– У вампиров есть охотничья трансформация. При этом весь облик меняется, появляются клыки, отрастают ногти, но в обыденной жизни к данному внешнему виду вампиры не прибегают, чтобы не накликать на себя неприятности, – просветил меня месье Луи.

– Неприятности?

– Адом управляют демоны, – напомнил мне местную истину мужчина, – а демонам не нравится, когда вампиры устраивают свою охоту здесь. Так что ни один вампир не рискнет прогуляться по здешним улочкам с клыками напоказ.

– Значит, людям в Аду нечего бояться вампиров? – на всякий случай уточнила я.

– Случаи бывают, не скрою, – вздохнул месье Луи, – но очень редко. Видите ли, вампиры не из этого мира и не из мира людей. В своем мире у них есть исконный враг… Я даже не знаю, как называется тот второй народ. В общем, вампиры вечно воюют со своими соседями и потребляют их в пищу. Я не знаю подробностей, но, кажется, вампирам нужно есть хотя бы раз в несколько месяцев. Если же они начинают голодать, то способны напасть на любого. Вот только кровь обитателей других миров – яд для вампиров. Они не способны ее усвоить. Так что рискуют сойти с ума и умереть. В общем, случаи нападений очень и очень редки. Но все же иногда происходят.

В этот миг внизу вновь раздались крики, князь кинулся вперед, стремясь кого-то схватить, а мы с месье Луи перегнулись еще больше, чтобы увидеть того, кто вышел из дома быта.

– Я давно говорил месье Фунтику, что прятаться в шкаф – не выход, – покачал головой мой собеседник. – Нелли давно раскусила этот ход.

Нелли и правда вывела, толкая в спину, сопротивляющегося фавна. При виде князя, Фунтик совершенно по-детски заныл и стал упрашивать Нелли:

– О, прояви же состраданье! Я слишком молод, чтобы погибать.

Я хмыкнула. Хоть князь Жоржеслав и был высок и широк в плечах, но фавн возвышался над ним на добрую голову. Вампир, похоже, тоже осознал, что кулаки противника лишь немного меньше княжьей головы. И никакая жена не стоит того, чтобы из-за нее рисковать ценной черепушкой.

– На самом деле очень немногие мужья являются к нам за сатисфакцией, – с некоторым сожалением констатировал фотограф. – Месье Фунтик – личность известная.

– О, Жорж! Я умоляю тебя! – с новой силой завела то ли Матильда, то ли Клотильда, раскачиваясь из стороны в сторону и прикрывая лицо ладонями. Из-под ладоней она лукаво косилась на фавна.

– Вечернею порою, лишь выйдя за порог, расстанусь я с тобою, – проныл Фунтик, обращаясь куда-то вверх, в серое небо, и замер, прежде чем продолжить: – И будет одинок, мой путь короткий, от жизни к смерти. Кроткий…

– Заткнись! – рявкнула Нелли. – Извиняйся, давай!

Князь извиниться или что-то сказать фавну не дал, начал сыпать проклятиями, но даже ударить Фунтика не решился.

– Не посмеет, – констатировал месье Луи. – Наш фавн тоже не ударит, он не из драчливых.

Под эти слова князь подступил к Фунтику, привстал на цыпочки и решительно хлестнул противника по щеке.

– Ах, убивают! – взревел фавн, падая навзничь с таким видом, словно его подстрелили. – Ох, я умру во цвете лет.

Нелли громко фыркнула, а то ли Матильда, то ли Клотильда бросилась к князю, припала к его бедру и с ликованием вскричала:

– Любимый! Ты такой сильный! Такой смелый! Ты победил его, победил.

Жоржеслав, похоже, и сам не поверил в столь быструю и легкую победу, но позволил третьей жене петь себе дифирамбы. Фунтик что-то мямлил и слишком активно для погибающего отползал к зданию, всем видом показывая, что его впечатлил грозный взгляд князя.

– Не удивлюсь, если уже завтра месье Фунтик вновь встретится с этой вампиршей, – усмехнулся мой собеседник.

– Зачем князю вообще столько жен? – спросила я с удивлением.

– Это традиции, – пожал плечами месье Луи. – Мне это тоже не нравится, но кто мы такие, чтобы вмешиваться?

