Говорить тоже могла после недолгого сосредоточения на тексте. Писать похуже выходило, из-за непривычных кракозябр, но выходило же! Такого восторга я давно не испытывала. Помнила, как учила гребаный английский в школе, в институте, пятерки получала, а все равно не бэ, ни мэ, позорище за границей. Это уж потом поняла, что так специально учили, чтоб не выучить. Чтоб непонятно было и ненавистно языком заниматься. Обидно до невозможности было! А тут – понимаю! Вижу кучерявые письмена и понимаю! И в ушах будто диктор озвучивает. Так что после ознакомительной лекции о рунах первопредков подошла к преподавательнице, матушке Офелии, предложила перевести свиток. Вместо радости, та завизжала о гордыне, скудоумии и тщеславии. Не своих, понятно.

– Но ведь эти руны вовсе не о божией славе говорят, а о еде! – пыталась я упираться. Зря. Никто мне не поверил, что потомкам достались скабрезные анекдоты да список покупок.

В общем, ученые люди, профессора и магистры, просвещенные философы и богословы расшифровкой занимаются, трактаты толстенные пишут, и не мне, дуре деревенской, туда со своим рылом лезть!

Это мне и пояснили, сослав в швейную. Лучше бы в библиотеку сослали!

В швейной от меня вреда больше, чем пользы оказалось, потому что о вышивке лентами я тут впервые услышала. Коклюшки видела только на картине Тропинина «Кружевница». Какие-то изысканные виды рукоделия? О чем вы говорите, я даже крестиком вышивать не умела! В школе научили тамбурным и стебельчатым швом, так это когда было! У меня швейная машинка была дома хорошая, она петли обметывала и пуговицы пришивала, так что руками я ничего делать не умела. Коряво выходило. Хотя вру, носки вязать умею на спицах! С треугольной пяткой.

Сердитая мать Нисимина оставила меня в пустой комнате с ведром воды, щеткой и тряпкой, велев ее вымыть начисто, раз на что иное ума не хватает. А я села на подоконник, прислонилась к стене и уснула. Проснулась только от колокола, чуть в окно не вывалилась. Ведро ногой сшибла, воду разлила, комната чище от этого не стала. Что-то с девочкой не то, раньше у меня так ноги не заплетались. Внимание рассеянное, руки-крюки… кажется, у кого-то из знакомых такое было с ребенком, у невролога его лечили. Нет, не помню, как называется. Но это лечится. Витаминами, массажем и ваннами. Из санатория совсем другой ребенок приехал.

Жидкая похлебка и серый хлеб, вот и весь обед. Ладно, перед паломниками ломать комедию, перед инспекцией, но чтоб действительно так питаться? Никаких же сил не будет? Трудницы вон здоровые, как кони, плотные, румяные, сразу видно, кушают хорошо.

– У нас пост? – спросила Ользу.

– Нет. Пост через месяц начнется.

– А почему такой скудный обед?

– Обжорство – грех, – сообщила Алосия и подмигнула.

Фыркнула, отставила миску и прошла на кухню. Она была пуста, только на плите булькала кастрюля с бараньей ногой. Ясно, кухонная братия обедает в другом месте. И точно не жидкой похлебкой.

Быстро обревизовала ящики и полки, прошла в кладовую. Мука, молоко, яйца, масло, все у них есть, и в огромных количествах. Оно и понятно, раз есть птичник и коровник. Себе просто отдельно готовят хитрые монашки. Пожирнее и повкуснее.

Не долго думая, навела кастрюлю теста для оладий и поставила на огромную плиту сразу три сковороды. Пока на последнюю тесто наляпала, на первой подрумянилось, переворачивать надо! Через четверть часа я вынесла в трапезную огромную миску с оладьями, поверх которой стояла плошка со сметаной.

– Всем по три штуки, – объявила я, подавая пример. Обмакнула оладушек в сметану и отправила в рот. – Лопайте, пока горячие!

Уговаривать никого не пришлось. Все радостно растащили оладьи, трапезная огласилась дружным чавканьем.

– В следующий раз помогать идите, – вытерла масленые губы. – Одной долго.

– В следующий раз мать Роберта тебя веником отходит и на кухню не пустит! – предсказала Ольза, облизывая пальцы.

