Мое темное желание (страница 18)
Я остановился между гостиной и гостевым крылом, не сводя глаз со своей новой домработницы.
– Для тебя – мистер Сан.
Фэрроу прислонилась к стене и сдула прядь волос с глаз, глядя на нас с Эйлин оценивающим взглядом. Казалось, ее совершенно не смущало и не расстраивало, что ее застали в таком виде. Возле наших ног. Пока она оттирала пол до блеска. Фэрроу вздернула подбородок и улыбнулась Эйлин во весь рот.
– Он говорил, что отстойно играет в го? – Из ее уст это прозвучало ровно так, как и предположила мама: будто «го» – кодовое слово для обозначения кое-чего другого, и она сейчас обвинила меня в том, что я плох в постели.
Эйлин вскинула брови, дотронувшись изящными пальцами до ключицы.
– Ты позволишь ей так с тобой разговаривать?
– Надеюсь, что нет. – Фэрроу взяла тряпку и продолжила тереть пол. – Моя сексуальная фантазия – чтобы он меня уволил.
Удивительно, но мне вдруг захотелось стать частью ее сексуальных фантазий. Более того, мне сложно представить, чего бы я хотел сильнее, чем наблюдать, как она лежит голая, разведя ноги, и показывает мне, как сильно возбуждена. Я окончательно рехнулся. Погрузился в мутные неизведанные воды чуждых мыслей и необузданных желаний. Фэрроу драила так тщательно, что грязная вода брызнула с тряпки на мою босую ногу. У меня дернулся глаз.
Она захлопала ресницами, одарив нас ангельской улыбкой.
– Уволил, а не покушался на меня. Ведь это он тоже делал. Он рассказывал, что любит метать ножи?
Я ее прикончу.
Но сначала трахну.
Потому что (и это очень важно) по какой-то неведомой причине казалось, что она единственная женщина, об интимной близости с которой я мог хотя бы помыслить. И вообще, как оказалось, я не мог перестать думать о ее лице. О ее теле. О ее язвительной улыбке. О том, как она двигалась на дорожке для фехтования. Как фея Динь-Динь, будь та убийцей. Смертельно опасная и в то же время нежная.
Эйлин резко отступила и повернулась ко мне.
– У тебя есть метательный нож?
– Есть пара старинных клинков. – Я бросил на Фэрроу уничтожающий взгляд. – Часть моей коллекции предметов искусства.
– А еще у него есть танк. – Фэрроу ухмыльнулась, явно забавляясь. – Только его он и водит. Рядовой Придурок.
– Это не танк. Это Conquest Knight XV[38].
– Он сделан из алюминия. – Фэрроу захохотала, схватившись за живот и совершенно не беспокоясь о том, что посадила на рубашку еще одно грязное пятно. – Я, кстати сказать, брала его покататься. Не надо было оставлять ключи на видном месте.
Не сомневаюсь. И не знаю почему, но ее непослушание подняло мне настроение.
– В общем, вижу вам многое нужно обсудить. – Фэрроу поднесла два пальца ко лбу и отдала нам честь. – Веселитесь, детишки. Я вас оставлю.
Эйлин нахмурилась и обхватила шею ладонью, явно оставшись не в восторге от перебранки, в которую я ввязался с прислугой.
– Извини за это. – Я жестом пригласил Эйлин подняться по лестнице. – Пять лет назад пара туристов нашла ее в лесу. Ее вырастили дикие койоты, и она считала себя одной из них. Я согласился нанять ее на работу в рамках программы реабилитации, которая направлена на социальную интеграцию людей с низким интеллектом.
– Любопытно. Всего пять лет назад. – Эйлин шла за мной по пятам, отряхивая костюм, будто тем самым могла стереть воспоминания о встрече с моим диким осьминогом. – Она безупречно говорит на английском.
Мы поднялись по изогнутой лестнице под аккомпанемент звонкого смеха Фэрроу. Он эхом разносился по просторному коридору, усиливаясь из-за огромного пространства самого особняка. До этого момента я никогда не считал свой дом слишком большим.
