Неплохо бы найти какую-нибудь работу, хоть какую! На должность сиделки или няни рассчитывать не приходилось: не возьмут меня без рекомендаций. Устроиться уборщицей есть шанс, например, в трактир. Но позволят ли мне взять с собой ребенка? Если нет, то я буду вынуждена оставлять ее дома совсем одну. А даже если разрешат приводить ее на работу, то боюсь представить, чего она там насмотрится. Может, попроситься к кому-нибудь в дом? Не в богатый, конечно.

Помню, Степан рассказывал, что соседка мастера, у которого он учился, служила у богатых господ. Так они, прежде чем позволить ей переступить порог их дома, расспрашивали о ней всех ее друзей и родственников помимо бывших работодателей!

Я отхлебнула чаю, с прищуром глянув на незнакомца у городских ворот. Да, это точно мужчина – крупный, высокий. Он долбил кулаками ворота и возвращался к телеге, беспокойно обходил ее по кругу, шел к воротам и снова стучал. Глупый. Не откроют их, пока солнце полностью не взойдет.

Я не стала дожидаться, когда проснется Тоня, и позавтракала в одиночестве. Дел было множество, так что я продолжила наводить порядок в усадьбе. Пусть мы и живем в одной комнате да на кухне, от пыли стоило избавиться повсюду.

Уборка в умывальной заняла долгое время. Солнце было уже высоко, когда из коридора донесся топот ножек.

– Теть Аглая! – Встревоженный голосок Тони заставил меня броситься к ней. – Теть Аглая!

– Я здесь, – поспешила я поскорее оповестить девочку. – Умывальню чистила, никак не могу справиться с грязью на полу.

Тоня при виде меня не обрадовалась, не успокоилась – нахмурилась еще сильнее. Она спала в платье и с распущенными волосами, да так и выбежала на поиски меня, растрепанная.

– Завтракать пойдем?

Тоня мотнула головой, подбородок задрожал.

– Там дядя Степа, – прошептала она испуганно. – Я в окно увидела, он к дому идет.

Внизу раздался грохот и сразу шаги: Степан перелез через подоконник и спрыгнул на пол.

Меня охватил такой ужас, что я еще несколько мгновений не могла пошевелиться. Но как только шаги послышались на лестнице, я подхватила Тоню на руки и на цыпочках прокралась к комнате, смежной с нашей.

С бешено колотящимся сердцем я опустила Тоню на пол, трясущимися руками сдвинула засов – заперла. Степан был уже на втором этаже, шаги стихли: осматривался.

– Тонь… – Я говорила почти неслышно, одними губами. – Спрячься под топчаном, ладно?

– Он тебя заберет? – так же тихо спросила Тоня. – Ты меня оставишь здесь? Мы же хотели пойти в город, посмотреть на заморских торговцев!

В распахнутых глазах ребенка плескался страх. Вспыхнула и исчезла вера в хорошее. Это уже второе утро за ее короткую жизнь, когда она, только проснувшись, обнаруживала, что ее мечты рухнули.

– Никогда, – шепнула я уверенно. – Я тебя ни за что не брошу. Пойдем вместе?

Тоня вцепилась в мою руку и так же, как я чуть раньше, двинулась к спальне на цыпочках. По пути я успела схватить кочергу. Не бог весть какое оружие, но хоть что-то. Тихо, словно мышки, мы заперли и эту дверь, Тоня залезла под топчан, а я, сжав кочергу обеими руками, села на пол.

Сердце колотилось, из груди рвалось шумное дыхание, из-за чего я почти не слышала шорохов в коридоре. Дышала через нос, медленно выдыхала через рот. Кочерга скользила в вспотевших ладонях.

Степану наверняка кто-то сказал, что мы здесь, и он убедится в этом, если заглянет в кухню. Мы никому не говорили, где живем, но разве сложно это узнать? Я одна, да и вместе с Тоней, ходила от главных ворот до усадьбы по открытой местности.

Тоня тихонько зашуршала под топчаном – наверное, принимала удобную позу. Я нащупала ее одной рукой, второй намертво прилипнув к тяжелому металлу.

Задрожала дверь в соседней комнате, загремел засов. Степан подергал ее и ушел, но вряд ли сдался. Найдет что-нибудь тяжелое или острое – представления не имею, чем и как можно открыть массивную дверь, – и вернется. Или осмотрит другие комнаты и уже тогда поймет, что мы именно здесь.

Тоня возилась, каждый шорох бил по моим натянутым нервам.

– Зайка, – позвала я ее мягким голосом. – Пожалуйста, тише.

Под топчаном раздалось пыхтение, что-то брякнуло и стихло.

В окно нам не выбраться, я специально выбрала комнатку, в которую снаружи по стене не залезть, а значит, и не вылезть. С той стороны гладкий камень, заросли вьюнов дальше, и даже выпрыгнуть не получится – слишком высоко.

Или лучше выйти к нему и поговорить? Он сказал, что прогонит меня, если я выберу Тоню. Я выбрала Тоню и ушла вместе с ней, как он и хотел, так что ему от меня нужно?

