Он властно засвистел, сиа положили капитана обратно на ковёр и вышли. В прихожей хлопнула дверь.

– Ты осуждаешь нас, сестра, – Эл-Лан сел рядом со мной. – Я вижу это в твоих глазах.

– Если жертва палача сама становится палачом, её не оправдывают перенесённые страдания, – тихо сказала я. – Что вы сделали с Амьером?

– Сиале, – Эл-Лан благоговейно сложил ладони. – Наш бог… твой бог, сестра, – это мы сами. Людям неизвестно подобное. В случае крайней нужды мы сливаем разум, и то великое общее, во что мы превращаемся на время, ищет новый путь. Этой ночью все сиа стали Сиале и Сиале нашёл решение. Люди не хотели нас слышать – мы заставим их слушать. Сиале вернул нам силу, воздействие на человеческий разум дало нам преимущество во времени. Амьер под нашим контролем, мы освободили своих детей, братьев и сестёр, взяли в плен солдат и заняли здание жандармерии. Урок страха запомнит каждый житель города, публичная казнь пленных покажет, что мы не остановимся ни перед чем ради защиты своего народа.

Капитан забился, словно вытащенная из воды рыба. Я смотрела в нечеловеческие оранжевые глаза Эл-Лана.

– Неужели нельзя обойтись без убийства?!

– Мы пытались три десятка лет. Терпели до последнего. Сестра, обещаю: эта казнь будет первой и последней. Сейчас я – голос Сиале, у меня есть право обещать.

– Не надо!.. – мой голос сорвался, пришлось глубоко вздохнуть. – Брат, я прошу, я умоляю! Люди поступали жестоко, но они убивали вас по неведению…

– Сестра! – от голоса Эл-Лана задребезжали стёкла. – Ты не всё знаешь. Спроси у своего избранного об указе семьдесят девять. У нас нет выбора, сестра. Нет.

Он прикрыл ладонью глаза.

– Почему вы не призвали Сиале раньше? – горько выдохнула я. – Когда отношения с людьми не были настолько извращены?

– Шесть раз по шесть десятков, – Эл-Лан тоже тяжело вздохнул. – Необходимый минимум совершеннолетних сиа для того, чтобы объединиться в Сиале. Прости, сестра, даже в критической ситуации мы не животные, чтобы поставить размножение на первое место. Ушло тридцать лет.

Сиа повёл плечом и болезненно поморщился, напомнив о том, что его спина располосована кнутом. Я спохватилась:

– Надо залечить раны, иначе останутся шрамы. Позволь…

– Пусть останутся, – гордо выпрямился он. – Когда мои правнуки поставят мне в вину сегодняшнюю ночь, я поведаю им, как разумное существо истязало другое разумное существо. И покажу эти шрамы, иначе они мне не поверят. В нашем мире, сестра, нельзя издеваться даже над скотиной. И раз мы не можем вернуться домой, придётся создавать подобие дома здесь, на Лернéе.

Разговор был окончен. Эл-Лан в последний раз покосился на капитана и вышел. Некоторое время я сидела, бесцельно уставившись на ковёр. Крошки побелки на нём напоминали звёздные россыпи. Так, наверное, выглядело ночное небо в мире сиа – Ай-Нуа рассказывала мне, что оно оранжевое, не синее. Такие разные миры, такие разные традиции… Но и мы, и они были разумными, биологически совместимыми видами – и чем всё закончилось? Ночью ужаса и взаимной ненавистью!

Или люди действительно признают только страх и силу?

Капитан замычал и задёргался, пришлось подняться и выдернуть галстук у него изо рта.

– Развяжите меня! – гневно потребовал он.

– Не раньше, чем вы пообещаете не делать глупостей, – я осмотрела верёвки. Толстые, не возьмут ни ножницы, ни кухонный нож.

– По-вашему, попытаться предотвратить убийство – глупость?! – возмутился капитан и закашлялся.

– Предотвратить – как?

– Не знаю! Но нужно же что-то делать! – он покраснел от натуги. – Не сидеть же, тупо глядя в пол!

– Сколько сейчас в Амьере военных? – я достала из шкафа чемоданчик с инструментами и начала придирчиво перебирать хирургические пилы.

– Два отряда. Вместе со мной восемьдесят человек.

