– Ну ты даёшь! – Алексей искренне восхитился и наклонился, чтобы спрятать нож в ножны. Рыжий тут же вскочил и дал дёру. Не успевая подумать, Алексей разогнулся и метнул нож ему вслед. Нож не воткнулся, а лишь мазнул беглеца по вихляющему заду и упал в траву. Рыжий, подвывая, покатился.

Через пару минут Алексей, крепко держа рыжего, уже ловил на улице извозчика. Рыжий выл и убивался о «срамной ране» и «потерянных милых штанишках», но опытным взглядом хирурга Алексей определил, что это не больше чем царапина, хоть и глубокая. Правда, штаны испорчены совсем, здесь он с рыжим был согласен: дыра и кровавое пятно на самом видном месте. Его собственные форменные брюки тоже пострадали. А вот флакончик с коньяком цел! В крепкие же ёмкости насыпают господа аптекари нюхательные соли для дам. Молодцы, что и говорить.

* * *

Какие всё-таки тренированные нервы у московских извозчиков! Будто нет ничего необычного в том, что молодой человек господского вида силой удерживает паренька видом попроще. И в том, что второй взгромоздился коленями на сиденье, едет в такой неприличной позе всю дорогу да на всю округу стонет. На секунду только прервался, уточнить, откуда Алексей с вологодским говором знаком. Услышал про санитара, кивнул и застонал дальше.

А извозчику ничего, сидит себе на козлах, вздыхает. То он вздохнёт, то лошадь. Этакая меланхоличная пара попалась. Неужто вправду их с рыжим дуэт – такое обычное дело? Что же тогда нужно сотворить, чтобы удивить извозчика?

Такого рода глупости посещали голову Алексея, пока он почти волоком тащил рыжего к себе в квартиру.

Жил Алексей на Сретенке, в доходном доме полковника Смазина^[4]. Оправившись после ранения, Алексей не захотел возвращаться к родителям в особняк, хоть мать и настаивала. Но отец без малейшей деликатности заявил, что двадцатипятилетним мужчинам стоит жить самостоятельно, и этим решил вопрос. Как выяснилось, это ужасно неприятно, когда твоё желание совпадает с волей родителей.

Алексей выбрал скромную квартиру в три комнаты. Да, от центра далековато^[5], но когда он увидел кирпичный дом со стрельчатыми окнами и витражной розой над парадным входом, одномоментно решил, что ему подходит. Не то чтобы он мечтал жить в рыцарском замке… хотя почему нет, раз господину полковнику не зазорно?

Романтичных устремлений в себе Алексей не признавал, поэтому обосновал свой выбор рационально. Во-первых, удовлетворительная оплата. Откровенно говоря, квартиру он искал самую дешёвую. Отец Алексея, профессор кафедры ботаники физико-математического факультета Московского университета, хранитель университетского гербария Теодор Ханнес Эйлер (которого все звали просто Фёдор Фёдорович), был человеком, влюблённым в науку, но в делах немного рассеянным, поэтому он до сих пор не выделил Алексею его долю наследства. Напоминать об этом Алексей считал ниже своего достоинства, полагая, что первое время обойдётся пенсией военного врача, а после устроится на службу в госпиталь.

Второй причиной выбора Алексея стала маленькая дверка в холле квартиры, ведущая на потайную лестницу. По ней можно было спуститься в подвал, а затем незаметно покинуть дом через ещё одну неприметную дверь. Зачем ему тайный ход, Алексей не знал, но при отсутствии ванной и телефона это хоть какое-то преимущество его жилья.

Третьей причиной была полная конфиденциальность. Большей частью она проистекала из равнодушия управляющих к тому, чем занимаются жильцы, своевременно вносящие оплату. Но Алексей считал благом, что его квартиру никто не посещает. Потому что в одной из комнат он сделал лабораторию.

Туда он и втолкнул поскуливающего рыжего.

Комната была узкая и длинная, почти полностью её занимал металлический стол. Вдоль стен стояли стеллажи с препаратами. А на дальней стене висел большой круглый спил дерева с воткнутыми в него ножами. Это было убежище Алексея, место его раздумий и экспериментов.

– Снимайте штаны и ложитесь на стол.

