Лгунья (страница 10)
Я на эту злость не обратила внимания. Она знает, что я права, она загнана в угол. Только поэтому меня еще не вышвырнули из квартиры.
– Я дам половину суммы, которую вы назвали, – пояснила я. – И за эти деньги заберу дом прямо сейчас – со всем бардаком, со всеми проблемами.
– Сама же сказала, что его нельзя продавать!
– Верно, поэтому мы оформим договор о намерении. Но там будет указана сумма, которую я выплачу сразу и которую обязуюсь выплатить, когда сделка будет закрыта. Ну а поскольку я все равно переплачиваю, мне нужна будет и кое-какая информация о Дарине. Соглашаетесь – завершаем разговор, оформляем сделку хоть сегодня. Нет – до свидания.
– Что за детский сад, что за игры ты устроила?
– А какая разница? Все выполнимо. Да или нет?
Не думаю, что она вот так сразу мне поверила, и все же она не отказалась. Она, должно быть, заметила, на какой машине я приехала на похороны, видела, какой смартфон лежит передо мной на столе. Она знала, что деньги у меня есть – и была достаточно умна, чтобы понять: тот домик действительно проблемная недвижимость. Она решила все-таки рискнуть, от рассказа она ведь все равно ничего не теряла!
– Что ты хочешь знать?
– Всего один вопрос: почему вы не любили Дарину?
Я произнесла это спокойно, но ожидала, что она все равно возмутится, начнет обвинять меня в том, что я нагнетаю, ну, или доказывать, что я не права… Возможно, раньше она бы так и сделала. Раньше – это до смерти Дарины. Но смерть всегда чертит границу – и за этой границей приходится признать нелюбовь.
Это не значит, что Татьяна вмиг прозрела и прониклась светлым чувством. Но она хоть на каком-то уровне признала, что задолжала Дарине. Может, я романтизирую ситуацию, однако все время разговора меня не покидало ощущение, что Татьяна исповедуется не передо мной, а перед своей дочерью.
Она не любила Дарину по одной очень простой причине: она этого ребенка не хотела. Хотела юная Таня в основном секса, кто ж знал, что от такого дети берутся? Ладно, утрирую, она знала, но предохраняться решила подсчетом дней цикла – кто-то внушил ей, что это классная идея. Видимо, возлюбленный, у которого от иных мер предохранения «ощущения не те». И то ли Таня оказалась гуманитарием, то ли сам метод – фигня полная, но в результате летних прогулок зародилась жизнь.
И если с предохранением у Тани были проблемы, то с другими медицинскими познаниями все обстояло иначе, она сразу же заговорила об аборте. Возлюбленный был, в общем-то, не против, но вмешались матери с обеих сторон, которые дуэтом заголосили о том, что каждая жизнь священна. Молодым пришлось быстренько бежать в ЗАГС, а в положенный срок – еще и в роддом.
Старшее поколение наверняка ожидало, что за девять месяцев Таня привыкнет к новой роли, но материнский инстинкт дал сбой.
– Мне казалось, что во мне растет огромный паразит, – горько усмехнулась она. – Не ребенок, а чудовище, готовое украсть мои мечты, ту жизнь, к которой я стремилась… Но все сроки аборта прошли, и я молчала, надеялась, что все как-нибудь наладится само собой.
Конечно же, ничего не наладилось. Отношения с мужем тоже не складывались: он был готов к браку не больше, чем Таня. Но если ее бурную юность поставили на паузу токсикоз и растущий живот, то его ничто не сдерживало. Он делал, что хотел – сначала робко, еще с чувством вины, а потом все уверенней и уверенней. Когда Таня попыталась образумить его старым-добрым скандалом, ответ получила тоже исторически стереотипный – оплеуху. Молодая семья окончательно развалилась через год после рождения Дарины, и уже бывший супруг тут же рванул в другую страну, чтобы избежать алиментов.