Она видела – женщина рассчитывала на большую благодарность с ее стороны, но не сумела найти отклика у себя в душе. Подошла младшая медсестра и стала учить Джози, как следует самой менять повязки на ранах, как делать перевязь и надевать ее через голову здоровой рукой.

– Да, поход в туалет будет нелегкой задачей. Я бы на вашем месте носила одежду попроще, где нет хитрых застежек и крючков.

– О, это не проблема, учитывая, что у меня вообще нет никакой одежды. Ни крючков, ни пуговиц. Была ночная рубашка, да и ту сорвало взрывной волной.

– О боже, – вздохнула сестра. – Ну, я надеюсь, они обеспечат вас вещами, прежде чем выписывать.

– Если они этого не сделают, я ни за что на свете не соглашусь покинуть палату в больничной сорочке, едва прикрывающей голый зад, – заявила Джози.

Сестра прыснула от смеха.

– Отлично! Так держать! Смотрю, вы стараетесь не падать духом.

– А что еще мне остается делать? Если не смеяться – только плакать.

Девушки переглянулись и улыбнулись друг другу.

– Пойду взгляну: может, у нас в бельевой найдется что-нибудь для вас, – сказала медсестра.

Вскоре она вернулась с обещанной одеждой: пара фланелевых панталон, две вязаные безрукавки, свитер из грубой шерсти, твидовая юбка и поношенное пальто. К ним добавились чулки, пояс с подвязками и туфли на шнуровке, тоже изрядно поношенные.

– Надеюсь, я не ошиблась с размером, – сказала сестра.

У Джози возникли мрачные подозрения, что вещи принадлежали одной из умерших пациенток. Но поскольку привередничать не приходилось, она приняла их и поблагодарила заботливую медсестру. Панталоны и жилетки были чистыми. Вероятно, их успели постирать в больничной прачечной, но свитер сохранил запах духов прежней хозяйки. Джози узнала его – «Пепел розы», – этот аромат особенно не нравился ей. Она вообще не любила духи, исключение составляла лишь лавандовая вода. Джози вспомнила, как однажды Стэн принес домой флакон дорогих духов, который, как он утверждал, случайно купил со скидкой у одного парня. Аромат оказался приторно-тяжелым. Джози никогда не пользовалась подарком. Сейчас ей показалось забавным, как случайный запах неожиданно вызвал цепочку ярких воспоминаний.

Когда Джози оделась, ее отвезли в инвалидном кресле к выходу, где уже дожидалось такси. За окном машины проплывали разбомбленные кварталы. Разрушения были столь существенны, что Джози не узнавала район и не могла толком понять, куда они направляются. Монастырь оказался неподалеку от больницы и улицы, где раньше жила Джози. Она подумала, что наверняка не раз проходила мимо, но не обращала внимания на невзрачное монастырское здание: часть, обращенная к улице, представляла собой скучную кирпичную стену без единого окна, с маленькой незаметной дверью. Таксист проводил Джози до входа и нажал кнопку звонка. Им открыла монахиня в белом, туго накрахмаленном апостольнике, обрамлявшем ее гладкое, без единой морщины лицо, по которому невозможно было определить возраст. Она смотрела на прибывших с таким отрешенным видом, что Джози едва не передумала – стоит ли оставаться здесь? Однако водитель произнес бодрым голосом:

– Добрый день, сестра. Вот, привез еще одну новообращенную для вашей обители. Позаботьтесь о том, чтобы ее держали исключительно на хлебе и воде!

Это было обычное подтрунивание рабочего-лондонца над представительницей католической церкви, но для перепуганной Джози шутка водителя едва не стала последней каплей.

– Знаете, я, пожалуй… – начала она, но монахиня вскинула руку и улыбнулась.

– Дорогая, не слушайте этого ужасного человека, – сказала она. – Нас предупредили о вашем приезде. Мы ждем вас и очень рады. Пожалуйста, заходите.

Джози провели по длинному переходу, и она очутилась во внутреннем дворе монастыря, окруженном со всех сторон кирпичными стенами. Видимо, монахини решили разбить на месте цветочных клумб небольшой огород, но, поскольку стояла зима, грядки пустовали, если не считать пары дряблых кочанов капусты. Они пересекли двор и вошли в другое помещение – просторный холл, – здесь было тепло и пахло кашей. За холлом последовал еще один коридор, и наконец Джози оказалась в огромном зале, сплошь заставленном железными армейскими койками, большинство из которых были заняты.