– С английским у нее все нормально. – Я повел Эйлин в холл напротив моего кабинета. – А вот содержание речи вызывает вопросы.
– Похоже, между вами мощная химия.
– Едва ли.
Если между нами и витала химия, то только радиационная. Мы с Фэрроу как два агрессивных элемента, которых неминуемо ждет мощный взрыв, но я всегда любил науку.
Эйлин прошла за мной в гардеробную моей спальни и остановилась чуть поодаль от сейфа. Верная безупречному воспитанию, она отвернулась, чтобы я мог без посторонних глаз ввести комбинацию из двадцати двух цифр и достать ожерелье из императорского нефрита, которое ей одолжила моя мать. От моего внимания не ускользнуло, что Фэрроу не только смотрела бы, как я ввожу код, но еще и запомнила его, чтобы потом использовать. Эти две женщины были как небо и земля. И по какой-то безумной, непонятной причине меня больше интересовала та, что обладала манерами голодного медведя.
Я поставил гравированный футляр на тумбу посреди гардероба. Встроенные светильники отбрасывали на Эйлин холодные голубые тени. Когда я посмотрел на нее в их свете – аккуратную, стильную, зрелую, с безупречной прической, то понял, что ни за что не смогу к ней прикоснуться, и не важно, поможет мне Фэрроу или нет. Ничего не получится.
Я сделал глубокий вдох, презирая себя за то, что в очередной раз нарушил данное отцу обещание. Но как только я собрался отправить Эйлин своей дорогой, она удивила меня, выпалив:
– Я принесла лунные пряники.
Я скрестил руки на груди.
– Что? – Мало того, что сейчас вообще не до них, да к тому же время для них в прямом смысле неподходящее по календарю.
Ее губы тронула легкая улыбка. Это стало первой человеческой чертой, которую она продемонстрировала с тех пор, как вошла в мои владения. Знаю, смешно слышать это от меня.
Она осматривала гардеробную, положив руку на тумбу, будто мысль о том, чтобы ее застукали в одном со мной помещении, прельщала ее не больше, чем меня.
– Лунные пряники. Из Чайнатауна. Настоящие. Их испекла одна старушка, которая расстроилась, что они закончились у нее в Праздник середины осени, и она приготовила партию специально для меня. С тройным желтком.
Похоже на рецепт закупорки артерий.
Меня вдруг осенило, что Эйлин перестала говорить напыщенно и официально, хотя я не представлял почему.
– Бабушка посреди ночи отправила меня за ними в эту квартиру на третьем этаже. – Заметив, что оставила отпечаток пальца на стеклянной столешнице, Эйлин стерла его платком от Hermes, повязанным на ее запястье. – Сказала, что с ними я завоюю твое расположение. Я… я даже не уверена, что хочу этого. – У нее дрогнула нижняя губа, будто она старалась не поморщиться. – Завоевывать твое расположение. К тебе это не имеет никакого отношения. Ты, как я и думала, превосходишь все ожидания. Но мне не нравятся… – Она замолчала.
– Что тебе не нравится?
Общаться? Сводничество со стороны семьи? Люди?
– Мужчины, – закончила она шепотом, глядя под ноги.
Это прекрасно объясняло, почему она не замужем. И, если честно, отсутствие ее интереса к моему члену.
Напряжение в плече начало ослабевать.
– Ты лесбиянка? – Такое мне могло подойти. Брак только на бумаге. Без ожидания эмоций, общения, секса.
– Нет. – Она прикусила губу, обдумывая следующие слова. – Женщины мне тоже не нравятся. Я ни к кому не испытываю влечение.
Ох. Мама и впрямь нашла женскую версию меня самого. Ну, во всяком случае, ту версию, что была, пока в мою жизнь не ворвалась Фэрроу Баллантайн. Теперь я совершенно точно хотел кое к кому прикоснуться. А вообще, хотел сделать гораздо большее.