Я вынужденно кивнула.

– В этот раз красочного представления не вышло, – вздохнул мужчина. – Совершенно без огонька. Всего одна пощечина!

Поцыкав зубом, мужчина отодвинулся от окна, я с сожалением последовала его примеру.

– Так говорите, мадемуазель, вы займете место Нелли? – уточнил месье Луи.

– Зовите меня просто Саша, – попросила я. – Да, я не хотела этого, но у меня договор.

– О, не могу, – улыбнулся мужчина. – Хоть и нахожусь здесь дольше, чем когда-то жил, а старые привычки не вытравить, дорогая мадемуазель Александра.

Наблюдая, как мужчина без усилий закрывает толстую створку окна, я вдруг поняла, что внешне он кажется мне поразительно знакомым. Перед внутренним зрением возник неясный образ, черно-белый и чуть размытый.

«Точно! Я видела его на снимке в Интернете!» – вскричала я мысленно и тут же попыталась вспомнить фамилию, которую мне назвал мужчина.

Меня всегда поражали люди, способные в нужный момент вспомнить даже то, что когда-то много лет назад прочитали или увидели мельком. У меня же всегда происходили провалы в памяти. Вот что-то крутится на языке, но не вспомнить.

– Простите, я совершенная невежда, – выдохнула я, окончательно в себе разочаровавшись. – Вы мне назвали свою фамилию, а я ее тут же забыла. И еще… я знаю, что вы кто-то известный, но…

Месье Луи, внимательно слушавший мои попытки признаться и извиниться за все и сразу, вдруг замахал на меня руками и громко расхохотался.

– Ничего страшного, – сказал он мне с искренней веселостью. – Не нужно так переживать. Меня зовут Луи Даггер. Мое имя связывают с…

– Созданием фотографии! – подхватила я, вспомнив, кто передо мной, как только снова прозвучала фамилия.

Неужели? Неужели он?

Мужчина выглядел почти так же, как на множестве снимков в справочных статьях о нем: невысокий, крепко сбитый, похожий на кузнечика без шеи в своем черном костюме по моде века так девятнадцатого. У него было довольно обычное лицо. Если бы не темные кудри с сильной проседью, я могла его и не узнать. Добрые карие глаза смотрели из-под нависших век. Усики прикрывали верхнюю губу, а накрахмаленный воротничок подпирал щеки, от чего те казались круглее.

Да, это был тот самый Луи Жак. Удивительно!

– Но как вышло, что вы здесь? – спросила я, вслед за мужчиной проходя в центр комнаты. – Вы же столько сделали для мира!

– Вы про то, мадемуазель Александра, почему я не попал в Рай? – с усмешкой спросил месье Луи.

Я кивнула.

– Вы знаете, я всегда был ужасным эгоистом, – понизив голос до шепота, с блеском в глазах сказал мужчина, словно сознаваясь в своей тайне. – Когда проводил все свои опыты, я не думал о том, что делаю это для всего мира. Мне хотелось заработать, а в своих опытах я видел огромную перспективу для получения больших денег. И так было всегда. Когда мне сказали, что я могу попасть туда, наверх, к свету… А потом переродиться и новым человеком прожить еще одну жизнь, я предпочел это место, – сказал мужчина и повел рукой вокруг себя. – Я смог бы вернуться. Но я не вспомнил бы себя, был бы другим. Возможно, я снова бы что-то придумал! Но… Мне нравится помнить, кто я есть. А тут тоже можно жить и работать.

***

Нелли вернулась лишь через какое-то время, а я не подумала о том, чтобы отправиться ее искать. Вместо этого осталась с месье Луи.

Из комнаты, которую он сам называл рабочей, мы прошли в его кабинет. Как-то незаметно на столе появились чашки, большой чайник с чаем и горка крохотных шоколадных конфет в красной фольге. Расплываясь в улыбке от моего интереса к себе, месье Луи рассказывал о своей жизни, о смерти, о том, как почти случайно оказался в доме быта здесь, в Аду. То и дело подскакивая, чтобы снять с многочисленных полок какой-нибудь фотоальбом, книгу, папку со своими чертежами, рисунками или отдельные листочки с записями опытов, мужчина с удовольствием описывал свое посмертное существование. Я улыбалась и с искренним любопытством рассматривала снимки. Их было много – мастер непременно оставлял себе копии всех удачных работ. Настоящий фанат фотографии, он составлял коллекции снимков самой разной направленности, с одинаковым трепетом относясь и к удачным портретам, и к снимкам самой простой своей бытовой обстановки.

