Широкими шагами пересекаю коридор подсобных помещений, выходя у дверей черного входа на арену. Холл здесь не такой просторный, какой открывается с главного входа в спортивный центр, да и людей здесь, собственно, не так много. Но я все равно обвожу помещение взглядом в поисках Натали. А как только нахожу ее, сердце болезненно сжимается, а ощущение того, что сегодня все точно пойдет не по намеченному мною плану, усиливается во сто крат. И тем не менее я не могу отрицать тот факт, что даже такая, взволнованно мерящая шагами пространство у окон, немного растрепанная, в огромной розовой толстовке и черных леггинсах, она потрясная. Черт, она всегда потрясная для меня! По-моему, пора к этому привыкнуть.

А когда взгляд Нат фокусируется на мне – наверное, в тысячный раз за последние три месяца с момента нашей первой встречи, я медленно таю от глубины ее глаз цвета черного-черного крепкого кофе. Больших, почти что кукольных. Хочется смотреть в них без остановки. Тонуть в них. А еще медленно и долго целовать этот дерзкий изгиб бровей, румяные щеки и полные губы, которые трогает робкая улыбка.

Натали делает ко мне шаг.

Я оглядываюсь на дверь у себя за спиной.

Мы первый раз так в открытую встречаемся тет-а-тет где-то на людях. Обычно шкеримся по углам, чтобы Матвей не засек, что я кручу шашни с его младшей сестренкой. Но сегодня я твердо намерен превратить наш тайный роман во вполне серьезные отношения, встав на одно колено. Поэтому, полагаю, можно и рискнуть?

Мы делаем еще пару шагов навстречу друг другу. Прямо пока Нат не оказывается на расстоянии вытянутой руки от меня. Тогда-то я обвиваю ее за талию, не имея желания больше ждать. Притягиваю ее к себе и, прежде чем она успевает что-то сказать, припадаю губами к ее губам. Целую. Вдыхаю ее запах полной грудью, упиваясь тем, как сладко и приятно от нее пахнет. Умопомрачительно просто! В отличие от меня. Вжимая ее руками в себя и вжимаясь губами в ее мягкие губы, задерживаюсь так на долгие мгновения – не углубляя поцелуй, но и не отпуская девчонку.

Я мог бы стоять так вечность. Просто пьянеть от мысли, что только моим рукам позволено ее так крепко обнимать. Что это мои губы первые испробовали ее на вкус. Что только ко мне она так доверчиво льнет. И только меня она так крепко обнимает в ответ, цепляясь пальчиками за тонкую ткань термо-кофты.

Я и стою.

Пока Натали сама не отстраняется. Первая. Обхватывает своими холодными ладошками мои щеки, запыхавшись, вскидывая взгляд. Это какая-то ее удивительная особенность – ее ладони всегда холодные. Даже в теплых варежках.

– От тебя ужасно пахнет! – улыбается она.

– Ты сказала «прямо сейчас». Я торопился. Кстати, об этом: что стряслось?

Нат прикусывает губу и отводит взгляд. Ее настроение резко меняется. А выражение лица принимает виноватый вид. Что за черт?

Я хватаю ее пальцами за подбородок, заставляя снова посмотреть на меня:

– Нат? Что происходит?

– Я… послушай… – начинает девушка неуверенно, убирая свои ладони с моего лица, будто немного сгорбившись, опускает плечи, – по правде говоря, Вик, – продолжает, глядя куда угодно, но не мне в глаза, – я хотела попрощаться…

Я впадаю в ступор.

Погодите…

Вы это слышали? Где-то у меня над головой разверзлось небо и хренакнула молния. По-другому я не могу объяснить резкую потерю в пространстве и оглушающую контузию на оба уха. На долю секунды у меня в ушах пропадают все звуки. Она хотела… что?

Я смотрю на Нат во все глаза. Опускаю руки, обхватывая ее за плечи. Чувствую себя идиотом, переспрашивая:

– Я… подожди, – улыбаюсь, – я, наверное, не так понял. Повтори, пожалуйста, что ты только что сказала, Нат? Ты хотела что сделать?

– Попрощаться, – уже более четко произносит Натали. – Я хотела с тобой попрощаться до отлета.

