– Не надо меня проверять! Три Луны Аккпаралата в сирийском Эр-Раке. – Норман враждебно скрестил руки на груди. – Самый большой и самый древний защитный барьер в мире.

«Да», – подумала Джемма. Это знает каждый агент – на первом курсе Академии это одна из самых впечатляющих историй. Джемма почти вспомнила, как готовилась к сдаче теории, ночами лежа в обнимку с материалами… Давным-давно, месяцы назад, годы, столетия… Сколько времени они здесь провели?..

Да, Джемма читала историю о Трех Лунах. Считалось, что примерно в первом веке до нашей эры древний месопотамский волхв запечатал в них сильнейшего за всю историю духа… То, что тысячелетия спустя американцы, считая себя самыми умными, назовут «объектом исключительной угрозы». Аккпаралата принято называть одним из первых охотников на нечисть в мире, а легенда о том, что он справился с сущностью настолько сильной, что она изводила целый город, принималась Управлением за подлинную. Что примечательно: только ценой самопожертвования волхву удалось запечатать и уничтожить так и оставшегося в аккадско-шумерской мифологии демона Пазузу, Насылающего Голод.

Концентрический круг, который понадобился, чтобы сдержать мощь Пазузу, был огромным.

Две с половиной мили.

Доу смотрел на карту затравленно – слишком много непривычных выражений на его лице за такой короткий срок, но Джемма почему-то не смогла наскрести в себе желания это прокомментировать. Она опустила лицо в ладони, пытаясь осознать, с чем они столкнулись.

Защитный барьер восемь миль в диаметре.

– Более того, – взволнованно продолжил Норман, – я… Я не думаю, что река была единственным концентрическим кругом. Мойра говорила…

Джемма вскинулась. Они с Доу обменялись взглядами, но промолчали. Норман путался в показаниях: как Мойра могла что-то сказать, если «никаких деревенских не было»?

– …о каких-то других методах защиты. Она сказала… что Патрик зажег пасхальные свечи раньше…

…чем загорелись священные костры Белтейна.

Джемма вздрогнула, и фонарь в ее руке дернулся. Откуда она это знала?

– …чем загорелись священные костры Белтейна. Я пока не определил, что это значит, но она говорила в негативном контексте. И что некие «они» позаботились об этом заранее. Не сказала кто, – Норман растерянно развел руками, – но имела в виду не себя, не деревню… Возможно, пиктов. Первый круг разбил святой Патрик, но «они знали, что первый круг его не удержит», вот как она сказала. И еще: «но мы разбили и второй круг». Мы – это, очевидно, жители деревни.

Слишком много информации. Джемма потерла лоб. Она запуталась. Почему никто просто не может сказать ей, кого надо убить? Просто, черт возьми, покажите пальцем!

Но никто не покажет. Вряд ли можно убить того, кого пытались сковать восьмимильным защитным барьером.

– Они возвели плотину, чтобы начать строительство шахты, – тем временем задумчиво произнес Доу и ткнул пальцем туда, где плотина перекрывала реку так, что к сегодняшнему дню от нее остался только полукруг. – Перекрыли поток, русло обмелело… Барьер разрушился. Вот что такое «второй круг», если она не врет. – И спросил: – Так, раз уж вы с ней подружки, она не сказала, кого здесь заперли?

Норман взволнованно закусил губу, и Доу сразу недовольно выдохнул, а Джемма поняла: ответ им не понравится. Пробормотав «секунду», Норман потянулся к краю стола, и только сейчас Джемма увидела там, среди мусора и разрухи, книгу. Ту самую, которую они отрыли с Блайтом, со спиралью на обложке. «Старина…» Какая-то, в общем, «Старина». Вот тебе и неуважение к литературе.

Норман положил ее поверх карты, под свет фонаря, и легко открыл сразу на нужной странице:

– Как я уже говорил… если бы вы потрудились послушать…

Доу хватило совести промолчать.

