– Надо, как в детстве, поцеловать, чтобы не болело, – шепчет в ответ.

Я сглатываю. Внезапно ловлю себя на мысли, что мне очень хочется поцеловать. Но почему-то же Лиля говорила мне сторониться Марка. Она бы плохого не посоветовала.

В голову закрадывается предательская мысль, что, может, моя соседка сама не против была бы встречаться с Марком, и поэтому так сказала. Но я ее отметаю. Лиля хорошая и вряд ли стала бы манипулировать мной.

Я уже облизываю губы. Мои ресницы трепещут.

Чувствую его горячее, сбивчивое дыхание.

А потом внезапно дверь в комнату распахивается, и в нее влетает Лиля.

– Аська, представляешь, кто-то… Ой.

Я резко отстраняюсь от Марка и начинаю суетиться с ватными дисками, антисептиком и аптечкой. На пол выпадают пластыри, которые я собираю дрожащими руками, пока пытаюсь перестать краснеть так, что страшно поднять голову. Завеса из волос скрывает мой позор, но допроса мне точно не избежать.

– Я не знала, что у нас гости. Простите, если помешала.

– Ничего ты не помешала. Пф, – фыркаю. – Просто… Ну… Я обрабатывала Марку раны.

– О, понятно. Так это ты этих… в сквере…

– Никому ни слова, – говорит Келлер.

– Я могила, ты же знаешь.

Мечусь взглядом в Лилю, которая стягивает свою куртку и вешает в шкаф.

“Ты же знаешь”? Что это значит? Они знакомы ближе, чем я думала?

– А вы… знакомы? – задаю вопрос.

– Да так, пересекались пару раз, – отзывается Марк.

Я поднимаю голову и перевожу взгляд с него на Лилю, которая хватает свою пижаму, полотенце и торопится на выход.

– Я в душ.

Как только за ней закрывается дверь, я впиваюсь взглядом в Келлера.

– Ты спал с ней, да?

– С кем? С твоей соседкой? Нет, – усмехается. – Она симпатичная девчонка, но не в моем вкусе.

– А кто-то из твоих друзей?

– Ась, никто с ней не спал.

– Откуда тогда ты знаешь, что она не выдаст?

– Да мелочи. В прошлом году мы забрались в общагу на вечеруху. Все тогда немного перебрали, чувак выпал из окна. Полиция, скорая, все дела. Опрашивали всех, понятное дело. Но мы с друзьями успели свалить. Лиля нас не выдала, вот и все.

– Ужас какой. Тот парень жив?

– Жив, конечно. Он выпал с третьего этажа, только ногу сломал. Точнее, даже не выпал, выпрыгнул, чтобы показать, что он крутой паркурщик. Пацаны не успели его остановить, слишком быстро все произошло. С тех пор чувак не пьет, – хмыкает Марк.

Его объяснений мне оказывается достаточно.

Убираю аптечку в комод, выбрасываю ватные диски.

– Ась, есть чего пожрать? – спрашивает Марк.

– Боюсь, что нет. Мы после пар доели макароны. А, подожди! У меня есть китайская лапша быстрого приготовления. Хочешь? Я же тебе все равно должна за покупки в магазине.

– Ничего ты мне не должна. А лапшу давай, сто лет ее не ел.

Пока закипает чайник, я, спрятавшись за шкафом, переодеваюсь в спортивный костюм и смываю макияж. Завариваю Марку лапшу и зову его за стол.

– Я грязный. Не буду. Тут поем.

– На полу? Марк, да ладно тебе. Садись. Я вот подстелю подушечку, потом постираю наволочку.

– А на подоконник можно? – кивает на наше большое окно с низким подоконником, которое мы превратили в место для чтения, завалив его подушками.

– Конечно, – киваю.

Марк уходит помыть руки и умыться, после чего возвращается, перемещает все подушки на одну сторону и садится на голую древесину. Я подаю ему большую пиалу с макаронами, в которые нарезаю еще и две сосиски. Он приступает к еде, а я завариваю нам чай и тоже приношу к окну. Обняв чашку руками, устраиваюсь на подушках напротив.

– М-м-м, это офигенно вкусно. Ты, может, тоже хочешь? – протягивает в мою сторону пиалу.

– Нет, – качаю головой. – Я в такое время не ем.

– А к чаю ничего нет?