– До войны здесь находилась комната отдыха. А теперь мы временно отдали ее под общежитие, – пояснила монахиня. – Найдите свободную кровать, свои вещи положите под нее. Могу я еще чем-то помочь?

– Я была бы признательна за чашку горячего чая, – сказала Джози.

Монахиня улыбнулась.

– Чай развозят в четыре часа. В шесть – ужин. Свет гасят в девять. В ночное время соблюдается полная тишина. – Она сделала паузу. – Если захотите, можете присоединиться к любому из наших богослужений в часовне.

– Спасибо, – пробормотала Джози, удержавшись, чтобы не добавить «нет, не надо».

В ее воспитании не нашлось места религии, за исключением нескольких лет, когда Джози посещала воскресную школу при методистском приходе, да и то потому лишь, что для учащихся были организованы однодневные поездки на морское побережье. Она даже победила в конкурсе чтецов и получила в качестве приза книгу о бедной девочке, которая страдала от жестокого обращения и за это попала на Небеса. Обещание не выглядело вдохновляющим, и на этом знакомство Джози с церковью завершилось. Ей всегда казалось, что суть религии сводится к страху перед разгневанным Богом и наказанием за грехи. Джози давным-давно решила, что если бы она была богом, то сделала бы что-нибудь с войнами и страданиями людей.

Она выбрала кровать, стоявшую возле окна, с двумя одеялами и подушкой. Джози опустилась на край постели, чувствуя усталость и легкое головокружение после поездки в машине и долгого хождения по монастырским коридорам. Она легла и уставилась в высокий сводчатый потолок. Ей послышалось, что где-то вдалеке звучит протяжное пение.

– Веселая музычка, нечего сказать. Как на похоронах, – раздалось у нее над ухом.

Джози повернула голову и увидела лежащую на соседней кровати полную женщину. Все лицо у нее было разбито и покрыто синяками, а обе ноги закованы в гипс.

– Ну и ладно, – сказала женщина, перехватив взгляд Джози, – в ближайшее время танцевать все равно не придется. А что с вами случилось? Ваш дом тоже разбомбили?

Джози кивнула.

– Сломали руку?

– Ключицу. И сотрясение мозга. Велели лежать несколько дней и поменьше двигаться.

– Считай, повезло, – сказала женщина. – Кстати, меня зовут Ада.

– Джози. Рада познакомиться.

– По крайней мере, мы все еще живы, не так ли? Видите женщину – вон та, в черном, неподвижно лежит на кровати? Потеряла троих маленьких сыновей. В дом попала зажигательная бомба, и он вспыхнул как факел, а мальчики были наверху в детской, там и сгорели заживо. Муж на фронте, тоже не известно, что с ним. Бедняжка целыми днями смотрит в потолок и не говорит ни слова. Не уверена, сумеет ли она вообще когда-нибудь прийти в себя. – Соседка взглянула на Джози и печально покачала головой. – Ужасно, правда? Как думаете, если бы эти немцы знали, что они делают с простыми людьми, неужели не остановились бы? Или они все такие чудовища?

– Полагаю, им приходится делать то, что приказывают. Как и нашим парням. Но мой Стэн хотя бы сражается с другими солдатами, а не убивает гражданских.

– Наши ребята не тронут беззащитных женщин и детей, – с гордостью объявила Ада. – Хорошо, что моя дочь выросла, вышла замуж и уехала. Они с мужем и детьми перебрались в Австралию перед самой войной. Звали и нас с собой, но мой старик заупрямился. И что же дальше? Ни за что не угадаете. Этот зануда умирает, лежа у меня под боком в супружеской постели. Сердечный приступ, вскоре после объявления войны. Так что теперь я одна, и дома у меня больше нет. Понятия не имею, куда идти. Конечно, еще имеется старший брат, но его жена настоящая стерва.

– Со мной та же история, – подхватила Джози. – У Стэна есть сестра, но я и пяти минут не смогла бы пробыть с ней под одной крышей. Они с мужем постоянно ссорятся и дерутся. А уж ругань стоит – уши вянут.