– Восемьдесят, – повторила я, запретив себе дрожь в голосе. – Предположим, вы, неустрашимый герой, помчитесь сейчас подстрекать боеспособное население Амьера на священную битву. Наберёте около сотни жандармов и примерно столько же воинственно настроенных гражданских. Накинем ещё человек двадцать городских пьяниц и дебоширов, которым без разницы, куда девать избыток дурной силы. Затем с этим войском вы отправитесь штурмовать жандармерию. Сиа остановят вас ещё на подходе, после чего казнят солдат. Вы считать умеете, мьесс? Восемьдесят человек или триста?

– Лучше умереть сражаясь, чем стать пособником убийц! – запальчиво заявил капитан.

– Не решайте за всех, прошу вас, – я наконец-то выбрала подходящий инструмент и склонилась над капитаном. – Это самая отвратительная человеческая черта – считать своё мнение непреложной истиной. Лично я думаю, что для вашей же пользы следует ограничить вашу свободу на пару дней, и тем не менее готова освободить вас под честное слово. Вы его дадите?

– Ни за что!

– Ладно, – я поднялась и отложила пилу. – Лежите. Связаны вы на совесть, но кровь циркулирует нормально, онемение конечностей вам не грозит. Пить я вам принесу, поесть приготовлю.

– Ходить мне прикажете под себя? – усмехнулся он.

– Мьесс, я целитель. Во время практики после университета ухаживала за лежачими больными. Целители вообще народ небрезгливый, это вам придётся валяться в… – неистовый взгляд капитана немного пристыдил меня, и закончила я корректно: – Отходах жизнедеятельности организма.

Наступила долгая пауза, воспользовавшись которой я выбросила увядшие георгины, убрала мусор и вымыла пол.

– Вы чудовище, мьесса Ай-Руж, – прорычал капитан. – Взяли самое худшее от сиа и людей. Зверь в человеческом обличье! Жалею, что испытывал к вам симпатию! Надо было отправить вас в тюрьму!

– Угу, угу, – покивала я. – Пить хотите?

– Я не приму от вас ни капли, ни крошки! Отвратительная, циничная, расчётливая тварь! Хладнокровная убийца!..

Я ушла на кухню и закрыла за собой дверь. Капитан продолжал подбирать всё новые и новые красочные эпитеты для описания мерзкой меня. Пусть отведёт душу. Нервное потрясение у всех выражается по-разному, и гораздо проще, когда ты можешь обвинить кого-то постороннего. Когда тебя держат верёвки, а не беспощадная логика. Достав из холодильника уже позавчерашний суп, я разогрела его и доела, не чувствуя вкуса. Затем умылась, привела себя в порядок и вернулась в комнату. Капитан к этому времени утомился и затих.

– Схожу посмотрю, что происходит в городе, – сказала я самым дружелюбным тоном. – Кричать не советую, моя соседка – престарелая мьесса, совершенно глухая. К тому же я запру дверь, а замок крепкий, с наскоку не вынесешь.

Будь капитан целителем, мои внутренности перемололо бы в фарш, таким кровожадным взглядом он меня сжирал. Дожидаться ответа я не стала. На лестничной площадке постояла, выравнивая дыхание. Руки дрожали, противно, мелко. Нужно что-то делать, нужно, нужно, нужно… Хотелось рыдать навзрыд, кого-нибудь проклинать, куда-нибудь бежать, выплеснуть болезненное отчаяние.

Вместо этого я вышла во двор. Стояла удивительная тишина: ни шума моторов, ни музыки, ни голосов, ничего. Амьер словно вымер. Воздух был холодный и чистый, совсем не городской. Спортивная машина капитана одиноко торчала возле подъезда.

– Мьесса Айруж!

С балкона мне махала рукой мьесса Флери. Одежда почтенной вдовы находилась в полнейшем беспорядке, пальто было накинуто прямо на ночную сорочку, волосы торчали во все стороны.

– Счастье, что я вас увидела! Я в панике, ничего не понимаю… По радио передали приказ: сидеть дома, никуда не выходить. Власть в Амьере принадлежит сиа. Это же ведь не розыгрыш, да?

– Да, – подтвердила я. – Мьесса Флери, положение очень серьёзное. Прошу вас, воздержитесь от прогулок и по возможности отговорите остальных жильцов.

– А… – она выразительно оглядела меня.

– Я же наполовину сиа, – ответила я с наигранной беззаботностью.

