При этом отношения внутри правящих родов были просто удивительные. Чуть зазевался, и все – брат, или дядя, или сын, или племянник, или еще кто из родичей кровных тебя подсидел. И хорошо, если просто отправил в отставку. А мог и жизни лишить в борьбе за власть.

Та еще жесть.

Какое-то единство у них возникало только перед общей угрозой. Да и то не обязательно.

Аналогичная ситуация наблюдалась у языгов и иных сарматов.

Хаос, бардак и смута.

Из-за чего, в общем-то, гёты и продвигались, успешно давя языгов в степи. Просто потому что с какими-то бэгами они воевали, а с какими-то находились в союзе… Даже несмотря на то, что и те и другие могли стоять под рукой одного раса.

Самыми ценными для Беромира оказались демографические сведения, связанные с ордами. Сколько людей живет под рукой каждого бэга, Люк, разумеется, не знал. Но сумел неплохо описать структуру, причем с особой гордостью, налегая на то, что в любой орде народа существенно больше, чем в шести союзных кланах, вместе взятых.

По подсчетам Беромира получалось, что роксоланов всего около ста двадцати – ста сорока тысяч^[6], из которых двадцать – двадцать пять тысяч взрослые мужчины. Что позволяло им держать до тысячи двухсот воинов^[7], ну и племенное ополчение, в которое, если надо, выступали все мужи, прошедшие инициацию.

По меркам союза шести кланов – невероятно много.

Ситуацию спасало только то, что все эти весьма монументальные силы были разделены между четырьмя бэгами. И сюда, в леса, своих людей выдвинул только Сусаг под предводительством своего брата Арака. А их Беромир уже немного потрепал там, у перелеска. Да и сейчас «причесал». Остальные вожди наблюдали за происходящим со стороны. Да и вообще вся мощь роксоланов могла проявиться только там, в степи, и очень по случаю…

– А чего вы его родичей стали резать? – спросил Беромир, кивнув на Добрыню.

– Рас был зол и требовал наказать виновных.

– А при чем тут они? – удивился Беромир. – Арак же набег этот начал. Он и виновен. Его и нужно было казнить.

– Арак в поход не ходил, – огрызнулся пленник.

– Разве это его оправдывает? Провокация – это преступление хуже, чем само злодеяние, – назидательно поднял палец ведун. – Ибо ты погрешил против Фарна, ну или Даждьбога, ежели по-нашему сказывать. А у него лукавство не в почете. Или ты думаешь, Фарн допустил бы успех нашей засады, если тот, кто вас ведет, ему нравился?

Люк промолчал.

Нахохлился и аж засопел.

– Сусаг терпит неудачи из-за своего брата, который грешит перед богами. И теперь они шлют наказания ему самому. Ибо он отвечает перед небесами за своих людей. А также его людям, ведь они идут за ним.

– Тебя это от смерти не спасет! – прорычал, словно выплюнул Люк.

– Уже третья победа за мной. Разве не так?

– Арак и его люди никогда не вернутся к Сусагу проигравшими!

– Треть войска он уже потерял. Еще парочка таких ошибок, и возвращаться будет просто некому.

– Ты слишком самонадеян!

– Ты считаешь? Так-то это третья уверенная победа подряд. И там, в зимнем лесу, я атаковал почти сотню всего двумя десятками. Да и здесь, отбиваясь от Добрыни и его ребят, держал оборону вдвое меньшими силами, нежели на меня нападали.

– Ты лжешь!

– Зачем? – улыбнулся Беромир. – Ты сам видел, что случилось с вами под дротиками и пилумами. Разве это не благоволение бога войны и его брата – дарителя удачи?

– Выйди в открытое поле и познаешь нашу силу!

– Ты считаешь, что я дурак? – еще шире улыбнулся ведун. – Истинная цель воина – убить неприятеля, а не сдохнуть самому. Разве нет?

Собеседник снова нахмурился и промолчал. Напоминая всем своим видом осеннюю тучу.

– Что ты слышал про Милу? – сменил тему Беромир. – Ее по осени к вам должны были привести.

