С этим было понятно. Непонятно с магией. Определенно, у Лотты что-то эдакое было. Только что, понять не могла никак, сколько не билась. Свечу зажечь трехлетние маги могли. В крайнем случае, пятилетние. Для того и браслеты были детские, ограничивающие случайные выплески. Вот когда научится маленький маг контролировать свою силу, тогда и снимут, лет в десять-двенадцать, к школе. А там уже всему научат.

Монастырь наш и был двести лет назад такой школой. Пансионом для маленьких магов. Поэтому в учебниках, руководствах и методических пособиях недостатка не было. Только ничего у меня не выходило. Даже упражнения для младшеклассников не получались, несмотря на все старания.

Сядем проповедь слушать отца Фернана, я лицо вдохновенное сострою и гоняю по телу энергию, как было написано. От медитаций отличий и нет почти. Обстановка самая располагающая. Благостная, тихо, пахнет хорошо, музыка красивая, отец Фернан бубнит монотонно, будто дождь о стекло стучит, а все одно, не выходило ничего. Хоть бы шарик из бумаги сдвинулся, загодя на пол брошенный, хоть перышко крохотное сгорело! Так напрягусь, что пот потечет от усердия, а без толку.

Пару раз замечала взгляд любопытный одной пансионерки. Она в библиотеку часто ходила, на меня внимания не обращала, брала книгу, да уходила. Пожалуй, постарше Лотты на год-два, совсем невеста. Темные волосы, серые глаза, не сказать, что красотка, но и уродиной не назовешь. Молоденькие все симпатичные, это уж позднее кого-то жизнь украсит, кого-то изуродует.

Мать Лаура стала работу подкидывать. То письмо перевести, то отписать по- дешански тамошнему аббату, то скопировать текст невразумительный на парлапуту. Я так поняла, на нем и не говорит почти никто, священники на память тексты зубрят, а смотреть могут вовсе не на ту строку и даже страницу. И ошибки делают, само собой, накопилось-то за двести лет их немало. Кроме магов, никто его и не учил никогда. А как стало некому учить, так и стал язык мертвым в Бренвийоне. А на нем все заклинания, между прочим, написаны! Мне, правда, это не помогало нисколько. Видимо, от дара только отголоски и остались, позволяющие саламандр в огне видеть.

Очень такое было огорчительно. Получается, тетка зря Лотту в монастырь сплавила? Перестраховалась.

– Ты неправильно дышишь, – услышала как-то днем в библиотеке.

Так сконцентрировалась, что не услышала, как вошла пансионерка. Та самая, сероглазая.

– Ты напрягаешься, вместо того, чтоб пускать силу свободно. Дай ей течь, как воде по руслу ручья. Дыхание – это движение изнутри, им ты отворяешь силе шлюз. Или вынимаешь заслонку в трубе. А ты ломишься в закрытую дверь.

– Откуда ты знаешь? – Довольно агрессивно спросила я.

Та только улыбнулась и отошла к полкам. Взяла книжку и ушла. А я решила больше не заморачиваться. Если дар остаточный, крошечный, то и стараться нечего, зря время тратить. Жила без всякой магии сорок пять лет и еще столько же проживу. Вон, в магическую школу меньше пяти пунктов не брали, ввиду ничтожности дара. И детей таких не учили, они шли в школы для простых смертных. Может, у Лотты всего-то единичка или две, такое раскачать сто лет понадобится. Надо вспомнить, что ей удавалось больше всего, туда и колотиться.

Закрыла глаза и начала перебирать доставшиеся мне воспоминания. Посуда, метла, куры, рынок, лавка… Как же тетка тогда сказала? «Сделай мне красиво»? Что это еще за дар такой? Это самое частое требование заказчиков к дизайнерам, а Лотта точно не дизайнер. Та-ак, что там еще? Тряпки шустрят сами по себе, щетка вертится… будем считать, что дар минимальный, бытовой. Это хорошо, это полезно. Всегда не любила стирку и уборку. Есть учебники для магов, а есть для бытовиков… мне что-то такое уже попадалось. Хы-ы, то есть, сами маги их за магов не считали? Ну и дураки! Пульсаром зарядить – ума много не надо, а ты жирную посуду отмой после холодца или майонеза. У меня одна подруга так и сказала, посуду не будет мыть принципиально! И молодой муж напрягся и купил посудомойку. Туда все до последней чайной ложечки они складывали, а потом и дети.