– Не буду голодом сидеть! Обворую кладовку и шашлыков нажарю! – легкомысленно фыркнула я.

После града вопросов о том, что такое шашлыки, послушницы переглянулись и сказали, что тоже в деле будут участвовать.

Разумеется, сестра-кухарка недостачу заметила. Только, когда она, сыто отдуваясь после плотной трапезы, вернулась на кухню, в трапезной никого не было уже. Мы даже посуду помыли и стопкой сложили.

– Истинно говорю, наплачемся мы все от девки этой рыжей! – сказала мать Нисимина, без труда вычислившая виновника происшествия.

До моего появления послушницы были тихими и кроткими, как голубицы, и продукты не воровали. Их и без нас было, кому украсть.

Кусок ветчины или головка сыра в качестве местной валюты очень способствовали оживлению энтузиазма у трудников и трудниц. А пара бочонков масла и мешочек муки позволяли протаскивать в монастырь спиртное и предметы роскоши. Впрочем, теплые нижние юбки, шерстяные носки и валяные сапожки в стылом каменном строении вовсе не роскошь! Хочется и зеркальце в серебряной оправе, и гребень из черепахи, духи и притирания для кожи и волос. Маленькие радости жизни надо же как-то оплачивать?

Последствий моего самоуправства не возникло никаких. Потому что сестра Роберта сама знала, чье мясо кошка стащила и помалкивала, но экономить на питании послушниц стала чуть меньше. Каши в мисках стало чуть больше, и приготовлена она была получше, даже маслом заправлена.

К садовым работам я оказалась так же бездарна, как и к швейному делу. Послали яблоки собирать в монастырском саду, корзину всю рассыпала, запнувшись. Влезла в гнездо ос, поломала какой-то кустик редкого растения, трепетно выхаживаемый садовником. Прогнал меня старик, потрясая граблями, да грозился их об мою спину обломать, если еще в саду появлюсь.

Недельку помучившись, мать-экономка махнула на меня рукой. Поскольку мать Лаура наказывать меня запретила, то от меня отвязались, образовалось свободное время, и я наконец-то, добралась до библиотеки.

Моя прелесть! Я радостно провела пальцами по тугим корешкам. Вот он, мой билет в светлое будущее! «Догматы веры» оставим на потом, это мне и так расскажут, из ушей польется, а вот «Торговля и ремесла в Бренвийоне» очень хорошее руководство. Сразу видно будет уровень развития страны. Может, в столице давно водопровод есть с канализацией? Хотя это и в Риме было, наряду с боями гладиаторов и рабством; теплый сортир не показатель развития культуры и общественного сознания.

А это что? «О злокозненной магии, как следует вычислять ведьм и допрашивать их»? Это что, местный «Молот ведьм»? Ужас какой! Однако, что из этого следует? Что тут есть магия и ведьмы? И что за нее серьезно наказывают. Я-то думала, тело мне досталось с лингвистическим талантом, большой фантазией и верой в сказки, вот мне химеры языки и показывают. А оно на самом деле магия?

Сгребла два тома и водрузила на стол. Неделя ушла на тщательное изучение экономики. Нет, не Средневековье. Я бы сказала, зарождение буржуазной формации. Потому что станки были разные изобретены, мануфактуры и фабрики построены, класс промышленников начал богатеть. Но пока сословные различия деньги во главу угла не ставили. Нищий граф мог того богатеющего купца собаками при желании затравить и уплатил бы лишь виру, да в монастыре годик поболтался.

Натуральное хозяйство и ручной труд только в нашем углу процветали, потому что громоздкий механический ткацкий станок мало привезти, его наладить надо, ткачиху выучить, сырьем обеспечить. Барону Роттерхайму это не надо, ему и так все привезут из-за моря. Бархат и шелк, атлас и парчу. А остальные про такое и не ведали, кросна есть, вот и ладно. Дядя тоже возит в монастырь ткани со склада в порту. В монастыре только кроят, вышивают и кружева плетут. Ткацкая есть, но там три пожилые монахини работают, полотно и мешковину ткут.

С экономикой разобрались, надо с даром разбираться. Кажется, девочку из Ринги тетка выперла из-за страха, что местный магистр определит в ней ведьму. Магистр и орден «Щит Бренны», ага. Будем искать и будем читать.