– Убили ее.

– Кто и когда? – спросил, постаравшись не проявлять эмоций, ведун.

– Она попыталась сбежать. С тех пор ее никто не видел. Значит, убили. Это ждет всех вас! Рабство и смерть!

– Слушай, а давай я тебя продам в рабы? – подавшись вперед, спросил Беромир максимально дружелюбным тоном.

– Что?! Это невозможно!

– Почему? У меня есть знакомые ромеи. Они вывезут тебя до Ольвии и далее в Эгейское море, где хорошо обученные люди отрежут тебе причиндалы, что между ног болтаются. Ну что ты на меня так смотришь? Евнухам они не нужны…

Ну и завертелось.

Этот пленник на нервах попытался попросту покончить с собой. Бросился связанный на Беромира, нарываясь на удар ножом или еще чем. Но вместо этого получил подачу кулаком в челюсть. Хорошую такую, в которую ведун вложился на все сто процентов.

Раз.

И бедолага ушел в нокаут.

Вон лежит на земле и вяло шевелится, словно отравленный таракан.

– Ты погляди, какой нежный… – фыркнул Беромир, потрясая отбитым кулаком.

– Принесем этих двоих в жертву? – поинтересовался Борята, кровожадно оскалившись.

– Не спеши.

– А чего ждать? Их же кормить надо. Зачем еду переводить?

– Не оскудеем, – усмехнулся Беромир. – Возможно, я их использую по-другому. Такой подарок небес не каждый день случается. И, кстати, по поводу еды. Надо отправить людей к месту боя на лодках, чтобы снять шкуры и вырезать лучшие куски мяса с павших коней…

Глава 4

168, берзень (март), 26

– Наподдай! Ну же! Чего мнешься! – рявкнул ведун, видя, как нерешительно работает на мехах один из бойцов.

Он пристроил к делу всех.

Вообще всех.

Пользуясь передышкой, Беромир решил изготовить как можно больше дротиков. Просто чтобы обеспечить свое войско.

Костяные, как показал обстрел там, у реки, слишком слабо работали по целям. В отличие от железных. И с этим требовалось срочно что-то сделать.

Вот и трудились в авральном режиме, благо, что железной руды по округе загодя, еще по осени, приглядели много. А неполная сотня мужчин – это не два десятка юнцов.

Бояре со своими ребятами делились на шесть нарядов. Один заступал в дозор каждое утро, второй – на добычу рыбы. Остальные четыре занимались либо с железом, либо с топливом.

Руду набирали в местах выхода и приводили на лодках к лотку, где и промывали, держа его загруженным практически постоянно. Потом сырье обжигали в горшках, дробили и прогоняли через магнитный обогатитель, что позволяло получать концентрат.

Дрова таскали лошадьми, благо, что несколько «мохнатых» друзей после боя удалось взять живыми и вполне целыми. Ременной упряжкой цепляли и волокли, что очень ускоряло доставку до места.

Дальше разделка, для которой имелись и большие топоры, и даже пара пил, включая одну двуручную. Полученные дрова частью шли на обжиг и обогрев, все же холодновато еще, а частью загружались в большие перегонные кубы, собранные из корчаг. И выжигались до угля, заодно получались сопутствующие продукты.

Тех двух пленных, кстати, активно привлекали к тяжелым работам.

За еду.

Пообещав, что если они будут пытаться сбежать или еще как морочить голову, то их обязательно продадут ромеям под переделку в евнухов. Подействовало. Да и куда бежать, они не знали, – кругом леса и своих не видно.

Раненые соратники Добрыни, которые оставались с декабрьского набега, также привлекались к работам. Они уже практически выздоровели и могли много где помогать. Тем более что они осознали – возвращаться им некуда. Там, у них дома, разгром и разорение. И их там никто не ждет. Ну, кроме сарматов, которые тупо убьют таких «возвращенцев», ведь те участвовали в разрешенном набеге.