Может, отсидеться? Ну не станет Степка ломать дверь, в самом-то деле!

Дверь с грохотом ударилась о стену. Тонина ручка сжалась на моем плече, а я с ужасом смотрела на еще одну, последнюю преграду между мной и Степаном. Он не с добром пришел. Когда приходят с добром, то зовут поговорить у порога или за чаем, а не выламывают косяки!

– Агла-а-ая! – Степка всегда так растягивает буквы в моем имени, когда выпьет. – Я знаю, что ты здесь!

Тяжелые, медленные шаги остановились, что-то заскрипело по полу. Степкино дыхание было шумным и пугающим – я боялась мужа, когда он пьяный.

Тоня пикнула и отползла к стене, зашелестела чем-то. Я почти ее не слышала, сосредоточилась на себе. Если запаникую, то и ребенка подставлю под удар, и себя защитить не сумею. Справиться со Степаном силой не выйдет, придется хитрить. Проблема только в том, что и на хитрость он не поведется.

Я неслышно подошла к окну, выглянула наружу, будто надеялась увидеть там невесть откуда взявшуюся лестницу. Зря я выбрала именно эту комнату для жизни, нужно было заранее продумать все варианты побега. Оправдать себя могу лишь тем, что я никуда бежать не собиралась, да и не сильна в планировании.

– Я выломаю и эту дверь. – Хриплый хохот пустил по моей коже толпу испуганных мурашек. – Открой по-хорошему, Агла-а-ая.

Он знает, что мы здесь. Молчать? Выдать себя сразу?

– Степ… – Я облизнула пересохшие губы. – Я открою.

С трудом, но получилось заставить руки не дрожать так сильно. Я натянула на лицо усталое выражение, постаралась сделать его сонным и тускло улыбнулась. Кочергу оставила в сторонке – положила на топчан и прикрыла одеялом.

– Ты меня разбудил, – как можно невиннее сказала я, распахивая дверь.

Пусть поверит, что я рада его видеть! Пусть думает, что совсем его не боюсь и страдала тут в одиночестве, молила бога, чтобы позволил мне вернуться домой. Увидев меня, такую несчастную, но в то же время счастливую из-за его визита, Степан не сжалится, но и руку не поднимет. Не злить его, главное, не злить…

Я не успела додумать мысль. Увидела только налитые кровью глаза мужа, прежде чем удар кулаком по лицу лишил меня равновесия. Я рухнула на пол, застонав от боли, и Тоня взвизгнула.

– Дрянь какая! – рявкнул Степан, дернув меня вверх. Следующий удар пришелся по другой щеке, но упасть мне муж не позволил – удержал.

– Беги вниз! – крикнула я Тоне, пока Степка и до нее не добрался.

Бледная от ужаса девочка выскочила из-под топчана, ринулась на выход. К груди она прижимала тетрадь. Так вот что брякало – дощечка тайника.

– Опозорить меня удумала?! – рычал муж, обрушивая на меня удары один за другим. – Надо мной вся деревня насмехается, ржут, что баба от меня ушла! Ты, тварь такая, слышишь, что я тебе говорю?!

– Нет же, нет! Не я ушла, ты ведь сам…

– Они старосту нового выбирают!

– Степа! – кричала я, но он не слышал.

Я закрывала лицо ладонями – он бил по пальцам. Я сгибалась, он пинал в бок. Обжигающая, резкая боль вышибала слезы из глаз, заставляла кричать громче, хоть я и старалась сдерживаться, лишь бы не пугать Тоню еще больше.

Он с силой бросил меня на топчан, замахнулся снова, но не ударил. Вопреки решению вести себя уверенно, я, как загнанный в клетку звереныш, отползла в стене и подтянула к груди колени, поскуливая от безысходности. Мне ни за что не вырваться, догонит в два счета. Вспомнила о кочерге, потянулась было за ней, но не решилась взять – Степка вырвет ее за долю мгновения, и хорошо, если не вместе с рукой.

Горели щеки, по виску текла струйка крови из рассеченной брови. Рыдания рвались из горла, соленые слезы щипали разбитые губы.

Чудовищное создание, бывшее моим мужем, разъяренно мерило шагами комнату.

– Значит, так. – Он наклонился надо мной, дыхнул табачной вонью. – Сейчас же пойдешь со мной и в деревне скажешь, что отводила ведьмовское отродье в приют и заплутала. Слышишь?!

– Да. – Я закивала, вытирая щеки лихорадочно трясущимися руками. – Пойду, пойду!

Он может убить, и искать меня никто не станет. Кому какое дело до безродной сироты? О Тоне заботился тот, кто давал денег на ее проживание, моя же жизнь не интересна никому в этом мире.

Степан недоверчиво нахмурился, обнажил зубы и сплюнул на пол.

– Смотри мне, без закидонов!

Тоня спряталась, она умная девочка. Не хватало еще ей попасть под руку Степке, и хоть он ее ни за что и пальцем не тронет, лучше бы ей все же не показываться ему на глаза.