– Кельты называли его Кет Круах, «Повелитель Холма». – Норман рассеянно погладил книгу тыльной стороной ладони. – Святой Патрик, явившись сюда с христианской миссией, разбил его статую. Думал, наверное, что победил язычество. Но, как я понимаю, он только разрушил один из кругов. Здесь говорится, что статуя Кет Круаха стояла в окружении двенадцати каменных воинов. Видимо, какая-то защита.

Норман замолчал, но никто его не подгонял. Наконец настало время слушать.

– В любом случае святой Патрик разбил их все. Гордясь победой, он назвал поверженного идола именем, под которым тот стал известен в ирландских мифах, – Кром Круах, «Склонившийся с Холма». Но мы, конечно, знаем его уже под другим именем.

Норман положил обе ладони на книгу, будто собирался прочитать какое-то заклинание. В свете двух фонарей он внезапно показался Джемме не взволнованным, а задумчивым и слегка рассеянным.

– Легенда про Кет Круаха родилась не при кельтах… Нет, он уже достался им легендой. Достался как темное наследие от тех, кто жил здесь раньше. Настолько темное, что в Средние века кельты не произносили его имени, – высказал наконец свою догадку Норман. – Они… спрятали его под маской. Придумали хрононим. Заменитель. Дали название не ему, а периоду, которым Он владел: концу осени и всего живого. Началу зимы, времени, когда все живое умирает. А все, что умирает зимой на этих землях, принадлежит Ему.

Джемма кивнула сама себе, когда Норман произнес:

– Самайну.

⁂

Сайласа никогда не удовлетворяли простые ответы.

Ни в репозитории Вивария, где он вырос, ни в Управлении после ему никогда не говорили: «О, Сайлас, как же нам повезло, что гибрид кровожадной твари не оказался недоумком!» Ничего такого. В основном их волновали все те же вопросы, что и в его детстве: насколько он быстрее, сильнее и опаснее. Самого же Сайласа почти ничего не волновало. Ему просто не хотелось оставаться там. Там мир был слишком маленьким, слишком стерильным для того, у кого было к этому миру очень много вопросов.

Для того, кого простые ответы никогда не удовлетворяли.

Может быть, поэтому он и пошел в гоэтику.

«Странный выбор. – Ему было шестнадцать, когда доктор Паудерли, поправив очки на своем сухопаром вытянутом лице, сказала ему это. – Я обсужу все с коллегией, но, Сайлас… Если ты хочешь получить разрешение на прохождение подготовки… С твоими способностями… Почему не ликвидатор?»

Как насчет того, что убивать других монстров, когда ты сам монстр, – какое-то лицемерное дерьмо, нет? Впрочем, он, конечно, не озвучил этого доктору Паудерли.

В любом случае Сайлас был достаточно умен, чтобы стать гоэтиком.

И вот куда это его привело.

В место, где все ответы, которые он когда-либо получал, оказались бесполезны. Где все, что он раскладывал по полочкам всю свою жизнь, и все, что он узнавал о большом мире за пределами репозитория, больше ни черта не работало.

Он думал, что сумеет вычислить очаг, ведь в этом нет ничего сложного, – ошибка. Он был уверен, что Роген одержима, – ошибка. Он считал, что все духи, демоны и сущности подчиняются одним и тем же правилам, незыблемым, как законы природы, – ошибка.

Сайлас ошибался снова и снова.

Его никогда не удовлетворяли простые ответы.

Но, видит бог, он начинал выходить из себя.

– Здорово, – выплюнул он. Хотелось курить. Еще больше – есть. – Обычно я бы сказал, что раз это запечатали, то оно должно иметь классификацию. Гребаный класс угрозы. Предложил бы действовать как и с любой демонической тварью. Но давайте, удивите меня. Может, есть что-то еще?

– Нет, ты прав… – растерянно кивнул Эшли (безответственный идиот, пусть не думает, что Сайлас спустит это ему с рук), оглядывая стол.

Роген, видимо, устала держать фонарь и положила его, так что теперь комната освещалась криво, однобоко. За окном темнело, и тусклый свет превращал окружающую разруху в интерьер из фильма ужасов.

– Классификация…

Сайлас полез в карман за последней пачкой.

– Я думаю, – наконец решился Эшли, подбирая слова, – я думаю, это божество.