Эйлин подняла взгляд к потолку. Ее глаза заблестели от слез. Она шумно выдохнула, что от нее прозвучало неожиданно.
Я озадаченно моргнул.
– Ты не хочешь со мной трахаться?
– Я не захотела бы даже обниматься с тобой, если бы мы однажды поженились. Кстати, я рассматривала такой вариант лишь потому, что не хочу умереть в одиночестве. Я хочу детей. Семью. Хочу испытать все то, что приносит удовольствие другим людям.
Я почесал подбородок. Может получиться. Эйлин Янг не вызывала симпатии, но и отталкивающей не была. Вполне спокойная. Вполне независимая. И похоже, у нас одна и та же проблема.
– Это ужасно. – Она покачала головой. – Я сожалею, что пришла. Так и знала, что ожерелье – просто предлог. Я зря трачу наше вре…
– Мисс Янг?
– Да, мистер Сан?
– Давайте поедим лунных пряников. Нам нужно многое обсудить.
Глава 18
= Зак =
– Так что же это было? – Эйлин уселась напротив меня в оранжерее для завтрака и налила нам еще по чашке чая. Лунные пряники лежали нетронутыми между нами. Она поставила чайник обратно на золотой поднос, повернув ручку симметрично между нашими чашками. – Я имею в виду бытовые предметы, которые появлялись, словно по волшебству, каждый раз, когда мы плохо себя вели в детстве. Шлепанцы?
Я откинулся на спину кресла, потягивая заварной чай и рассматривая ее поверх края чашки.
– Хочешь верь, хочешь нет, но родители никогда мне ничем не грозили. – Быть может, все это имело шансы на успех. То, что она ничего во мне не пробуждала, скорее особенность, а не изъян. Ей никогда не задеть меня за живое, никогда ни к чему меня не склонить.
– А. – Она кивнула, будто самой себе. – Ставили в угол.
Я поставил чашку на блюдце и стер большим пальцем каплю, которая пролилась через край.
– У меня каменные квадрицепсы с тех пор, как я научился говорить.
Эйлин прикрыла рот ладонью и захихикала. Впервые за долгие годы я почувствовал себя непринужденно. Уверился, что выполню обещание, которое дал отцу. Я знал, что Эйлин не станет выносить мне мозг за издевки. Она надежная. Разумный, логичный выбор. Решающим ударом стало то, что она напоминала мою мать и характером, и жизненным опытом, а значит, у меня никогда не возникнет к ней чувств, сколько бы времени мы ни провели вместе.
– Я всегда считала, что мистер Сан – грозный человек. – Эйлин склонила голову набок, и ее взгляд стал отрешенным. – В детстве он запомнился мне суровым.
– Он был строгим, – подтвердил я. – Но мягкость ему тоже была свойственна. Однако показывал он ее только мне и маме. Что еще ты о нем помнишь?
– Помню, что он в тебе души не чаял. Всегда говорил о тебе с моим отцом. – Эйлин посмотрела мне в глаза, став серьезной. Впилась ухоженными пальчиками в красный бархат сиденья. Мы оба пытались разделить трогательный момент. И потерпели фиаско. – А я всегда слушала, ведь знала, что они оба хотели, чтобы мы однажды поженились.
Между нами повисло молчание, наполненное напряжением и беспокойством. Встрече с Эйлин Янг всегда суждено было случиться. А теперь, когда она состоялась, мы должны принять решение. Люди нашего круга неодобрительно относились к длительному периоду свиданий. Первостепенное значение имели верность, серьезность намерений и поддержание родословной.
– Я никогда тебя не полюблю. – Я положил ногу на ногу и откинулся на спинку. – И никогда к тебе не прикоснусь. Ни для того, чтобы поцеловать у алтаря. И уж точно не для того, чтобы зачать ребенка. Вообще, очень маловероятно, что мне однажды будет комфортно обнимать своего отпрыска.