– Отлета? – повторяю за ней, как конченый идиот. – Какого еще отлета?

Натали кусает губы так, что они уже покраснели и в одном месте начали кровоточить. Я оттягиваю подушечкой большого пальца ее нижнюю губу, призывая остановиться. Она, встрепенувшись, отступает от меня. Она просто берет и отступает! Выпутавшись из моей хватки, вдыхает так глубоко, словно это я душил ее своими объятиями.

Да нет, ну нет же…

– Нат… – начинаю я, делая шаг к ней.

– Мне предложили работу, – отступает на шаг назад Натали. – В Милане. Съемки вечерних платьев для одного бренда, и я… я не могла отказаться, Вик, понимаешь? Я грезила этой работой с пяти лет!

– Нет, мать твою, не понимаю! – вспылив, выкрикиваю я.

Нат вздрагивает, а проходящие мимо люди оглядываются.

Я нервно ерошу волосы на макушке, приказывая себе успокоиться и не орать. Хотя хочется. Изнутри душу рвет! Она серьезно? Вот прямо сейчас, когда в двадцати метрах от нас, в моем гребаном кармане, лежит кольцо для нее? Да ну нахер. Не могу я быть настолько нефартовым! Это не может быть правдой. Не может же?

– Ты знал, зачем я прилетала к Матвею, – напоминает Нат. – Знал, что рано или поздно я добьюсь своего и начну строить карьеру.

Знал, но надеялся… а на что я, собственно, надеялся?

– Ладно, – примирительно вскидываю я руки. – Хорошо. Допустим. Ты отработаешь эту съемку и вернешься. Прощаться-то зачем?

– Так не выйдет.

– Почему?

– Этот контракт он… ну…

– Ну?

– На год, Вить.

Я со свистом выпускаю воздух сквозь сжатые зубы. Год – звучит как смертельный приговор.

– И потом, – продолжает Нат, – я не уверена, что хочу возвращаться в Америку. Здесь для моей карьеры меньше перспектив. А ты… ты не можешь отсюда уехать. У тебя трехлетний контракт с «Дьяволами». Хоккей – вся твоя жизнь, и она здесь. Я… – пожимает плечами Натали, будто не зная, что еще сказать, – вот как-то так получилось.

Как-то так получилось?

Херово получилось!

Да, безусловно, я знал, куда Натали «метит». Что карьера модели – ее идея фикс. Мотаться по миру на бесконечные показы и съемки – ее мечта. Она говорила мне об этом, и не раз. Но я думал… Я искренне верил, как последний баран, что то, что закрутилось между нами в последние два месяца, что-то изменит. В ее взгляде на жизнь и будущее – изменит. Опрометчиво, выходит?

Я все еще стою и смотрю на нее во все глаза, не понимая, а как я вообще должен сейчас отреагировать? Сказать – окей, лети? Или упасть в ноги и умолять остаться? Как. Мать. Твою. Я. Должен. Отреагировать?

– Мот знает? – срывается с моих губ жесткое, без лишней нежности.

– Да. Он сегодня помог мне собрать вещи, поэтому и опоздал на предматчевую раскатку. Через два часа у меня самолет.

– Давно?

– Давно я подписала контракт или давно знает Матвей?

– Давно ты, блть, приняла это решение?!

– Неделю назад.

У меня все падает. Все летит к чертям собачьим. Вера в людей. Надежда на совместное будущее. И любовь. Любовь к этой девушке, которая вскружила мне голову, идет фатальными трещинами, погребая под обломками все хорошее, что между нами было.

Неделя. Это целых семь дней. Семь! Чтобы сказать мне заранее. Подготовить как-то. Дать мне время переварить и, возможно, попытаться ее остановить. Но она молчала. Она просто эгоистично молчала, зная, что, поставит меня перед фактом в день отлета, а я уже ничего не смогу сделать.

С моих губ срывается горький смешок.

Я качаю головой:

– Какой же я наивный. Олух просто.

– Вить, – сжимает пальцы в замок Натали, – прости меня, пожалуйста. Я не думала, что все сложится таким образом, но и от мечты я отказаться не могу, понимаешь? – едва не плача, шепчет. – Это то же самое, что попроси я тебя сейчас отказаться от хоккея!