Из накопившихся запасов шамотных и иных кирпичей, которые Беромир и его ребята постоянно делали понемногу, удалось собрать три печи для восстановления руды и четыре купольные – для тигельных плавок. Разумеется, все, как и ранее, с подогревом и наддувом ножными мехами.

На печах стояли ученики, приглядывая.

И на кричных, и на железных, и на угольных.

Они же выполняли роль молотобойцев, давая возможность ковать практически непрерывно. Нагретую деталь щипцами Беромир доставал из горна. И, указывая, куда бить маленьким молоточком, позволял заготовку получше «обслужить», пока она еще горячая. Потом ее закидывали обратно в горн и брали следующую.

И так без остановки.

Час за часом.

Разве что делали паузы на первичную расшивку тигельных болванок на подходящие куски.

В час при таком подходе удавалось сделать по десятку, а то и два наконечников для дротиков, а также утяжелители. Из которых по вечерам, на отдыхе, все вместе и собирали новые изделия.

А после того, как заменили все костяные варианты, перешли на пилумы. Новые. Про запас. Очень уж все оказались под впечатлением их залпа.

Раз.

И полсотни легло.

Чем еще их можно было бы так успокоить?

И если бы там, в засаде, у бойцов имелось пилумов по две штуки, то они бы еще накрыли роксоланов. Прибрав их как минимум десятка два-три дополнительно. Или даже больше.

Впрочем, заготовок для метательных снарядов хватало ненадолго. И по вечерам в основном они возились с заграждениями, «стругая» те самые сборные рогатки.

Собственно, ничего хитрого в них не было.

Колья с упорами да единые балки с отверстиями, позволяющими собирать небольшие секции «колючек». Причем высотой небольшой – аккурат для того, чтобы лошади себе на них брюхо выворачивали, пытаясь преодолеть. Много, понятно, не сделать. Ибо как их таскать? На своем горбу? Но хотя бы несколько секций для прикрытия флангов или опасных участков требовалось иметь.

Так что боеспособность отряда росла день ото дня.

И это не фигура речи.

Просто за счет улучшения оснащения.

А ведь еще имелись трофеи, снятые с убитых.

Богатые трофеи!

Одних кольчуг удалось взять семь штук. Римских. Через что получилось «упаковать» всех бояр, подняв их статус до невиданных высот.

Ведь на фоне того лютого дефицита железа, какой наблюдался в этих краях, позволить себе подобную защиту никто из местных не мог. Вообще. Из-за чего в глазах родичей каждый такой боярин теперь становился невероятно удачливым и дельным человеком. Кум королю, не иначе! Вон какой красавчик, на себе носит железа едва ли не столько же, сколько во всем остальном клане имеется.

Заодно это поднимало и статус самого Беромира.

Ибо именно он воспринимался источником этого богатства. Его удача и разумение. Что позволяло в немалой степени поднять и личную лояльность бояр.

Седьмая кольчуга пошла ученикам Беромира, как и остальные доспехи, то есть вся та чешуя из рогов и копыт. Да, дрянь. Но дополнение к гамбезону весьма неплохое. Всяко лучше, чем без него. В роговой чешуе по толстой стеганой подложке даже под местные сарматские луки уже можно было выходить. Не в упор, но с десяти-двадцати метров вполне.

И, только упаковав учеников, как самых подготовленных ребят, ведун перешел к обычным дружинникам, распределив между ними по жребию остальные доспехи. Включая кожу. Да, она являлась еще большей дрянью, чем роговая чешуя, но почему нет? На безрыбье, как известно, и рак отличная форель.

Со шлемами поступили точно так же.

Сначала выделили боярам самые лучшие. Потом ученикам. И только в последнюю очередь дружинникам, да и то – по жребию. Ибо этих изделий на них остался всего десяток, и, очевидно, на всех не хватало.

Но никто не роптал и не возмущался.

Скорее, напротив.

Люди никак не могли отойти от мысли, что им удалось разбить роксоланов. Вон словно окрыленные бегали. Отчего Беромир их и «припахал». В таком настроении они были готовы практически на все. Как таким не воспользоваться?