– Конечно-конечно, – быстро согласилась мьесса Флери.

Таким тоном обычно разговаривают с маленькими детьми или умственно отсталыми людьми. Никто в Амьере не верил, что я полукровка, но целителю, который лечит за полцены, а то и за треть, прощали любую блажь.

– Ах, прошу вас, будьте осторожны! – мьесса Флери потёрла виски. – Как опасно жить на свете! У меня подскочило давление, я едва дышу! Вот увидите, всё закончится сердечным приступом!

Моя домовладелица в свои шестьдесят два года обладала здоровьем, которому могли бы позавидовать тридцатилетние. Поэтому я участливо покивала, простилась и быстро зашагала по направлению к центру города.

Капитан был прав: невозможно бездействовать, зная, что погибнут люди.

Глава 5

Первый пост я встретила на Разночинном бульваре. Мужчина-сиа заметил меня издали и поднял руку в знак приветствия. Я подошла и приложила ладонь к сердцу.

– Доброго солнца, сестра, – удивительно, этот сиа тоже отлично говорил на хитарском.

– Могу я пройти?

– Можешь, – ответил он после некоторого колебания. – Но ты ничего не изменишь.

– Наверное. Только я никогда не прощу себя, если не попытаюсь.

Сиа сделал странный жест – словно гладил что-то вокруг моей головы.

– Понимаю, сестра. Намерения важнее результата. Иди.

Идти по пустому городу было жутковато. Напуганные люди послушно сидели по домам. Лишь раз я увидела, как сиа усмиряют недовольных, не прибегая к оружию или угрозам. На Ключевой улице из подъезда вывалился мьесс в подштанниках и сильном подпитии, который потрясал пистолетом и истошно орал, что он – бригадир в отставке и не потерпит приказов от каких-то ряженых обезьян. Ближайший пост сиа был в конце улицы, в пятистах метрах, если не больше. Но глаза сквернословящего буяна вдруг остекленели и уставились в одну точку, тело обмякло. Рука с пистолетом безвольно опустилась, отставной бригадир превратился в подобие ватной куклы, медленно развернулся и побрёл домой. В этот момент я до конца осознала, что люди больше не хозяева положения, в Амьере так точно. Чем бы ни закончился переворот, с грозной силой сиа теперь придётся считаться.

Напротив жандармерии я замедлила шаг. Улица, на которой располагалось солидное трёхэтажное здание, выглядела мирной и безлюдной. Никто не готовил сопротивление, не собирал отряды. И к лучшему: не будет бессмысленных жертв. Жандармское управление в Амьере старательно держало нейтралитет в конфликтах между людьми и сиа. Когда месяц назад из столицы прибыли военные, они с радостью уступили им власть. Военные же сразу показали, на чьей они стороне. Тот же капитан Верне даже не расследовал случаи жестокого обращения с сиа. «Мне ещё со скотиной разбираться недоставало!» – заявил он в ответ на жалобу о том, что проданные людям сиа заболевают и умирают через неделю-две.

У входа в жандармерию меня перехватила Ле-Ула. Без грубых полос ткани, скрывавших лицо и фигуру, она оказалась удивительной красавицей – рослая, словно человек, но сохранившая пластичность и грацию сиа.

– Ты не должна мешать, сестра. Вспомни, сколько мы вытерпели. Представь, что нас ожидало.

– Да, – ответила я.

– Это взрослые мужчины. Не женщины, не дети.

– Да.

– Подумай, сколько жизней будет спасено в итоге.

– Да, – в третий раз повторила я.

Ула вздохнула – совсем по-человечески:

– Люди безнаказанно творили такое, что порка кнутом по сравнению – ласка. Мы же не собираемся пытать и мучить.

– Просто убьёте, – закончила я. – Скажи, пожалуйста, вчера ты едва подбирала слова, а сегодня свободно говоришь на хитарском. Знание языка тоже дал Сиале?

– Сиале велик и могуществен, – Ле-Ула приложила ладони к вискам и развела руки. – Он может взять умение одного и передать всем, сделать общей память, наградить уникальным даром.

– Как целительство?

– И это тоже, – она внимательно посмотрела на меня. – Но почему ты спрашиваешь? Разве ты не чувствуешь изменений?

– Видимо, во мне слишком мало крови сиа, – грустно улыбнулась я.