выходил из тамбура:

– То, что ты сегодня с ртутью сделал – начало великого пути. А я уж боялась, что не доживу до этого прекрасного дня. Возможно, сейчас передо мной стоит тот, кто изменит всю нашу алхимию до неузнаваемости. И скажу честно, я ведь специально отказалась от поднятия ранга, чтобы продлить жизнь и увидеть всё своими глазами, Илья.

Я обернулся.

Она редко называла меня по-взрослому. Не «Илюшечка», не «крошечка», а «Илья». Это значило, что она хочет, чтобы я обратил на это внимание.

Няня серьёзно на меня посмотрела, а потом вдруг улыбнулась и объявила:

– Пойду всё же договорюсь с поваром! Уж очень мне понравилась его духовка!

Прозвучало это как «Его духовка теперь принадлежит мне!».

Распрощавшись наконец с няней, я добрался до своего купе и спровадил охрану в другой вагон. Затем закрылся на ключ и сразу же проверил портфель, который дала мне Нонна. В нём, конечно, оказалось пусто, потому что дело было вовсе не в документах, которые я якобы забыл.

В ход пошло золотое кольцо.

Я ещё раз убедился, что оно тёплое, а значит, магически заряжено, после чего положил его на стол у зашторенного партьерой окна, уселся в кресло и достал из кармана часы.

Отлично, примерно через пять секунд должно произойти алхимическое чудо.

Через четыре.

Три.

Две.

Одну…

В следующее мгновение кольцо приподнялось над столом.

А потом рука, на которую оно было надето, начала обретать образ и плоть. Вместе с рукой появилось и тело девушки в накидке.

Ещё через десять секунд напротив меня, прямо на столе, сидела Нонна. Вместе с маленьким зелёным чемоданом на колёсиках.

Такую магию переноса материи с помощью заряженного сплава в кольце я наблюдал впервые, но всё равно не удивился. Однажды Нонна во время прогулки на рысарях доверила мне секрет своего золотого кольца, назвав его Кольцом Транспозиции.

Она, как и все в роду Ломоносовых, была золотым алхимиком, да ещё и ранга Прозревший Мастер, а они способны создавать собственные алхимические формулы.

Это кольцо и было таким.

Единственным в своём роде.

На его выплавку ушло пять лет. Его создала сама Нонна, а формулу сплава никому и никогда не рассказывала, пообещав унести её с собой в могилу.

Кузина мрачно меня оглядела, затем спрыгнула со стола, сбросила накидку с плеч прямо на пол и вздохнула… потом ещё раз вздохнула… и только потом произнесла:

– Всё очень серьёзно, Илья, иначе меня бы тут не было.

– Я уже понял, Нонни, – кивнул я, тоже не без мрачности.

Она уселась за стол напротив меня и торопливо заговорила:

– Софья Солонец меня прикроет. Мы договорились. Все думают, что я у неё в усадьбе, помогаю с приготовлениями к торжеству, так что у меня есть примерно четыре недели.

Я нахмурился от нехорошего предчувствия.

– Зачем тебе четыре недели? Ты можешь сказать прямо?

– Чтобы спасти твою бессмысленную жизнь, – ответила Нонна: максимально прямо и всё так же мрачно. – Надеюсь, ты не против, если я прокачусь с тобой до Гнилого Рубежа? И второй вопрос: какой уровень отчаяния вызывают у тебя плохие новости?

Я, конечно, понимал, что случилось что-то серьёзное.

Но не настолько же!

– Ты собралась со мной в Гнилой Рубеж? – уставился я на кузину. – Ты сошла с ума от депрессии?

Нонна закатила глаза.

– Хочешь поговорить со мной о депрессии?

Я поднялся и горой навис над девушкой, уперев ладони в стол.

– Что именно случилось, Нонни? Говори прямо.

– Куда ещё прямее, Илья? – Нонна тоже поднялась и нервно покрутила кольцо на указательном пальце. – Твой отец использовал завещание Великого Михаила о ссылке, но сделал это не с целью ссылки. Он хочет тебя убить.

Я вскинул брови.

Только не от удивления или ужаса, а от того, что Нонна, будучи умной девушкой, не догадалась о намерениях моего отца раньше и сделала из этого «плохую новость».

– Спасибо, что сообщила, – кивнул я, чисто из благодарности к её рвению.

Она нахмурилась.

– То есть, ты уже в курсе, что любой незнакомец, охранник, помощник или даже родственник может оказаться убийцей? Твой отец заплатил кому-то баснословную сумму, чтобы тебя убили и представили всё, как несчастный случай.

А вот это оказалось действительно плохой новостью.

Я давно знал, что Борис Ломоносов мечтает от меня избавиться, но не думал, что он настолько ненавидит меня за позорный дар, что готов заплатить за мою смерть.

Значит, алхимия и в этом мире становится моим врагом?

Ну что ж, тогда посмотрим, кто кого.

– Папенька не хочет ждать, пока меня убьёт Гнилой Рубеж? – сощурился я. – Но ты откуда об этом узнала?

– Случайно услышала в саду разговор твоего отца с кем-то, когда позавчера днём с концерта домой возвращалась, уже после твоего отъезда. Не знаю, с кем твой отец говорил. Я побоялась выглянуть из-за куста, но зато услышала последние фразы. Я даже записала их слово в слово… погоди…

Нонна расстегнула чемодан, вынула оттуда кожаный свёрток и развернула его прямо на столе.

Сначала я подумал, что так выглядит её Сокровищница и что внутри вшитые кармашки с ареальными пробирками, как у меня, но оказалось, что внутри кузина хранила совсем другие вещи.

Там лежали круглые чёрные пластинки диаметром с кофейное блюдце.

У Нонны этих штуковин имелось с десяток.

– И что это? – нахмурился я.

– Минуту, не торопись, – шепнула она и взяла самую верхнюю пластинку, держа её за края.

Затем из чемодана достала ещё и странного вида устройство размером с книгу: с квадратным деревянным корпусом, маленьким рупором и иглой.

– Это трансмутационный графофон, – пояснила кузина не без гордости. – Мы вместе с подругой Марьяной придумали, чтобы звук записывать. Живая Игла-артефакт работает от заклинания и пишет колебания звука на пластинке с напылением из алхимического порошка. Здорово, правда?