Он отошёл к рукомойнику, снял китель и принялся тщательно мыть руки. Рыжий попятился, но бежать было некуда.

– Нужно обработать рану, – с тайным удовольствием наблюдая за выражением лица рыжего, продолжил Алексей. – Вы же подслушивали у Малиновских, знаете, что я врач. Я обязан вас осмотреть.

По шуршанию за спиной он заключил, что рыжий послушался.

Привычными движениями обрабатывая рану, Алексей отмечал, как странно ведёт себя его пациент. Находясь на хирургическом столе, люди заняты только одним (если они в сознании, конечно) – отслеживанием рук хирурга на своём теле. Но рыжий вертел головой и с любопытством разглядывал скромную обстановку лаборатории. Только шипел слегка, когда Алексей поливал рану антисептиком.

Добравшись глазами до деревянной мишени, рыжий замер и хрипловато спросил:

– Это что?

– Это сосна. Древесина мягкая, нож хорошо входит, не тупится, – Алексей усмехнулся, заметив, как передёрнуло рыжего.

– И зачем это?

– Думать помогает. Метаю, когда нужно сосредоточиться. Да и как хирургу мне полезно, глазомер развивает, и баланс в руке чувствуешь лучше. Надрезы точнее получаются.

Рыжий потихоньку начал сползать со стола.

– Лежите, мы ещё не закончили.

И Алексей слегка прижал царапину. Рыжий зашипел и замер, но через секунду снова спросил:

– Как вы приобрели такое необычное увлечение?

Алексей промолчал, почувствовав, что ещё немного, и он начнёт краснеть. Дворянское происхождение накладывает свои ограничения. Такие развлечения, как цирк, ему должны быть недоступны. Но именно там он увидел, как мастер ловко кидает ножи, не задевая свою ассистентку. Отец взял с него тогда слово, что он не расскажет никому, особенно матери, о посещении представления. И до сих пор Алексей слово держал.

Но в глазах рыжего светилось искреннее мальчишеское любопытство, и Алексей решился.

– Меня тогда поразило, как соединились две противоположные вещи: нож – это оружие, и метатель им виртуозно владеет. Но при этом не причиняет вреда. В какой-то момент он специально кинул нож так, чтобы срезать кусочек пряди волос с головы циркачки. Оружие, которое не убивает, – то, что мне нужно.

Алексей закончил обрабатывать рану и вновь отошёл к умывальнику, не увидев, как рыжий закатил глаза, расценив его слова как пустое философствование.

Тщательно намыливая руки, Алексей спросил:

– Что вы делали в доме Малиновских?

Рыжий слез со стола, подтянул рваные кальсоны. Лицо его сделалось недовольным.

– Вы обещали меня в полицию не сдавать.

– Обещал, – подтвердил Алексей.

– Я веду расследование обстоятельств смерти Дмитрия Малиновского. Уж больно подозрительно он умер. И чутьё меня не подвело, – приосанился рыжий, – вдова же призналась, я всё слышал.

– Откуда вы вообще узнали, что Дмитрий Аполлонович скончался? Об этом ещё не писали.

Рыжий приосанился:

– Это вы новости из газет узнаёте, а мы их там публикуем.

– Так вы газе-е-етчик, – протянул Алексей, – а я уж было подумал, детектив. И в каком же издании, позвольте узнать?

– В «Русском слове», – назвал рыжий самое крупное издание города, – ну, буду, когда материал соберу. А пока в «Московском листке».

Алексей помолчал секунду.

– Я сейчас принесу вам чистые брюки, не надо надевать… эти.

«Московский листок», надо же. Паршивая мелкая газетёнка, публикующая только слухи и сплетни. Рыжий наверняка на громкое дело надеется. Какое неприятное знакомство оказалось! И не отпустишь ведь его просто так, больно прыток. Придётся пригласить на чай. Что-то не везёт ему с чаепитиями этим вечером.

Глава 3
Ограбление полицейского участка

– Что ж, давайте познакомимся, – предложил Алексей после того, как рыжий натянул брюки и подвернул их четыре раза. – Меня зовут Алексей Фёдорович Эйлер, если вдруг вы не успели подслушать.