Задышала ровнее, на спинку откинулась. Где же та книжка лежала? Вроде это был сборник бытовых заклинаний для начинающих? Не толстая, не тонкая, небольшая такая книжица карманного формата. Я задумчиво крутила перед собой пальцем, решая, с какой полки начать поиски.

Бам! Книга сорвалась с полки и плюхнулась передо мной на стол. Я и рот раскрыла от удивления. Получилось? Кто-то явственно хихикнул. В пустой библиотеке, где, кроме меня, никого не было.

– Кто здесь?

Над полками зашуршало и все стихло.

– Ну и сиди там, голодный, холодный и несчастный, а у меня кусок ватрушки есть! – я достала ватрушку от завтрака, завернутую в салфетку, и откусила краешек, демонстративно постанывая от наслаждения. На краю поля зрения что-то мелькнуло. Только бы не крыса. Я к ним как-то не очень.

Положила ватрушку перед собой и открыла книжку. Вроде как чтением поглощена и вообще ничего не вижу вокруг.

Справочник оказался тем самым, по бытовой магии. На парлапуту написанным. На корешке виднелся номер стеллажа и номер книги в описи. Библиотекарша все книги тщательно записывала и к работе относилась ответственно. Пойду-ка посмотрю, как она эту книгу записала.

«Стихи неизвестного автора на (?) пар-ту». Строчки заклинаний в столбик, в виде двустиший написаны. А применение, видимо, приняли за название стихотворения. Ну-ну. Не мне соваться в чужой систематический каталог. Пусть так и будет.

«Если рвешься в мордобой, ты боец и ты герой,

Только грязи ты боишься и лицо свое умой!».

Нет, ну и в самом деле почти стихи. Просто на парлапуту еще складнее звучит, это я для себя перевела. Ага, для соблюдения личной гигиены в полевых условиях, кровь смывает со всех поверхностей и въевшуюся грязь. Хорошее заклинание. Впрочем, бесполезных тут и не может быть.

– Ме́ру па́рис и́стри дан, ме́ру та́рик омира́н, гре́ни ме́ни пану яр, фа́рис ле́ну ория́р! – я крутанула кистью, будто умывая кого-то.

– Дура безграмотная! – негодующе заверещал тонкий голосок.

Я вытаращила глаза. Передо мной, прижимая ватрушку к себе тонкими черными лапками с когтями, сидело… сидел… Что-то черное, вроде мохнатой гусеницы, с кожистыми крылышками и острой лисьей мордочкой с большими ушами. Сейчас мордочка была мокрой, прилизанной, а хохолок стоял дыбом. Желтые глаза с вертикальными зрачками сердито моргнули.

Я закрыла рот ладошками и захихикала.

– Ты такой миленький, такой хорошенький, – сквозь смех удалось сказать не сразу.

Зверек зашипел и раздулся. Тонкий змеиный хвост с костяным сердечком на конце щелкнул по столу.

– Все-все, поняла, ты страшный, ужасный, огромный и могучий! Кушай ватрушку, приятного аппетита!

Зверек подпрыгнул, растопырил крылышки и проворно пополз по полкам шкафа вверх, где и скрылся вместе с ватрушкой. Обиделся. Или пропитание деткам потащил? Ну, какая прелесть! Да еще и обругал меня.

До «Бестиария» добраться не дали. Время идти в часовню, молиться (правильно дышать и пропускать силу через каналы), потом ужинать и спать. Чего в монастыре не было, так это возможности шататься после колокола по коридорам. Они решетками перекрывались. Иди в спальню или умывальню, объединенную с уборной. Пришлось умываться самым простым, немагическим способом, и идти в кровать.

– Сегодня твоя очередь, Лотта! – поторопила меня Корнелия.

– Я про рыцарей и принцесс ничего не знаю, – скучным голосом отозвалась я. Моя очередь рассказывать сказку, и я решала, начать с «Золушки», «Спящей красавицы» или замахнуться на «Принцессу-лебедь»? Но ведь там везде магия, а тут люди уверены, что магия – это очень плохо. Если колдунья, то непременно злая. Колдун – так некромант и людоед. В Бренвийоне добрых фей детям не полагалось. «Тристана и Изольду» задвинуть им? Как раз все умерли, вполне в местном духе, только я плоховато помню. Помню, что Тристан по ошибке приворотное зелье выпил. Или не ошибка была, а Изольда на рыцаря глаз положила?