– К сожалению, – вздыхаю.

– Погоди, не пей.

Марк отставляет пиалу на подоконник, а сам быстро что-то клацает в телефоне. Потом снова прячет его в карман и продолжает есть.

– Любишь торты? – спрашивает.

– Кто же их не любит? – улыбаюсь.

– Ну и хорошо. Расскажи о себе.

Глава 10

Марк

– А что рассказывать? – задумывается Ася и проезжает зубами по пухлой нижней губке.

Какая же хорошенькая, аж низ живота сводит.

Не знаю, что меня так торкает в ней. Наверное, то, что она настоящая. Такие сейчас редко попадаются. А еще она забавная. Не знает толком, кто я такой. Наверное, и моя универская слава до нее еще не долетела, если она до сих пор со мной общается.

А танцует как… Как медведь. Неуклюже размахивает руками и странно перетаптывается на месте. Зато когда я веду, ее тело как будто становится пластичнее и начинает двигаться вместе с моим как единое целое.

– Я родилась в небольшом городе. Там у нас нет университетов. Отучилась в обычной школе. Готовилась поступать в другой ВУЗ, но в последних классах объявили о гранте для поступления сюда, и я решила пробовать. Все равно заканчивала с отличием. Последние три года в школе, казалось, я училась почти круглосуточно. А когда не училась и не спала, то рисовала.

– Ты серьезно, да, заезжаешь по художке?

– Я люблю рисовать, – коротко пожимает она плечом. – Мечтаю выставлять свои работы в галерее.

– Тогда почему не пошла учиться в художку?

– Художники мало зарабатывают. Только если раскрученные. Но на раскрутку тоже нужны деньги, а у меня… нет таких возможностей.

– Поэтому ты выбрала прозаичную профессию экономиста.

– В любую профессию можно привнести творчество, если очень захотеть.

Телефон пиликает, и я проверяю сообщения.

– Сейчас вернусь, – произношу и, поставив на подоконник пиалу, сваливаю вниз. Забираю нашу доставку и возвращаюсь в комнату Аси. Ставлю перед ней пакет.

– Что это?

– Всякие вкусняхи. Смотри, – киваю, и Ася ныряет носом в пакет.

– Оу, – выдыхает, доставая один за другим контейнеры с едой, а потом и целый торт. – “Иней”! – восклицает Ася, улыбаясь.

И я улыбаюсь. Как дебил, блядь. Как будто мне ЧСВ погладили голыми руками. Ну реально. Радуюсь, как идиот, тому, что притащил девчонке еду. Это потому что она заряжает меня своими эмоциями.

– Ась, это просто еда.

– Знаешь, я бы сказала, что не стоило, но тут “Иней”, который я очень люблю.

– А “Эстерхази” любишь?

– А что это?

– Торт такой. Мой любимый.

– Никогда не пробовала, – качает она головой.

Раскладывает кусочки торта по тарелочкам и опять несет к подоконнику. Кладет первую вилку в рот и, довольно зажмурившись, тихо стонет.

Стонет, твою мать!

Негромко, хрипло. Так, что у меня сводит ствол.

Сглатываю и выпиваю остатки юшки после макарон, чуть не давясь этой жижей.

В комнату возвращается Лиля. Забрав свой кусочек торта, быстро съедает его, благодарит и, прихватив свои подушку с одеялом, уходит ночевать куда-то к подруге. Лиля знает, как себя вести. Не первый год в общаге. Понимает, что нас надо оставить наедине.

– Давай приглушим свет, – предлагаю я.

– Зачем это? – настораживается Ася.

– Тогда будет лучше видно, как идет дождь.

– О, я даже не обратила внимания на то, что он начался, – говорит Ася. Выключает верхний свет, включает настольную лампу и возвращается на подоконник. – Представляешь, как тут станет уютно, когда будет лететь желтая листва или падать снег? – со вздохом произносит она, продолжая уплетать торт. – Красиво будет.

– Да, красиво, – произношу, глядя на то, как она скользит вилкой между губ.

Ох, не вилку я там хочу видеть. Ох, не вилку.

Ася замирает и упирается в меня взглядом.

– Что? Я испачкалась?

И она облизывает губы, а мои аж зудят, так я хочу поцеловать ее.

– Нет, – качаю головой.

– Тогда почему ты так на меня смотришь?