Рыжий пропустил усмешку мимо ушей.

– Квашнин, Антон Михалыч.

– Антон Михайлович… Позвольте предложить вам чаю.

Не дожидаясь ответа, Алексей подошёл к буфету в скромной гостиной и принялся доставать чашки.

Душистый дорогой чай в раскрашенной китайскими драконами банке подарила ему мать. Елена Сергеевна была любительница, разбиралась в сортах и тонкостях. Искусству чаепития она обучилась ещё в молодости, когда ей довелось служить фрейлиной при дворе. Алексей же и к чаю, и к церемониям вокруг него был абсолютно равнодушен. Но матери хотелось баловать своего повзрослевшего сына, и он не смел отказать.

Получив свою чашку, рыжий, вернее, Антон Михайлович, шумно отхлебнул.

– Хороший чай. Китайский? Вкусный. Мне, знаете ли, чаще рогожский доводилось пить.

– Рогожский? Не слыхал о таком. В чайном доме господина Перлова только китайский да индийский предлагают.

Рыжий захохотал:

– А рогожский самый заграничный чай. Из Рогожской слободы. Там же чаем все крыши усыпаны. С трактиров спитой чай свозят и на крышах сушат. Потом с иван-чаем мешают и снова по красивым баночкам сыпят. Мужику ведь как надо? Чтобы красиво было да дёшево. А что за трава внутри, ему дела нет. К иван-чаю они даже привычнее.

– И вы тоже… близки к народу, я вижу.

– Да! – Рыжий ничуть не смутился. – Мне для того, чтоб все новости знать, и с мужиком его чай выпить нужно. Или вот с вами… другим чаем угоститься.

Алексей почувствовал, что ещё немного, и его гостеприимство даст слабину, уж больно дерзко рыжий простака изображает.

Рыжий будто почуял перемену в Алексее, поставил чашку и сказал другим, серьёзным тоном:

– Алексей Фёдорович, возьмите меня в помощники, я помогу вам расследовать смерть Дмитрия Малиновского. А вы за это поделитесь со мной информацией.

– С чего вы взяли, что я собираюсь что-то расследовать? И что меня заинтересует ваше предложение?

– Очень просто! Вы любопытный. У вас огромное количество склянок с препаратами, вы наверняка что-то исследуете или изобретаете. Ну? Кроме того, вы спёрли коньяк.

Алексей сделал непроницаемое лицо.

– Допустим, не спёр, а взял на анализ. Что-то ещё?

– Именно вам Глафира Малиновская призналась в убийстве. Я думаю, вам самому интересно почему. У вас есть предположения по этому поводу?

– Нет, – сквозь зубы ответил Алексей, – не успел обдумать, был занят. Бегал, знаете ли.

– Да, и кидались ножами. Это отвлекает. Но вы потеряли драгоценное время! Так что скажу вам откровенно: человек вы хороший, а вот как сыщик ни к чёрту не годитесь. Вам нужен помощник. Такой, как я.

Алексей поперхнулся. Пока он кашлял, рыжий терпеливо ждал.

– Господин Квашнин, вы, очевидно, довольно высокого о себе мнения, но…

Рыжий нетерпеливо перебил:

– Вы зря оскорбились. Я вам сейчас всё докажу!

Он резко вскочил, охнул и захромал вокруг стола, припадая на одну ногу. Но делового тона не растерял.

– Что вы знаете о Дмитрии Малиновском?

– Ничего сверх общеизвестного, мы и не виделись ни разу. – Алексей вздохнул и заговорил монотонно, будто урок отчитывал: – Дмитрий Аполлонович Малиновский, статский советник, почётный гражданин. Занимал пост при московском губернаторе, но я не знаю какой. Был женат на Глафире Степановне. Их единственный сын – Михаил Малиновский. Он… погиб на фронте.

– Давно?

– Чуть больше трёх месяцев назад, в конце мая.

– Вот! Малиновская всего три месяца назад потеряла сына, а сейчас внезапно умер муж! Она же наследница! Вот и мотив! Только вот зачем она призналась в убийстве, если полиция считает, что Дмитрий Аполлонович умер своей смертью? Может, её совесть замучила? Хотя какая совесть, когда такие деньги на кону!