– Тогда про драконов расскажи!

Драконов я терпеть не могла, драконьего ажиотажа не понимала, и книжки про них не читала, потому что бред! Нет, существование драконов я вполне допускала. Мало ли кого магия породила, в исключительность человеческой расы верить глупо. Могли красивые человечки привлечь более могущественное существо, почему нет? Вся античная мифология сплошное сожительство богов с людьми. И богини прельщались красивыми юношами, и боги жару поддавали, кем только не прикидывались. Чем драконы хуже? Что обесчестил, обрюхатил и выбросил жалкую человечку, не сомневалась, а что помрет без нее – уже нет. Драконы – это как мажоры в сказочной иерархии. Им все можно, их все боятся, никто им не указ. А насчет мудрости и всего прочего… вседозволенность и безнаказанность до добра никого не доводит. Даже котиков! А тут огромные огнедышащие ящеры! Или сказочно красивые мужчины, обладающие магией, властью, богатством. Им те «истинные», как поденки на речном берегу. Была бы голубушка вынослива да здорова, чтоб сильное дитя выносить, а что с ней потом будет, кого интересует?

– Ладно, я про гномов расскажу. В одном королевстве жил-был вдовый король, и была у него дочка, белая, как снег, с черными волосами и синими глазами, – начала я, отмахиваясь от предполагаемой анемии, рахита и авитаминоза у королевской дочки. Иначе с чего бы она, как снег бела? «Белоснежка» потекла по своему сюжету, девчонки ахали, задавали вопросы, и чуть ли не подпрыгивали на своих койках. Тема злой мачехи задела за живое многих девушек. А ведь и правда, родная-то мать вряд ли сослала дочку в монастырь! Пожалела бы! Бедные девочки!

Никогда не задумывалась, почему гномы лесные? Они же горный народ? Какого хрена они в лесной чаще жили, а не в благоустроенной пещере? Потому что принцессу в лес привезли, а не в горы? Пусть это останется на совести братьев Вильгельма-Карла и Якоба-Людвига. В нашей русской версии хотя бы богатыри были, потому что пограничная застава, логично все.

Я так увлеклась, что, накинув покрывало, посреди дортуара изображала злобную колдунью под личиной доброй старушки.

– Скушай, деточка, яблоко, – прошамкала я и протянула воображаемое яблоко Ользе.

Та взвизгнула и закрылась с головой одеялом. Правда, тут же сделала щелку, в которой заблестел любопытный глаз.

– Красное, спелое, наливное яблочко!

Я продолжала рекламную компанию, предлагая всем «яблоко». Девчонки с ужасом и восторгом шарахались.

– Я так голодна, – вдруг жалобно сказала Корнелия. – Дай мне яблочко, добрая женщина!

Вот это вживание в образ! Разумеется, я дала ей «яблоко», и со злобным хохотом скрылась за пологом своей кровати. Общий шумный выдох показал, что Корнелия «яблоко» надкусила и упала на кровать.

Расстройство гномов, поиски прекрасного принца, говорящее зеркало, и поцелуй любви, пробуждающий принцессу.

– О-о-о, какая восхитительная сказка, – простонала Ольза, укладываясь. – Я расскажу ее своим детям.

– У тебя не будет детей, – осадила ее Алосия. – Как у всех нас.

Помрачневшие послушницы задергивали пологи, кто-то наскоро шепотом молился.

Утром встали все. Кроме Корнелии. Ее тормошили, брызгали водой, кричали в ухо. Все оказалось бесполезно.

– Ведьма! – закричала вдруг Ольза. – Ты отравила ее! Яблоком!

Глава 7.

Абсолютно все сказали, что видели красное яблоко у меня в руке. Описывали цвет, размер, форму, аромат. Обыскали всю спальню в поисках огрызка. Меня спасло только то, что целых яблок нам никогда не давали, только в начинке для пирогов.

Корнелию унесли в лечебницу, где сестра Поликсена пользовала больных. Ни жженое перо, ни нюхательные соли результата не дали. Даже прижигание пятки полынной палочкой! Даже уколы шилом! Девчонки меня сторонились. Монахини шептались о рыжей ведьме. Пансионерки плакали и просились домой.