– Жду, чтобы ты продолжила рассказ о себе. Чем занимаются родители? Есть братья или сестры?

– Есть младший брат, ему одиннадцать. Папа инженер на заводе, а мама медсестра. Еще есть бабушка в селе. На зиму родители хотят забрать ее к себе. Моя комната освободилась, так что поселят ее там.

– А ты не собираешься ездить домой?

– Я поеду только на новогодние праздники.

– Почему так?

– Ну… просто, – отвечает пространно, а мне становится интересно выведать причину.

Дальше мы болтаем обо всем на свете. В основном я задаю вопросы, а Ася отвечает. Чай давно выпит, пустая посуда сгружена на пол возле подоконника, а мы так и сидим напротив друг друга, общаясь о всякой фигне. Не только о фигне, конечно. Этой ночью я узнаю многое об Асе.

Ее любимые цветы ромашки. Любимый торт “Иней”. Любимая музыка – лаунж, под которую она любит рисовать. Но сейчас рисует в тишине, потому что наушники сломались. Еще она мечтает научиться кататься на роликах, выставить свою картину в галерее и пойти на настоящий симфонический концерт.

Она такая какая-то неземная и воздушная, но в то же время приземленная и практичная. Не из тех богемных девушек, который рассуждают о дихотомии добра и зла. А самая вроде обычная, но со своей изюминкой.

Когда Ася начинает все чаще зевать, достаю телефон и смотрю на часы. Почти пять утра.

– Я поеду, – произношу, хотя пиздец, как не хочется уходить.

И я даже задумываюсь о том, чтобы напроситься остаться. Но знаю, что утром какая-нибудь сука обязательно увидит меня и понесет по универу новость, что Келлер ночевал у Аси. Мне похер, а вот ей такая слава ни к чему. Я же знаю, чем потом это заканчивается. Проходили уже. И если раньше мне было похрен, что будет дальше с девчонкой, то Асю под пули почему-то подставлять не хочется.

Что-то неприятное скручивает внутри.

С каких это пор я стал париться о репутации девушки и том, что она подумает?

Чувствую, как нарастает тревожность.

Мне не нравится, что я теряю контроль. То, что начинаю переживать о ком-то больше, чем о себе самом.

Чувство настолько некомфортное, что заставляет кровь неприятно бурлить в венах.

Встаю с подоконника.

– Спасибо, Ась.

– Ты уже… уходишь? – спрашивает она с сожалением в голосе.

Блядь, как же хочется прижать ее к себе и целовать до онемения губ.

Вот! Это тоже херня какая-то. Никогда не любил поцелуи. Восемьдесят процентов девчонок, с которыми спал, так и не узнали, как я целуюсь. Я всегда предпочитаю чувствовать их губы на своем стволе, а не на моих губах.

Сжимаю челюсти и киваю.

– Пора, – выдаю коротко и, развернувшись, сваливаю.

Ага, молча.

Мне же похер.

Глава 11

Суббота в общежитии поражает тишиной.

Я лежу в кровати и слушаю, как барабанит дождь за окном. Время полдень, а мне совсем не хочется вставать. Я легла в начале седьмого. После внезапного ухода Марка приняла душ и улеглась, но не смогла сразу уснуть.

Я все пыталась понять, по какой причине так резко изменилось настроение Келлера. Сначала он был крайне дружелюбным. Расспрашивал обо мне, болтал со мной о всяких глупостях. А потом вдруг бац – и его взгляд мгновенно холодеет. Как будто покрывается ледяной корочкой. И вот уже Марк смотрит на меня совсем другим взглядом. Он обжигает льдом, заставляя ежиться.

“Пора” – последнее брошенное им слово.

Не “пока”, не “увидимся”, не “перезвоню”.

Нет. Пора…

Не помню, как уснула. А сейчас, проснувшись, пялюсь в потолок, кутаясь в свое одеяло.

Перед глазами голубые льдины. Ночью они мне улыбались, а потом вдруг перестали. И меня мучит желание узнать причину, но как бы я ни перебирала в голове наш диалог, не могу понять, и все тут.

Ближе к двум часам дня, еще раз вздремнув, я наконец встаю и, приведя себя в порядок, сажусь на подоконник есть торт с чаем. В этот же момент в комнату бледной тенью заплывает моя соседка. Бросает одеяло с подушкой на свою кровать и падает напротив меня.