– И куда вы намерены податься? – поинтересовалась Ада.

– Меня включили в список для эвакуации. Отправят в глубь страны, в сельскую местность.

– Как чудесно, – вздохнула Ада. – Говорят, в деревне много хороших свежих продуктов. Я была бы не прочь поехать, но, как видите, не могу сдвинуться с места. Даже до туалета не могу дойти. – Ада замолкла и, прислушавшись, расплылась в улыбке. – Слышите? Так скрипят колеса чайной тележки. Надо отдать им должное, монахини стараются изо всех сил. Кормежка почти съедобна.

К чаю полагался кусок хлеба, намазанный джемом. Взяв свою порцию, Джози направилась обратно к кровати. Проходя мимо женщины, неподвижно лежащей на койке с закрытыми глазами, она остановилась.

– Вот, дорогая, чай и сэндвич, поешьте, – она наклонилась и протянула несчастной свою чашку.

Женщина едва заметно качнула головой, не отрывая ее от подушки.

– Ну же, попробуйте, хотя бы кусочек, – не отступала Джози. – Я знаю, с вами случилось самое ужасное, что только может произойти с человеком. Но нельзя сдаваться. Потому что, если вы сейчас опустите руки и просто умрете, это будет означать, что подонок Гитлер победил. А мы должны показать ему, что нас, британцев, не так-то легко сломить. Верно?

Женщина медленно открыла глаза и несколько долгих мгновений смотрела на Джози. Затем приподняла голову – ровно настолько, чтобы сделать глоток чая и откусить крошечный кусок хлеба.

Немного позже Джози обнаружила рядом с общей спальней нечто вроде небольшой гостиной, где можно было сидеть на потертом диване, и библиотеку, книгами из которой им разрешалось пользоваться. Далеко не все книги в монастырской коллекции были религиозного содержания. Джози попались интересные издания по истории Британских островов, одна книга о Великой французской революции и пара романов Диккенса. Поскольку она не особенно любила долгие разговоры, а Ада оказалась ужасной болтушкой, Джози предпочитала сидеть в тихом уголке и читать. Надо признать, порой ей приходилось прикладывать усилия: в книгах было столько мудреных слов, смысл которых Джози не понимала. И все же она стойко читала до тех пор, пока возобновившаяся головная боль не вынуждала вернуться в постель.

Прошло несколько дней, и головокружения почти прекратились. Тогда Джози решилась обратиться к одной из монахинь, которая присматривала за ранеными.

– Сестра, могу ли я выйти ненадолго в город?

– Если нужно отправить письмо, сестры отнесут его на почту, – сказала монахиня.

– Нет-нет. Просто сегодня погожий день, и я подумала – не пойти ли взглянуть на мой дом… точнее, на то, что от него осталось.

– Полагаете, это разумно? – насторожилась монахиня. – Такое зрелище может расстроить вас еще больше.

– И все же мне хотелось бы увидеть своими глазами.

– Ну, я не могу запретить вам. У нас тут не тюрьма. Только не забывайте – у вас было серьезное сотрясение мозга. Вы еще слишком слабы для долгих прогулок.

– Да тут рядом. Мне кажется, я узнала кинотеатр на углу. Мы жили неподалеку. Я мигом обернусь.

– Хорошо. Боюсь, мы не сможем проводить вас – все сестры сейчас заняты. Но в любом случае небольшая прогулка на свежем воздухе пойдет вам на пользу. Хотя «свежий воздух» в Лондоне – понятие весьма расплывчатое, – монахиня грустно улыбнулась. – И, пожалуйста, закутайтесь потеплее.

– С удовольствием, если бы было во что, – сказала Джози. – У меня нет одежды, кроме той, что на мне. Да и ту дали в больнице. Подозреваю, она принадлежала умершей женщине. Когда начался налет, я была в одной сорочке, ее сорвало взрывной волной.

– Боже правый, – монахиня уставилась на Джози потрясенным взглядом. – Я посмотрю в корзине для пожертвований. Возможно, удастся подобрать вам что-нибудь подходящее. Подождите минутку.

Вскоре монахиня вернулась и протянула Джози красный шерстяной шарф и старую фетровую шляпу.