Роген удивленно повернулась. Рука Доу замерла на полпути.

– Извини-ка, – довольно вежливо для этой ситуации сказал он. – Ты думаешь, это что?

– Я имею в виду… – Норман всплеснул руками. – Мне кажется, что в этом случае «божество» – подходящая классификация. Почему ты на меня так смотришь?!

Потому что Сайласа никогда не удовлетворяли простые ответы. Но ты их, твою мать, слишком усложняешь.

– Люди называют «богом», – Сайлас изобразил пальцами кавычки, – чуть ли не любую силу, которая действует в плоскости, выходящей за рамки их понимания. Что значит «подходящая», библиотекарь? Подходящая для чего? Для очередной библейской байки?

Эшли свел брови к переносице.

Злишься? Иди к черту.

– Для того уровня угрозы, который я подразумеваю, – огрызнулся он.

– Ну и какой уровень ты подразумеваешь? Ты хочешь теперь называть «божеством» объекты критической или экстремальной угрозы? Но ни один дух класса Э, а это, если ты забыл, самый высокий существующий класс, не способен на…

– Черт, да просто экстраполируй! – вспылил Эшли. – Здесь почти нет людей, ему нечем питаться! Поставь мысленный эксперимент: что будет, если поместить эту сущность в городские услови…

– Мы не знаем его характеристик, чтобы делать такие допущения!

– Они прямо перед тобой!

– То, что прямо передо мной, не укладывается в Э, но это не повод называть эту тварь боже…

Эшли рявкнул:

– Есть класс угрозы выше Э!

После этого никто ничего не сказал. Сайлас очень-очень медленно поднес сигарету ко рту. Роген уронила лицо в ладони и глухо что-то простонала.

Глянув на нее, Эшли тише добавил:

– Он неофициальный. Но вы прекрасно знаете, о чем я.

Сайлас неожиданно ощутил, насколько сильно замерз. И устал.

Управление ранжировало всех существ – «объекты», прекрасное, безопасное слово, черным по белой бумаге с официальным штемпелем, – по уровню угроз. Как только что-то неизвестное попадало в базу данных, ей тут же присваивалась одна-единственная буква, которая тем не менее несла смысл для каждого агента.

Восемь уровней угроз, от нулевой – буква Н – до экстремальной – Э.

Но работа агентов не всегда ограничивалась официальной бумагой со штемпелем. Были случаи – говорили, что это пустые сплетни, обычные офисные легенды, – когда Управление присваивало и другой статус.

Класс Х, класс «Икс». Объект исключительной угрозы.

Серьезно, Норман Эшли, иди к черту.

Краем глаза Сайлас увидел, как Роген поднялась с места. Он бы, ей-богу, сейчас не удивился, если бы она взяла пистолет со стола и пустила в них по пуле – просто потому, что божество класса «Икс» так ей приказало. А что, почему бы и нет? Но на деле Роген просто молча скрылась на кухне. Прошло несколько долгих секунд – и загремела печь.

Да, подумал Сайлас, прикрывая глаза. Хорошая идея.

Когда он открыл их снова, Эшли опустился в кресло напротив него, нервно перебирая пальцы. Сайлас не знал, что его злит больше: всё вокруг, изнуряющий голод, постоянный холод, то, что сегодня земля под ногами решила развалиться на кусочки, или то, что он сейчас вскрывал свою последнюю пачку. Больше сигарет не было и не будет.

– Закономерность возникновения энергетических сущностей проста, – медленно и устало сказал Эшли. – Есть некое событие или место, которое провоцирует возникновение энергетического потенциала… Который, в свою очередь, и становится причиной последующих событий с той же энергетической полярностью. Я знаю, – вздохнул он, когда Сайлас открыл рот, – что ты это тоже знаешь. Дослушай, пожалуйста, до конца.

Роген появилась в дверях, отряхивая руки. Сайлас отчетливо ощущал, как в кухне постепенно поднимается температура, и почувствовал что-то похожее на благодарность. Лицо у Роген было таким же усталым, как у Эшли и, скорее всего, как и у самого Сайласа.

– Норман, – попросила она, – пожалуйста, у нас нет времени…