Среди альбомов было несколько, посвященных исключительно виду из окон дома быта. Я с горячим интересом разглядывала почти одинаковые изображения. Одни были цветными, другие – черно-белыми, но все без исключения – удивительно волшебными. Вроде и ничего особенного, но то и дело начинало казаться, что я слышу ветер внутри изображений, стук подошв прохожих, шелест шин колес и другие странные и пока незнакомые звуки необычного города вокруг. Я бросала взгляд на окно, но его створки были плотно закрыты, и с улицы не доносилось ни звука.

– Очень необычно, – сказала я, испытывая прилив белой зависти, и улыбнулась месье Луи. – Снимки как живые. Вот только… небо. Оно всегда такое… мрачное.

– Сразу видно, что вы тут совсем недавно, мадемуазель Александра, – усмехнулся мой собеседник. – Здесь не бывает того неба, которое знают люди. Даже в Первом округе оно просто белое. Чем ближе к центру, тем оно серее.

– О! – только и выдохнула я и стала расспрашивать мужчину дальше.

Хотя Нелли так же когда-то была человеком, но от месье Луи я получила больше понимания и сочувствия. Даже начала плакать в какой-то миг, стыдясь своей реакции. Обещала же себе, что не буду ни о чем жалеть. И раскисла. Месье Луи не стал надо мной сюсюкать, как добрый дядюшка, подал тоненький платочек с кружевным краем и как-то очень ловко подсунул мне очередной альбом, в котором фотографии перемежались карандашными и акварельными набросками.

– Я тяжело свыкался с обитанием здесь. С трудом справлялся с осознанием, что мои достижения при жизни мало волнуют нечеловеческих обитателей этого мира, а ведь именно они занимают здесь все высокие посты. Если фотография кого-то и привлекала, то все тормозило отсутствие необходимых инструментов для ее получения, – вернувшись в кресло напротив, сказал месье Луи. – Я мог бы рисовать, но здесь повсюду художники. А потом я попал сюда… Вы знаете, мадемуазель Александра, мне все, с кем я был тогда знаком, говорили, что дом быта – последнее место, куда стоит идти работать.

– Из-за того, что обслуживание?

– Здесь почти все люди работают в сфере оказания услуг, – отмахнулся мой первый и пока единственный настоящий гениальный знакомый. – Но дом быта – обязательное учреждение каждого округа. Они считаются не престижными. Не отдельный салон какого-нибудь мастера, а большая организация. Мне все говорили, что сюда идут работать лишь те, кого не взяли в другие места.

Я с пониманием кивнула. Разве я пошла бы работать в ремонт обуви, если бы у меня была возможность работать по специальности? Нет, конечно. Но необходимость заставит.

– И внезапно здесь я нашел свое место, – ободряюще улыбнулся мне мужчина. – Все оказалось совсем не так, как мне описывали. Наверное, все дело в нашем начальнике.

– Вы про демона Януса? – на всякий случай уточнила я.

– Да, – воодушевленно закивал месье Луи. – Говорят, когда-то он был высшим демоном, но что-то произошло, и его низложили до демона девятого чина. С точки зрения любого другого народа, обитающего здесь, разница незначительна, демон девятого чина все равно остается выше любого человека, вампира, оборотня, тролля… Кого угодно. Но для демонов это как проказа. Высший демон входит в Высший совет, владеет определенной частью Ада. Армии, земли, миры… Естественно, не все демоны ведут в бой армии, чтобы завоевать для Повелителя очередной мир. Но, тем не менее, высший демон – это целый ряд привилегий.

– И обязанностей, – добавила я.

– Демоны девятого чина уважаемы своими более высокими по положению собратьями, но быть низвергнутым с высшей ступеньки считается позорным, – сказал месье Луи.

Я по старой и глупой привычке закусила губу, слушая мужчину.