Магистр тоже ведь не по своей воле в захолустье приехал, надо полагать, сослали. Как у нас с Камчаткой и Дальним Востоком, кто туда по своей воле поедет? Язык тот же, а страна совсем другая, и жизнь другая. Романтикой наешься за пару лет и обратно потянет, в обжитые районы потеплее.

Остальные послушницы библиотекой почти не пользовались. Любовные романы, контрабандой доставляемые в монастырь, до дыр зачитывали. Я тоже ради интереса прочла, надо же знать, как тут понимают отношения и высокие чувства. Плохо понимают. Признались в любви, поцеловались, а там или муж-ревнивец пронзит обоих на ложе страсти мечом, то жестокий король казнит возлюбленного, то дева отравится от того, что стала женой другого. «Долго и счастливо» в любви тут не предполагалось, любовь всегда кончалась трагически. Наилучший вариант – любимый зарезал возлюбленную в лесной сторожке и с собой покончил, чтоб пасть на ее тело и обнять. Вот чтоб сбежали, поженились, стали добра наживать и нарожали кучу детишек, такого и в помине не было. То есть брак и дети отдельно, а любовь отдельно.

Потому пансионерок ждало замужество по сговору, а послушниц ничего не ждало, кроме пострига, их уже признали неликвидом на брачном рынке. И меня, стало быть, тоже. Возмущало меня такое положение до крайности. И тик можно вылечить, если взяться, и заикание, не такие уж серьезные дефекты. Но приходилось язык прикусывать, помнила ошибку с рунами. Да и сама по молодости-глупости много наворотила невоздержанным языком и взрывным характером. Мне надо Лотту из монастыря вытащить живой, здоровой, образованной и обеспеченной.

Глава 6.

Докопалась понемножку я и до магических книг. То, что они по магии – только мне понятно было, а для прочих, как и для библиотекарши, сестры Агнессы, пыльные непонятные манускрипты. Оно и к лучшему. Если бы поняли, то сожгли, либо в подвалы сволокли, в сундуки заперли. Учебники для самых маленьких, учебники для детей постарше, учебники для академий, все нашлось!

Значит, с магией-то в старые времена все в порядке было, маги жили в почете, только примерно лет сто пятьдесят назад завелся у короля советник, ненавидящий магию во всех ее проявлениях. Потому что бездарным оказался, в отличие от своих братьев. И королю магии не досталось, и очень ему обидно было. Вот они и сдружились на почве своей ущербности, давай новые законы придумывать, жизнь по-новому кроить. В заговоре обвинили, сильно проредили магов. Между собой семьи одаренных стравливать стали, несчастные случаи подстраивать. Маги-то не вечные, их убить тоже можно, вот и стали учиться их ловить и убивать. Это в истории между строк так выходило, основан орден «Щит Бренны» как раз сто сорок лет назад. Чем пафосней название, тем гаже суть. Из дворца магов удалили, с придворной службы погнали. Неугодны они новому королю стали. Маги хмыкнули да пошли, работы-то у них всегда навалом было, безработными не оставались.

Тут их налогами и додушили. Это я посмотрела по сборникам законов.

Сначала магов на учет стали брать, потом имущество забирать, оно же нажито неправедно, почему у них магия есть, а у других нет? Платите за дар, за пожар и за амбар! В обязаловку заставлять на государство бесплатно работать, потом детей отнимать одаренных, потом обвинять во всех несчастьях, особо несогласных с новой политикой казнили вместе с семьями. Вот и сформировали у народа понимание, что магия суть зло и мерзость. Двадцати лет всего хватило. Маги, кто попрятались до лучших времен, кто спешно страну покинул, если успели. За поимку мага большое вознаграждение выплачивали, орден бы не справился, да доброхотов на чужое имущество много нашлось.

Самое смешное, что определяли магию артефактами для поступающих в академии, предназначенными для выявления силы дара и направленности. Старики помнили, конечно, что при засухе надо мага-водника приглашать, чтоб дождевые тучи сотворить, для строительства земельщика, для судоходства воздушника, парусами управлять. И жили неплохо, и маги совсем не вредные были, а совсем наоборот. Только кто старичье слушать будет? Пособников магов пороть на площадях стали, да на каторгу отправлять, вот и стихли разговоры.