– Какой, нахер, мечты? – закипаю я, плохо контролируя свой тон. – Ходить полуголой по подиуму, чтобы все пялились на твою задницу, Нат? Такой мечты? Если да, то она дерьмовая!

– Не надо так, – хмурит свои дерзкие брови девчонка. – Не обесценивай мои желания. Я хотела расстаться по-хорошему, без всех этих скандалов.

– Если бы ты хотела по-хорошему, то ты рассказала бы мне об этом еще долбаную неделю назад, Натали! Ты просто, – взмахиваю я руками, стараясь сдержать рвущееся наружу непростительные, ужасные слова, в оконцовке бросая:

– Трусиха ты просто. Я думал, что я в твоей жизни хоть что-то значу, потому что для меня ты стала буквально всем. А оказалось, что я был приятным эпизодом, пока ты искала себя? Класс! Умница девочка. Давай, езжай, – уже по-настоящему рычу я, запределно повышая голос. – Крути жопой перед камерами и строй свою потрясающую карьеру в этом продажном гнилом мире! И не удивляйся, если ради повышения однажды придется раздвинуть ноги, мечта-то ведь важн… – я затыкаюсь, когда мою щеку обжигает пощечина. Отрезвляя. Возвращая в реальность.

Я смотрю на Нат, прикладывая пальцы к скуле. Она стоит и не дышит, прижимая к своей груди ладошку. Смотря на меня большими от ужаса глазами. Глазами, из которых одна за одной начинают катиться горькие слезы. А потом… она просто уходит. Молча разворачивается и уходит. И я не иду за ней следом. Зачем? Продолжить унижаться? Она выбрала НЕ меня. Точка.

Глава 6

Натали

Между нами виснет напряженное молчание.

Подумать только, уже семь лет прошло с момента нашей последней встречи. Огромный срок. Как быстро летит время.

– Так что, ты проходишь или как? – бросает в конце концов Черкасов, небрежно закладывая руки в карманы шорт. – Или тебе постелить на пороге?

– Не думаю, что это хорошая идея, – скептически вздергиваю я бровь, пытаясь заглянуть Вику за спину, чтобы понять: один он в квартире или нет. Не знаю, почему именно этот вопрос меня сейчас волнует больше всего.

– Какая? Спать у двери? Точно не самая лучшая.

– Пройти. Не думаю, что идея остановиться у тебя – хорошая.

– А у тебя есть другая? Желательно такая, после которой твой брат не свернет мне шею. Говори, я готов выслушать.

– Почему ты вообще согласился? – поджимаю я губы недовольно, снова метнув свой взгляд в сторону парня. – Почему ты не сказал ему "нет"?

– Ты прекрасно знаешь, «почему», – парирует спокойно Вик. – Но, в любом случае, оставаться или нет – выбор за тобой, Золотая. Я тебя уговаривать не собираюсь. Однако время уже, – бросает взгляд на часы, – одиннадцать. На дворе ночь. И если у тебя нет в столице готовых экстренно приютить тебя друзей, а я полагаю, что нет, раз Матвей позвонил мне, то единственным вариантом остается гостиница – приличный свободный номер, в которой тоже нужно постараться найти в туристический сезон. Удачи! – кивает парень, салютуя мне и, развернувшись, уходит, оставляя входную дверь нараспашку.

Он. Просто. Мать. Его. Уходит!

Я глупо хватаю ртом воздух, провожая его широкую спину взглядом, не зная, как на подобную наглость реагировать. Меня вроде бы и попросили на выход, и в то же время приветливо оставили открытой дверь. И что мне делать? Откровенно говоря, я так вымоталась за два перелета, что перспектива обзванивать гостиницы в поисках свободных номеров кажется пыткой. Но вот такое «приветствие» не по-детски закусывает мое женское самолюбие.

Я смотрю на зажатую у себя в руках елку и на спину Вика. На спину. На елку. Прикидываю, станет ли мне легче, если я лишусь последнего праздничного атрибута, но поставлю негодяю синяк на затылке? Уже ловлю себя на том, что мысленно просчитываю траекторию полета дерева, когда Черкасов щелкает пальцами, резко крутанувшись на пятках: